Она ступила на землю, чувствуя, как сердце её готово выпрыгнуть из груди. Ей было страшно до тошноты. Всё-таки ей пришлось взглянуть на Сойку.

– Вот и малышка Юкия. Наконец-то! – воскликнула госпожа.

Голос её был игривым и весёлым, таким, какой и впрямь подходил красивой, но чересчур смелой женщине. Сойку нравилось дурачить людей, хотя, как правило, её игры не длились долго.

Юкия взглянула на гостя и замерла.

Это и впрямь был обычный человек. Она не успела рассмотреть его тогда, когда юноша заглядывал в её окно, но сейчас это было и не важно. Не важны были и правильные черты, которые, должно быть, могли показаться привлекательными.

Над левой бровью его было нечто, что девушка не могла толком описать. Это был тонкий, едва заметный шрам. Он делал от природы ровный изгиб брови ломаным, но не это бросалось в глаза. Шрам источал сияние. Ярко-голубое, мерцающее, медленно переходящее то в лазурь, то в золото, то в оттенок лепестков розовых пионов. Живое, подвижное, совершенно необъяснимое. Она была уверена: именно эта метка, источавшая силу, привлекла внимание Сойку. Юкия никогда не видела ничего подобного.

Гость, заметив столь пристальное внимание, смутился и пригладил чёлку, скрывавшую и шрам, и свет, который он источал.

Юкия села на своё место молча. Она с досадой думала, что не стоило так явно показывать своё удивление. Ведь юноша мог и не знать о волшебной метке на собственном лбу. Ещё хуже было бы, если бы он знал, если бы он понял, что Юкия обладает способностью видеть незримое. Девушка не могла сказать наверняка, что сделала бы Сойку, если тот догадался.

Ей нужно было просто перетерпеть. Лучше вообще ничего не говорить, даже не поднимать лишний раз взгляд. Она держала в руках чашку, погружённая в собственную тревогу. Ей очень хотелось вернуться в ненавистную комнату.

Они говорили о чём-то малозначимом. О поэтах, имён которых Юкия не знала, о книге, название которой показалось ей смутно знакомым, но не более. Девушка следила за Сойку из-под опущенных ресниц, стараясь делать это как можно незаметнее, и вздрогнула, когда жгучий, полный раздражения взгляд чудовища встретился с её собственным.

К счастью, Катаси (так звали гостя) достал веер, который, судя по всему, расписал для Сойку. Юкия вздохнула с облегчением, ведь внимание Сойку вновь было обращено не на неё. Однако, когда веер раскрылся, Юкия не смогла сдержать удивлённого возгласа: бабочки на рисунке двигались.

Их крылья едва заметно трепетали, а когда Катаси взмахнул веером, Юкии показалось, что нарисованные создания и вовсе взлетели. Однако это было не так: они всё так же оставались всего лишь картинкой. Это не было похоже на иллюзию, они были слишком живыми!

Теперь Юкия пыталась взглянуть на другие работы художника. Сойку перебирала эскизы быстро и без должного внимания. Что-то подсказывало Юкии, что госпожа не видела ни движения бабочек, ни чего-то необычного в прочих картинках на бумажных листках.

Юкия удивилась всерьёз, когда Сойку сообщила, что якобы Катаси должен расписать ширму для её комнаты. В конце концов, в её комнатушку просто невозможно было бы поставить ширму. Однако девушка подыграла.

Она просматривала эскизы тщательно, но не находила следов жизни ни на одном из них. Все они были неподвижными и плоскими, не похожими на дивных алых бабочек и нежное весеннее цветение, которые украшали веер. Каждый из эскизов был совершенно безжизненным. Кроме одного.

В переплетении сосны, бамбука и сливы была необъяснимая гармония. Юкия с трудом могла понять, где начинается одно растение и заканчивается другое. Кое-где алой краской были отмечены яркие лепестки цветения, ветки были будто бы немного припорошены снегом. К тому же, если присмотреться, Юкия смогла различить колебание листьев, лёгкое движение ветвей сосны, едва заметный трепет цветов сливы. Будто бы их тронуло едва ощутимое дуновение ветра…

– Да что же ты там так долго разглядываешь?

Сойку выхватила из её рук рисунок прежде, чем Юкия смогла хоть как-то отреагировать на её вопрос. Госпожа взглянула на рисунок и усмехнулась.

– Три друга зимы, символизируют стойкость, – произнесла Сойку. – Чем же они лучше прочих?

Девушка поняла: Сойку и впрямь не видит в нём ничего особенного. Может быть, именно это открытие подарило ей достаточно смелости, чтобы ответить.

– В этом рисунке много жизни, – произнесла Юкия тихо, но уверенно.

Кажется, ответ поразил их обоих. Юкия же осознала: то, что она сказала о рисунке, – чистая правда. Это необычное движение было не чем иным, как дыханием жизни, вложенным в плоское изображение создателем.

Кем бы ни был этот Катаси, он точно далеко не простой человек! Девушка вспомнила, как в детстве наставник говорил о силе, которую мастер мог вложить в свои творения. Неужели это была именно она?

– Будь по-твоему! – сказала Сойку.

Она хлопнула в ладоши, будто бы выражая радость от принятого решения, и едва слышно добавила: