– С удовольствием, – Николай хитро прищурился. – А что ты всё же расследуешь? Что этот упырь такого сделал?

– Пока точно не знаю, – покачал головой Пузырев. – Но есть у нас подозрения, что в этом доме что-то случилось, а хозяева это скрывают.

Не спеша двое мужчин подошли к коричневому забору всё из того же профнастила. Солнце ярко освещало фасад двухэтажного дома за забором, нагревая его желтоватые стены; все окна были закрыты и изнутри занавешены тюлем.

– Ты хочешь туда зайти? – Николай пристально посмотрел на псевдоопера.

– Это было бы неплохо, – кивнул Андрей, – но я подозреваю, что там сейчас только мать Серова. Я не предупреждал о своем возможном визите, старушка может испугаться и не открыть дверь незнакомцу.

– Но удостоверение-то у тебя с собой? – мужичок хитро глянул на Андрея.

Пузырев полез в карман, достал документ, открыл его и показал Николаю.

– Люди моего возраста и старше всё еще довольно почтительно относятся к людям при исполнении, – усмехнулся мужчина, – так сказать, пережиток советского воспитания. Легенда-то у тебя есть? Зачем ты собираешься нарушить мирный покой пожилой женщины?

– Легенду Вы уже слышали, когда хотели напугать меня при знакомстве, – улыбнулся Пузырев. – Вы так тихо там подошли, наверное, имеете большой опыт в этом деле.

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой… – продекламировал распевно Николай. – Ну а если ты ищешь якобы орудующего где-то тут медвежатника, я, пожалуй, смогу тебе подыграть. Жми на кнопку.

Пузырев надавил на небольшую кнопку звонка, прикрепленную к забору. Прозвенел ли в доме звонок, было не слышно. Никто не торопился его впускать. Но вот скрипнула дверь дома, послышались тихие шаги, зашуршал гравий во дворе.

– Кто там? – раздался совсем нестарый голос.

Андрей вопросительно посмотрел на Николая.

– Тамара Федосеевна, это сосед ваш, Николай Степанович, – сказал мужчина, сначала слегка прокашлявшись. – Со мной тут рядом оперуполномоченный… Пузырев. В нашем поселке орудует банда преступников, сейфы у людей вскрывают. Вот, товарищ уполномоченный ходит по домам, проводит беседы с жителями, осматривает помещения, проверяет, всё ли в порядке. Может он войти?

– Геночки сейчас дома нет, – ответила женщина за забором. – Может, вечером?

– Тамара Федосеевна, – вступил в разговор Пузырев. – А могу я просто осмотреть дом, проверить, насколько в нем безопасно, не залезут ли воры?

Молчание за воротами несколько затянулось.

– Хорошо, входите через калитку, – наконец старушка решилась впустить гостей. – Только посильнее дергайте за ручку, у нас дверь немного клинит.

Во двор дома хирурга Андрей вошел один, Николай Степанович отрицательно покачал головой и остался на дороге. Мать хирурга производила двоякое впечатление. Седая прядь волос, торчащая из-под цветастого платка, одежда середины 20 века, хотя чистая и глаженная, но очень уж древняя по фасону, но в то же время острый, пытливый взгляд серых, близко посаженных глаз и почти полное отсутствие морщин на довольно моложавом лице. Старушку даже можно было назвать симпатичной: она была высокой, худощавой, пусть и немного сгорбленной годами, и держалась она с достоинством.

– Пожалуйста, входите! – женщина показала рукой на дверь дома. – Я не особо понимаю, чем мы можем заинтересовать разбойников, живем мы не очень богато. Но я могу показать вам комнаты, если вам это так нужно.

– Я надолго Вас не задержу, – Андрей неожиданно для себя вежливо поклонился старой женщине. – Так, формальности.

– Наверху у нас три спальни: моя, Геночки и Юлии, внизу кухня, санузел и гостиная, – сообщила женщина, когда ввела лжеопера в дом. – Что Вас больше интересует?

– Мне достаточно будет осмотреть первый этаж, – улыбнулся Андрей, отмечая про себя не совсем обычную деталь, что у хирурга и его жены спальни были раздельными. – Грабители обычно проникают в дом именно через окна первого этажа… или через дверь.

Тамара Федосеевна открыла ведущую налево двустворчатую дверь явно из настоящего дерева, и Пузыреву показалось, что он оказался в богатом кабинете коллекционера древностей. Здесь даже запах был каким-то таинственным, что-то напоминающим, но что именно, Андрей не мог вспомнить. В гостиную, куда его проводила женщина, свет проникал лишь через узкую щель в тяжелых гардинах, и после царившей на улице жары ему показалось, будто он попал в прохладную ванну.

Создавалось впечатление, что вот уже полвека в доме ничего не менялось, не двигалось с места, мягкие кресла, круглые столики, пианино и фарфор всегда стояли тут на тех же местах. В том числе и разнообразные картины на стенах, скорее всего, копии каких-то древних мастеров. Над камином располагался большой нарисованный портрет какого-то господина в одежде 19 века, рамка портрета отсвечивала золотом.

– Надеюсь, это не подлинники, – Андрей указал на стены гостиной.

– Нет, что Вы, – улыбнулась старушка очень милой, даже какой-то аристократичной, улыбкой. – У нас никогда не было много денег. А эти картины достались мне в наследство от мужа, он любил собирать всякий хлам. Впрочем, портрет над камином принадлежит мне, на нем изображен мой прадед, до революции он служил в Екатерининском дворце.