— Мама! Нет! Я не хочу обратно рождаться! Не-е-ет! Не пихайте меня! Только не это-о-о-о!

Луций отшатывается, потрясённый происходящим. Телепат захлёбывается хрипом и, сделав последний отчаянный вдох, с глухим стуком валится на землю. Луций, в ужасе вскинув руку к лицу, бормочет:

— Мошонка Аполлона! Что за х….

Прежде чем он успевает закончить фразу, «понтифик» разрывает антимагические наручники как хрупкие браслеты из фольги. Лицо понтифика меняется — с каждым мгновением оно становится моложе, а голос приобретает нотки уверенности и силы, от которых у Луция пробегает холодок по спине.

— Ну что, Луций, — с лёгкой усмешкой произносит он, — кажется, наша дуэль всё же состоится.

Луций застывает, не в силах оторвать взгляд от своего неожиданного противника. Перед ним, вместо связанного понтифика, стоит сам граф Данила Вещий-Филинов, с нескрываемым удовольствием наблюдающий за эффектом своего внезапного появления.

Русский телепат с хищной усмешкой бросает:

— Пожалуй, начнем, префект. А теперь — потанцуем! Бу-га-га-га!

В старом мире у меня было золотое правило: видишь мутанта — бей или беги. Всё просто: если мутант крупный, хватаешь ноги в руки; если поменьше — пускаешь в ход кулаки. Разбираться в правильности действий можно и потом. А иначе тебе могут оттяпать перепончатые пальцы.

Это я сейчас к чему? Да потому что Луций раздувается и вздувается, как один из тех мутантов из апокалиптической пустоши. Гребаные геноманты, всё как под копирку. И тут же у меня срабатывает старый инстинкт опытного выживальщика. Псионические удары обрушиваются на префекта волной, скручивают, заставляют поморщиться и пошатнуться, но он упирается, сжимает зубы. В глазах плещется ярость и ненависть.

— Сам пляши, русский щенок! — прорывается из его горла.

Его лицо перекосилось, искаженное гримасой, а рука взмывает вперед, из пальцев вырывается биомолния. Она извивается, как змея, шипит и трещит. Но, словно контуженная, вдруг сбивается и… шандарахает прямо в самого Луция.

Раздается жуткий треск. Он корчится, подкошенный собственной атакой, и с отчаянием в голосе орет, ошарашенный:

— Что за чертовщина?! Почему это произошло?! Как?!

Я ухмыляюсь, не сдерживая смех. Всё до смешного просто: я шарахнул по его сознанию так, что его координация полетела к чертям. И теперь все его движения и атаки — разряды и потоки энергии — становятся хаотичными, неконтролируемыми.

Луций яростно пытается исправить положение, его руки снова мелькают в воздухе, испуская биомолнии, но теперь они летят куда попало. Разряды энергии врезаются в стены шатра, расползаются по тканевым покрытиям, и вскоре они начинают тлеть и вспыхивать. И вот уже весь шатер объят пламенем — огонь разрастается, пожирая всё вокруг. Мы оказываемся в самом центре этого раскаленного хаоса, посреди самого настоящего начинающегося ада.

Я снова шарахаю Луция псионикой, и пока он дезориентирован, подскакиваю сзади, вонзая демонические когти. Он реагирует мгновенно: тело вздувается, разрастается, и, как положено геноманту, превращается в жуткий мясной пузырь, который тут же начинает смыкаться вокруг меня. Плоть пульсирует, словно дышит, захлопываясь и пытаясь поглотить меня. Изнутри пузыря он хлещет биомолниями, явно надеясь поджарить меня в собственном соку. Но не на того напал! Я с хрустом прорезаю его мясные стены когтями и насылаю огонь, молнии, Тьму, ветер — этого добра у меня хватает.

Я вырываюсь наружу. Луций корчится на полу, его распухшая морда покрывается обугленной коркой, но он всё ещё цепляется за жизнь, как жуткий кусок мяса, который упрямо не хочет дожариваться.

В горящий шатёр врываются двое стражников. Их лица искажены ужасом от увиденного, но это их не останавливает. Ошибочка. Они бросаются на меня — но получают по пси-клинку в глаза. Раз — и готово. Пусть они и Воины, но у геномантов есть слабое место: уязвимость к телепатии. Доспехов ведь у них нет.

— Тебе меня не убить…ссопляк…. — шипит Луций из последних сил.

— Убить? — удивлюсь. — Зачем, сеньор? У меня нет такой цели. Префект Луций, конечно же, будет жить.

Префект явно не понял иронии. Но сейчас объясню на деле. Я сразу склоняюсь над ним, активирую легионера Хому и начинаю вытягивать его личину, медленно поглощая остатки сознания. Готово.

Шатёр ревёт в огне, языки пламени лезут по стенам, затягивая всё вокруг в бушующий жар. Снаружи слышен грохот оружия, гул голосов и, конечно, шаги — слаженные, тяжелые. Гвардейские когорты. Отлично, подоспели.

Я выбрасываюсь наружу, как будто в водоворот огня. На миг теряю ориентир, но тут же попадаю прямо в ловушку из окруживших меня эквитов. Лица напряженные, суровые, стихийные доспехи блестят в свете пламени, а взгляды колючие, будто ждут от меня чего-то этакого. Они собираются в плотное кольцо, не спуская с меня глаз. Выжидают, что я скажу, что сделаю.

И вот, наконец, один из них, видимо самый главный, вскидывает руки и с пафосом восклицает:

— О, монсеньор, слава Богу, вы живы! Но что, ради всего святого, произошло в шатре?!