Шрифт:
— Я хочу поговорить с Джаз, — требую я, поднимаясь с кровати. — У тебя мой телефон, не так ли? Я хочу поговорить с ней. Отдай мне мой телефон. — Я расхаживаю у изножья кровати, быстро выкрикивая требования, в то время как на лице Ивана появляется все более беспомощный взгляд.
— У меня нет твоего телефона.
— Ты лжешь! — Я поворачиваюсь к нему лицом, эмоции быстро и густо бурлят перед лицом чего-то, что кажется таким невероятно невозможным. — Ты лжешь обо всем этом. Я не знаю почему, но…
— Я не лгу. — Голос Ивана раздражающе спокоен, это размеренное спокойствие, которое, кажется, только усиливает мою панику.
— Ты лжешь! — Я бросаюсь на него, сильно толкая его, когда мои ладони касаются его груди. Он едва двигается, он — стена мышц, а я не так уж и сильна. — Дай мне мой телефон! Я хочу позвонить Джаз! Я хочу домой!
Я смутно слышу себя, осознавая, что перехожу на территорию истерики, что я теряю самообладание, но каким-то странным образом это приятно. Я никогда не теряла самообладание. Я не думаю, что, кроме той ночи, когда я узнала, что Нейт мне изменяет, я вообще когда-либо кричала на кого-либо. Это не просто то, что кипит из меня, это годы проглатывания некоторых вещей, молчания, сохранения мира. И боже, это почти приятно.
— Шарлотта… — Иван пытается поймать мои руки в свои, но я снова и снова бью его в грудь. — Шарлотта, пожалуйста, послушай меня. Я делаю это для твоего же блага…
— О, заткнись ты уже нахуй! — Кричу я, и последнее предложение окончательно выводит меня из себя. Отступая назад, я размахиваюсь и сильно бью его по лицу.
Шлепок моей ладони по его плоти пугает даже меня, горячее жжение от этого обжигает мою руку, как будто я причинила боль нам обоим. Глаза Ивана широко раскрыты, и он замирает, словно не может поверить, что я это сделала.
Честно говоря, я тоже не могу в это поверить.
На этот раз, когда я снова собираюсь его ударить, ему удается схватить оба моих запястья.
— Шарлотта! — На этот раз мое имя — звук хлыста, такой же резкий, как удар моей руки по его лицу. — Шарлотта, если ты вернешься домой, они тебя заберут. И то, что сделает с тобой мой отец, мои братья… Лев… — он замолкает, на его лице появляется выражение, которое является чем-то средним между страданием и ненавистью. — Я не могу этого допустить, Шарлотта. Не тогда, когда это из-за меня.
Я смотрю на Ивана, все еще не совсем понимая, что он пытается сказать.
— Что ему от меня нужно? Я не знаю ничего, что могло бы помочь ему… ни с чем. Я даже почти ничего не знаю о тебе. — Я бросаю последние слова Ивану, и он снова вздрагивает.
— Это не шутка, Шарлотта, — предупреждает он меня, его руки все еще сжимают мои запястья. Они кажутся нежными в его широких, грубых ладонях, его пальцы обхватывают их. — С моим отцом шутки плохи. Он торгует женщинами, Шарлотта. Ты меня понимаешь?
Я замираю, моргая.
— Он…
— Он торгует женщинами. Теперь ты понимаешь? Почему я не хочу, чтобы он тебя заполучил? И что он может с тобой сделать?
Я чувствую, как моя кровь стынет в жилах, мой разум пытается уловить то, что говорит Иван. Секс-торговля — это одна из тех вещей, которые, как я знаю, теоретически случаются. Но это случается и с другими женщинами, женщинами, которые отправляются в отпуск одни в места, куда им не следует, женщинами, которые доверяют не тем мужчинам… О боже. Я сделала это. Я доверилась не тому мужчине. Я думаю о сайте, на котором я была, в углу интернета, где мужчина может избежать наказания за такие вещи, о месте, в которое я знала лучше не ходить, и мой желудок скручивается.
— Это то, что этот мужчина делал в моей квартире? Он работает на твоего отца? Он собирался отвезти меня в… — Я даже не могу закончить предложение, эта идея настолько ужасна.
Иван бледнеет.
— Я не знаю об этом. Но я пытался остановить его. Я… — Он втягивает воздух. — Я работаю с федералами. Пытаюсь получить информацию, достаточную, чтобы они могли остановить то, что он делает. Это невероятно опасно — работать с законом против такого человека, как мой отец. И я думаю, что он и мой старший брат начали понимать, что я делаю. Поэтому они хотят тебя, чтобы использовать тебя против меня, чтобы причинить мне боль.
Я качаю головой, вырываясь из хватки Ивана на моих запястьях, но он не отпускает. Его хватка ощущается как железные обручи.
— Я не понимаю, — кипя от злости, я смотрю на него. — Как меня можно использовать, чтобы причинить тебе боль?
Иван замирает, его руки все еще крепко держат меня. Одним быстрым рывком он притягивает меня к себе, его руки прижимают мои к груди, и когда он смотрит на меня сверху вниз, на его лице появляется выражение, которое заставляет меня тоже замереть. Это заставляет всю комнату на мгновение замолчать.