Шрифт:
Невзрачный, на первый взгляд, дом Шандов мог внезапно приобрести необходимый для большого званого ужина лоск. Внимание членов семьи к социальным нормам только укрепило навык держаться непринужденно в обществе. Камилла принадлежит последнему поколению женщин в Великобритании, от которых требовали – и которых учили – быть интересными собеседницами. Беседуя в 2017 году с британским журналистом Джорди Грейгом, она рассказывала, как ее мать силком приводила ее с другими детьми в гостиную, заставляя принимать участие в застольных разговорах со скучными соседями.
«Мы то и дело жаловались и ныли: "Можно мы останемся наверху, будем смотреть телевизор и есть рыбные палочки?" Но мама заставляла нас занять места за столом и, едва беседа на секунду стихала, командовала: "Говорите! Неважно о чем: хоть о попугайчиках, хоть о пони. Поддерживайте разговор…" У меня никогда не было возможности помолчать. Необходимость избегать тишины сформировала мой характер».
Сверстницы Камиллы из высшего света, как и она сама, не были обременены хорошим образованием. С десяти лет она посещала элитную лондонскую школу Квинс-Гейт, расположенную неподалеку от городского особняка Шандов в Кенсингтоне. Это был отличный плацдарм для дебюта в обществе. По словам Пенелопы Фицджеральд, романистки, которая в Квинс-Гейт преподавала французский, школа была местом, «где девочек учили выписывать чеки, играть в бридж и разбираться в правильной сервировке стола». К выпускному Камилла сдала один экзамен, заполнила полезными контактами записную книжку и научилась фехтовать. Обучение – точнее, его отсутствие – она завершила в школе-пансионе на берегу Женевского озера, где девушки оттачивали французский, дегустировали вина, собирали букеты и осваивали навыки ведения хозяйства в большом доме. Потом Камилла добавила еще больше блеска своему образованию, отправившись на шесть месяцев во Францию изучать язык и литературу в Парижском институте Лондонского университета.
Ее дебют в высшем обществе состоялся в 1965 году, на стыке двух миров, когда от привычной традиции «дебютного сезона», во время которого девушек (fillies [16] , как называл их ее отец) представляли ко двору, а затем бросали в водоворот вечеринок, скачек и роскошных загородных балов, уже начали отказываться. Этот процесс шел с 1950-х годов, и последнее представление ко двору, прошедшее, как обычно, в Букингемском дворце, состоялось в 1958 году. Принц Филипп давно выступал за отмену этого ритуала, поскольку считал его «чертовски бессмысленным», что вполне отражало сатирические настроения британской публики, которая все меньше уважала правящие классы. Принцессе Маргарет «сезоны» тоже не нравились. «Нужно это прекратить, – считала она. – Ко двору разве что пироги не представляют». Бал королевы Шарлотты, который раньше открывал «сезоны», продолжали проводить до 1976 года, но дебютантки должны были приседать в реверансе не перед монархом, а перед тортом. Среди них были и те, кого обучала Люси Клейтон, главная специалистка «школы очарования» [17] , известная также под прозвищем Боевой Топор Бонд-стрит.
16
Кобылки (фр.).
17
Школы, где обучали этикету и тонкостям протокола.
К выходу Камиллы в свет бальный зал отлично отображал царивший в настроениях нации дух противоречия. Половина девушек была облачена в мини-юбки от Мэри Куант и высокие, до колена, сапоги. Они бродили по залу, вихляя бедрами и поправляя озорные короткие стрижки «под Твигги». Другая половина – и в их числе Камилла – оказалась более консервативной, предпочитая коктейли «Бакс-Физз», нити жемчуга и вечеринки в поло-клубе Guards.
То был год, урожайный на стильных девушек из высшего света, от невероятной леди Кэролайн Перси, дочери герцога Нортумберлендского, до леди Мэри-Гэй Керзон, дочери Эдварда Керзона, шестого графа Хау, – ее дочь, Крессида Бонас, впоследствии станет подружкой принца Гарри до того, как он встретит Меган. Мэри-Гэй так часто оказывалась героиней колонок со сплетнями, что в честь нее в баре отеля Claridge's даже назвали один из коктейлей – голубой, как ее аристократическая кровь. Сногсшибательная блондинка с ногами, привлекающими взгляды, она воплощала рисковый дух времени, позируя для обложки иллюстрированного подарочного издания «Птицы Британии» (Birds of Britain) практически обнаженной и с измазанным машинным маслом (в память о дедушке-гонщике) милым личиком.
Днем, после очередного похода по магазинам, стайка дебютанток (и Камилла в их числе) обычно приземлялась на зеленые кожаные кресла банковского этажа Harrods, а потом перепархивала через дорогу – на обед (холодный жареный цыпленок и горошек) в ресторане Brief Encounter.
Похоже, Камилла совершенно не жалеет об этих беззаботных годах. О карьере она никогда не мечтала. На работу ходила примерно десять минут: устроилась для вида в дизайнерское агентство Colefax and Fowler, но как-то ночью танцевала допоздна, опоздала утром и была уволена. Что с того? После смерти бабушки, Сони Кьюбитт, ее ждало наследство: 500 000 фунтов.
Сейчас многие женщины, взрослевшие в тот период, говорят о нем не иначе, как с отвращением: девушкам недоступно хорошее образование, и они вынуждены коротать дни в пансионах вроде Хитфилда в Беркшире. Одна из выпускниц назвала его «придуманной Джейн Эйр школой, где все пошло наперекосяк». Сама же Камилла, которая много читает и живо интересуется культурой и современным миром, охотно рассуждает о ценности того, чему научилась в рамках несуществующей больше системы. В интервью Джорди Грейгу она заметила:
«Основам и манерам меня обучали родители, и я благодарна богам за это. Возможно, я покажусь вам снобкой – особенно учитывая, в какую эпоху мы живем, – но раньше мы оканчивали школу в шестнадцать, и в университет поступали только настоящие умники. Остальные вместо этого отправлялись в Париж или Флоренцию, учились жизни, знакомились с культурой, разбирались, как вести себя с людьми, как с ними общаться. Это стало важной частью становления; не будь у меня такой возможности, жить при дворе было бы намного сложнее».
Камилла и правда настолько хорошо была подготовлена к жизни с наследником престола (особенно на контрасте с Дианой), что теперь кажется странным, что ее сочли неподходящей для него парой. Но у Камиллы не было ни громкого титула, ни безупречной репутации. На роль невесты принца прочили немало известных дам, в том числе принцессу Марию-Астрид Люксембургскую. В таких обстоятельствах шансы, что Чарльз сделает Камилле предложение, стремились к нулю.
В тот сезон существовало неписаное правило, которое британский журналист Кристофер Уилсон сформулировал следующим образом: «Хорошие девочки так себя не ведут, а Камилла уже это делает». Целый год она крутила интрижку с Кевином Бурком, девятнадцатилетним сыном авиационного магната. Кевин разъезжал по городу на желтом Jaguar, который Камилла называла Яйцом. Успела она завести роман и с Рупертом Хамбро, наследником банковского бизнеса.