– Да как, Гена? Это же не грипп, который через неделю пройдёт. Это же навсегда…

И заплакала.

Геннадий выдохнул, словно перед погружением в воду воздух выпустил, и ещё раз, показалось, сам себе произнёс:

– Ничего, любимая, справимся…

А уже следующим утром, повернувшись к ещё спящей жене, он долго и пристально всматривался в её ставшие такими родными черточки лица, изучал каждую морщиночку, впитывал её запах и дыхание. И чему-то улыбался.

Светка на себе взгляд почувствовала, проснулась, счастливое лицо мужа увидела, спрашивает:

– Ты чего?

Генка её к себе прижал:

– Люблю я тебя, сил нет, – затем отстранился. – Знаешь, я чего подумал?

И, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Всю ночь не спал, взвешивал – сможем ли мы чужого человека в свою жизнь пустить, получится ли? Но ведь рано или поздно посторонний человек своим что ли становится. Если его любить, конечно. Вот прямо как у нас с тобой, да?

Света в глаза мужа посмотрела:

– Гена, ты о чём?

– О ребёнке, о чём же ещё! И о тебе тоже. В общем, давай сегодня же в детдом поедем, посмотрим – что там и как…

Светлана договорить мужу не дала, его лицо в свои руки взяла, губами прижалась, слёзы почему-то полились.

– Любимый мой, как же мне повезло, что ты у меня есть…

Почти всю дорогу до детского дома в автобусе Светлана, глядя на мелькающую за окном светло-зелёную весну, о чём-то думала. Генка решил, что жена взвешивает пока ещё новую для себя мысль, сомневается.

– Светик, ты не переживай, мы обязательно справимся…– но, увидев её глаза, вдруг осёкся. – Что-то не так?

Супруга, прежде чем ответить, вздохнула:

– Ген, ты мне ведь никогда не говорил – почему с предыдущей женой расстались. Общались ли потом?

Он даже вздрогнул от неожиданности. Поэтому ответ получился резче, чем хотел:

– С Ольгой-то? Нет, не общались. И не собираюсь, – затем, посмотрев на редких утренних пассажиров, тон немного убавил. – Понимаешь, она в то время ещё совсем молодой была, нагуляться не успела, замуж выскочив. Я же тогда первый и, считай, последний раз в Тюмень на вахту съездил. Когда вернулся на два дня раньше положенного, её дома не оказалось. Несмотря на ночь за окном. Под утро вернулась. Пьяная. Где была, спрашиваю. Говорит, с подругами новость отмечала.

– Какую?

– Ну, что беременная…

Светлана в полоборота к мужу повернулась с немым вопросом. Геннадий её взгляд перехватил.

– Да нет, не от меня. Мне ведь потом соседи всё про неё рассказали – я только уехал, как она сразу же приводить домой кого-то стала. Всегда разных. Некоторые ночевать оставались, – затем полтона прибавил. – Да она и не спорила, когда разводились! Сказала только, что завтра же с другим жить начнёт, мол, получше меня мужиков много…

И замолчал, вспомнив тянущее за сердце и тяжкое для души расставание.

Собственно, всё быстро произошло – следующим же утром свои вещички в сумку покидал, из общего ничего не тронул – ни подаренный друзьями на свадьбу чайный сервис, ни даже видеомагнитофон «ВМ-12», к которому с особой бережливостью относился, – и всё, хлопнув дверью комнаты малосемейного общежития, ушел. Как оказалось, насовсем.

Потом, раза три, Ольга приходила к Геннадию, плакала, врала, что ребёночек от него, обратно сойтись просила.

– Только при этом она всегда выпимши была, – Генкины глаза в узкую щёлочку превратились. – Несмотря на то, что беременная. Чхать она на ребёнка хотела!

Жена его по руке погладила легонько, чтобы успокоился.

– Ну, всё, мой хороший, в прошлом уже всё, – затем вдруг спросила: – А почему ты её дитя «ребёнком» называешь? Кто родился-то у неё?

Геннадий плечами пожал:

– Да я и не интересовался никогда. Ольгу-то я потом вообще никогда не видел – она куда-то в райцентр из города уехала, а общих знакомых не осталось. Но кто-то, не помню – кто, говорил, что вроде бы девочка…

Тем временем городские постройки за окном автобуса сменились пригородными пейзажами. Зелени, как и самих деревьев, стало ещё больше, а кое-где в пока ещё невысокой траве проглядывали ярко жёлтые набалдашники одуванчиков. Правда, радости от всей этой весенней акварели не было – в сердце почему-то поселились тревога, ожидание чего-то сложного. И даже страх…

Сам детдом своей архитектурой больше напоминал сельский Дом культуры – по серому от времени фасаду протянулись морщины трещин, стёкла в оконных рамах выглядели треснувшими окулярами, а заросший деревьями и кустарником сад создавал впечатление заброшенного: траву здесь с прошлого года не убирали и молодой зелёной поросли через плесневелый слой пожухлой листвы пробиться было просто невозможно.

Общее же впечатление от первых шагов по территории было таким, словно из весны вдруг пришли в умирающую осень. Генка ещё подумал, что ну никак это не увязывается с задуманными им светлыми перспективами.