Теперь я не могу отступить. Я сделала свой выбор. Я дала ему два года. Я пыталась, я умоляла, я плакала, я говорила до тех пор, пока мои руки не обессилели от слов, и, прежде всего, я надеялась, что наши отношения наладятся сами собой. Но он все время покидала остров… уезжала в приключения, которые обещал мне, и оставлял меня здесь. Одну. И все же я упорствовала.

Но потом…

Это случилось два месяца назад.

Пыль в его кабинете была настолько густой, что покрывала мои пальцы, когда я работала. На шее выступил пот, но не от напряжения, а от страха. Никогда не входи в мой кабинет, Лиззи. Чарльз всегда четко придерживался этих правил. Но он был так недоволен ужином, который я приготовила накануне его отъезда. Небольшая уборка не повредит… или я так думала.

Тайник с письмами лежал в ящике у его кресла. Он оставил ключ в ящике. Я никогда раньше не испытывала зуда от такого любопытства. Один поворот — и весь мир рухнул у меня из-под ног: я доставала их одно за другим, путешествуя во времени, читая даты и записи о событиях, о которых я должна была узнать много лет назад от семьи, которая, как он клялся, бросила меня. Все до единой записи были адресованы мне и только мне. Вместо того чтобы сжечь доказательства своего предательства, он хранил их как какой-то больной трофей.

Мне все равно, что я нарушитель клятвы. Нарушитель контракта. Женщина с распущенными нравами. Или что там еще можно сказать обо мне. Если цена моего счастья — осуждение мира, то я готова заплатить эту цену.

Удивительно, как легко развязываются узлы, удерживающие лодку. Чарльз говорил так, будто мои «нежные маленькие пальчики» не могут их развязать. Это все равно что узнать, что ключ от клетки все это время был у меня в руках.

Я устанавливаю корзину на носу судна и толкаю. Лодка отказывается сдвинуться с места. Упираясь пятками, я пробую еще раз. Песок скользит и набивается под ноги.

Шевелись. Шевелись! тихо прошу я. Чарльз не любит крепко спать, и прошло уже почти тридцать минут с тех пор, как я в последний раз поднимался с кровати.

Словно почувствовав мои опасения, в окне спальни оживает свеча.

Бешеная энергия, вызванная паникой, подстегивает меня, и я изо всех сил вздыхаю. Мои скудные мышцы напряжены до предела. Шевелись! Если я не сбегу сейчас, то останусь здесь навсегда. Он будет держать меня, как куклу, в своем доме. Заставляя меня притворяться, что то, что я к нему испытывала, было любовью, а не наивным увлечением.

Впереди меня ждет еще столько всего. Должно быть. Это не может быть все. Слезы грозят пролиться, но я продолжаю толкать. Массивный колокол под маяком звонит так громко, что остров содрогается. Это мой шанс, пока Чарльз не добрался до меня и пока не прервалась песня сирены. Толкай, Лиззи!

Впервые в жизни море может быть на моей стороне.

Прилив надвигается и встречается со скрежещущим корпусом маленького судна. Сопротивление уменьшается и исчезает, когда лодка отрывается от берега.

Новый страх охватывает меня за горло, когда я смотрю на темную воду, поднимающуюся к моим лодыжкам. Чтобы сесть в лодку, мне придется зайти по колено. Насколько глубока глубина, чтобы сирены и их чудовища или призраки могли схватить меня? Как быстро они могут прийти в себя после звона? Я должна это знать. Казалось бы, как жена смотрителя маяка я уже должна это знать.

Но учеба Чарльза всегда была под запретом…

Я оглядываюсь через плечо. Чарльз высунулся из окна. Глаза расширены, брови сведены от ярости.

— Что ты себе позволяешь? Вернись сюда! Сейчас же! — яростно говорит он не ртом, а руками. Все, кто живет у моря, знают знаки руками, чтобы уши не затыкались ватой.

Я собираю все, что осталось от той храброй девушки, которой я когда-то была, и мчусь к воде, прыгая в лодку. Чарльз исчез из окна. Он идет за мной.

Море, которое когда-то было моим другом, снова стало моим врагом. Я напрягаюсь, сопротивляясь приливу, который пытается вернуть меня к человеку, мчащемуся вокруг маяка. Я тяну весла, дерево сдирает кожу с моих ладоней. Два года здесь сделали меня нежной. Исчезли мозоли от работы с отцом по дому. От подъема Маминых ящиков и посылок, покинули меня. Я никогда не чувствовала себя такой слабой и.… если мне удастся сбежать от него… я больше никогда не позволю себе чувствовать себя слабой.

— Лиззи! — произносит он свое домашнее имя, которое дал мне. Возможно, он действительно кричит. Он огибает маяк и мчится к берегу, но я уже ушла. — Вернись! — Он указывает на меня, затем подносит руки к груди, опускает их вниз по туловищу и указывает на землю. Он жестикулирует, проводя пальцами по шее. — Ты, безумная женщина, ты собираешься покончить с собой!

Это самый близкий к заботе момент за последние годы. Он хотел меня только тогда, когда я была кем-то, кого он должен был спасти — молодой женщиной на окраине маленького городка, которая смотрела на него, как на бога. Он не любит меня. И никогда не любил. Ему нравится чувствовать себя нужной. Это важно. Что ему нравится, так это знать, что в любое время суток я рядом, чтобы быть такой, как он захочет. Что я здесь, на этой скале, каждый раз, когда он уходит, и жду каждый раз, когда он возвращается.