– Откуда же мне знать, знаю я его или нет? – придя в себя, плаксивым голосом отвечала дама в голубом. – Я ведь даже лица его не разглядела, я чуть сознание не потеряла, когда увидела этот нож и эту кровь у него на груди.

Загорский попросил ее взглянуть на покойного, но та отказалась наотрез.

– Хорошо, – кивнул коллежский советник, – в таком случае я расскажу вам, как он выглядит, а вы постарайтесь вспомнить, знаком ли вам этот человек.

Нестор Васильевич, обладавший почти фотографической памятью, буквально срисовал лицо покойного за те несколько секунд, что смотрел на него и теперь чрезвычайно подробно описал его внешность, не упустив даже маленькой родинки на левой щеке. После чего дама в голубом уверенно отвечала, что раньше этого господина она не видела.

Загорский хотел спросить что-то еще, но тут кто-то забарабанил по его плечу пальцами. Удивленный такой фамильярностью коллежский советник обернулся с самым ледяным выражением лица. Однако холодность его на этот раз пропала втуне – за спиной его маячила деловитая физиономия Ганцзалина.

– Господину нужна помощь? – осведомился китаец.

– Пожалуй, – после секундной паузы кивнул Нестор Васильевич. – Пробегись-ка по вагонам и поищи мне черноволосого бородатого брюнета лет тридцати с серыми глазами.

– У брюнетов не бывает серых глаз, – сообщил помощник.

– Бывает, но редко, – отвечал Загорский. – Очень вероятно, что на самом деле он перекрасился. Человек он молодой и вряд ли таким образом закрашивал седину. Хотелось бы знать, чего ради он поменял масть?

– Вы поэтому просите его поискать? – несколько ехидно осведомился Ганцзалин.

– Нет, не поэтому. А потому, что он, сидя в вагоне-ресторане, наблюдал за Верещагиным, – сурово отвечал Нестор Васильевич.

Китаец понятливо кивнул. Господин думает, что сероглазый брюнет – и есть убийца?

Господин, однако, отвечал, что сероглазый не может быть убийцей. Судя по некоторым признакам, молодого человека убили минут за десять до того, как его обнаружила дама в голубом. А сероглазый больше получаса сидел с ними в вагоне-ресторане. Он явно следил за Верещагиным и хорошо бы понять, почему.

– Кстати, а где Верещагин?

Загорский оглянулся по сторонам: толпа, загромождавшая коридор, уже схлынула, но его нового знакомца нигде не было видно.

– Новое дело – сбежавший художник, – процедил Нестор Васильевич. – Ладно, изобразительным искусством я займусь сам, а ты – за сероглазым бородачом.

И они разошлись в разные стороны. Впрочем, долго искать живописца не пришлось, он задумчиво курил в ближайшем тамбуре.

– Итак, покойник был вам знаком, – сказал коллежский советник без всяких предисловий, и интонация его была самая утвердительная.

Верещагин хмуро кивнул и неприязненно покосился на какого-то молодого хлыща в желтом жилете поверх белой сорочки, который нахально протискивался мимо них, переходя из одного вагона в другой.

– Здесь слишком оживленно, – задумчиво заметил Нестор Васильевич, посмотрев вслед хлыщу. – Предлагаю продолжить разговор в моем купе, там мы сможем поговорить без свидетелей.

Так они и сделали. Ганцзалин еще рыскал по поезду в поисках загадочного сероглазого бородача, так что они оказались в купе совершенно одни. С минуту, наверное, дипломат и художник молчали. Коллежский советник смотрел на Верещагина, тот глядел в окно, на мягко катившиеся мимо Скалистые горы, при одном взгляде на которые становилось зябко. Верещагин, прежде бодрый и энергичный, сидел, как-то странно задумавшись.

– Итак? – произнес Нестор Васильевич, решив, очевидно, что пауза затянулась.

– Скажите мне откровенно, господин Загорский, вы шпион? – художник смотрел коллежскому советнику прямо в лицо.

Тот даже крякнул – настолько неожиданным оказался вопрос. Однако что-то отвечать было, безусловно, необходимо.

– Я – дипломат, – терпеливо и раздельно, как будто говорил с ребенком, сказал Нестор Васильевич.

– И все?

– Все, – после небольшой паузы отвечал Загорский.

Верещагин вздохнул. В таком случае, он едва ли может быть откровенен с господином Загорским. Загорский холодно улыбнулся. Как прикажете это понимать? С русским дипломатом он не может быть откровенен, а с русским разведчиком – да? С какой стати вообще господин Верещагин решил, что он, Загорский, может быть шпионом?

– В вагоне-ресторане вы наблюдали за мной, а я наблюдал за вами, – отвечал живописец. – У меня наметанный глаз художника, я вижу то, чего не видят обычные люди.

– И вы разглядели во мне шпиона? – Загорский пожал плечами.

– Если быть совсем точным – разведчика, – отвечал Верещагин. – И вы подтвердили мои подозрения, когда увязались за мной.

– Василий Васильевич, я же говорил, мне показался подозрительным один человек, который следил за вами…

Внезапно Загорский осекся. Теперь уже Верещагин позволил себе улыбнуться, хотя и несколько невесело.