— Как давно его ранили?

— Минут десять назад, — ответил какой-то мужчина.

— Это всё Савка виноват! — выкрикнул девичий голосок. — Он специально подкосил Егора.

— Я случайно! — оправдывался виновник. — Он сам под литовку попал!

— Хватит спорить! Потом разбираться будете! — повысила я голос, чтобы они замолчали. — Мне нужен ремень или крепкий пояс! — подняла я голову и посмотрела на крестьян, которые внимательно наблюдали за моими действиями. Несколько мужчин тут же принялись снимать с себя пояса.

— Вот этот подойдёт, — кивнула я на длинный плетёный ремень из кожи, который протянул мне грузного вида косарь. — И несите какое-нибудь одеяло или крепкое полотно, чтобы Егор полностью поместился в него.

Пара девушек тут же сорвались с места к шалашам, которые стояли на берегу озера.

— Что вы задумали, Софья? — оказывается, всё это время граф стоял с другой стороны и не сводил с меня глаз.

— Парня нужно срочно отвезти в больницу, иначе он лишится нижней конечности, — не стала я скрывать возможные последствия, накладывая импровизированный жгут на бедро пострадавшего.

Я не стала говорить о том, что даже не уверена, успеем ли мы довезти Егора живым, чтобы не пугать крестьян. Паникой делу точно не поможешь.

— Хорошо. Едем в госпиталь крепости. Николай Васильевич опытный хирург, — уверенно поддержал меня муж.

Как раз прибежали девушки и принесли несколько лоскутных одеял.

— Константин, мне нужны ваши часы, — подняла я голову, когда закончила накладывать жгут.

Граф без разговоров достал из нагрудного кармана круглые серебряные часы на цепочке, отстегнул и отдал мне. Я открыла крышку и зафиксировала текущее время, нацарапав цифры на бумажке карандашом, который я каким-то чудом закинула в свой саквояж на всякий случай.

— У нас есть полтора часа, чтобы довезти Егора до Омска. Кладите его аккуратно на одеяло и несите в карету, — скомандовала я, обращаясь к крестьянам.

Мужики поняли, что нужно делать. Торопясь, ровно разложили полотно на траве, дружно переложили парня и вшестером понесли, ухватившись за края одеяла, а затем уложили конюха на сиденье кареты, следуя моим указаниям.

— Иван! Едем в город, и как можно быстрее! Не жалей коней! — крикнул граф, садясь верхом на своего Агата.

— А как же Дивное? — опешил кучер.

— Остановишься на минуту у ворот, чтобы Настасья вышла. Она предупредит домочадцев.

Карета тронулась с места, набирая скорость. Дорога как раз шла через Дивное, до него оставалось минут двадцать, но мы добрались быстрее. Иван гнал лошадей, не жалея их, и нам с горничной приходилось придерживать пострадавшего, чтобы он не скатился с узкого сиденья от тряски.

Экипаж остановился возле ворот в усадьбу буквально на несколько секунд, чтобы Настасья смогла выйти из кареты. Я всё же успела заметить удивительные перемены. Дорогу от ворот к дому было не узнать. Вдоль неё тянулись кусты с цветущими пионами, и пышные белые соцветия чередовались с розовыми. Их было так много, что я не могла поверить своим глазам. Три дня назад там виднелись только жидкие кустики, на которых не было даже бутонов.

— Эх, ляпота! — воскликнул кучер, когда Настасья выскочила из кареты. — Прямо как при вашем батюшке, Софья Андриановна!

— Гони, Иван! — напомнила я мужику о том, что нужно торопиться, и закрыла дверцу.

Ворота усадьбы, моя горничная, Аврора с всадником и пышные кусты цветов быстро остались позади. Позже узнаю, каким образом такое чудо выросло за три дня.

Время неумолимо летело, оборачиваясь против Егора. На скорости карету трясло, что тоже не лучшим образом сказывалось на самочувствии пострадавшего. Я периодически проверяла его пульс, который оставался учащённым, но пока держался на одном уровне. Нервно поглядывала на часы мужа, отсчитывая оставшиеся минуты. Выглядывала в окно, проверяя, не виден ли город вдалеке, но, как назло, впереди маячили только луга или редкие березовые рощи. Граф тоже не жалел своего коня, вырвавшись чуть вперёд кареты.

Взглянув на парня в очередной раз, я ахнула. Его лицо стало землисто-серым, а губы посинели. Не довезём! Я присела перед ним, положив пальцы на шею — пульс зашкаливал.

— Егор, миленький держись, — схватила я его холодную руку. — Скоро приедем, слышишь…

Конюх приоткрыл веки, взгляд его был мутный и словно потерявшийся в пространстве. Не уверена, что он видел меня или узнавал. Его глаза опять закрылись.

И тут меня пробило на слёзы от нахлынувших эмоций: на моих руках ещё никто не умирал. Я заплакала, крепко сжимая широкую ладонь конюха. Говорят, у каждого врача есть своё кладбище, но я не готова к первой потере. Не сейчас!

Вдруг моё сердце сжалось, пропуская удар, и я открыла рот, не сумев сделать очередной вдох. В груди словно лопнула скорлупа, освобождая от плена неведомые силы. Сердце наконец-то сделало удар, я вдохнула, набрав полные лёгкие. Ещё один мощный удар, и меня накрыл энергетический взрыв, разливаясь по телу приятным теплом и странной эйфорией. Лёгкое серебристое свечение окутало меня буквально на пару секунд, а потом сосредоточилось в руке, которой я держала Егора, и начало перетекать прямо в его ладонь, наполняя пострадавшее тело теплом и силой.