Когда Мэгги вернулась в прокуратуру на ту же должность, с которой уходила, оказалось, что ее зарплата стала меньше. Но Мэгги была рада помочь мужу в наполнении их общего бюджета. Пока Мэгги была в декрете, Реджи подрабатывал барменом в ночную смену. Но даже при обилии спиртного вокруг Реджи свято хранил обещание, данное когда-то Мэгги, и не выпил ни капли алкоголя. Когда Мэгги вернулась на работу, Реджи оставил барную стойку и продолжил работать водителем. Теперь все ночи он проводил дома, и его дочь и жена были спокойны.

В школе Анна почти сразу оказалась в компании популярных девочек. Сверстники прислушивались к мнению маленькой мисс Ральфс, ее слово имело вес. Со временем, несмотря на резкий характер, Анна начала испытывать острую жалость к отстающим по программе ребятам. Девочка оказалась альтруистом и готова была помогать каждому, кто в этом нуждался. Однако этот период продлился недолго, став старше, Анна разочаровалась в некоторых одноклассниках («Мам, они ведь даже не помнят, что это я им помогала в прошлом году с контрольными и экзаменами») и решила больше времени уделять самой себе.

Уже в средней школе Анне начала нравиться психология. Она считала, что благодаря этой науке можно многое узнать о человеке, например, понять, что от тебя скрывает собеседник или действительно ли он пытается тебя обмануть. Однажды Анна рассказала о своем увлечении маме, чем приятно ее удивила. Мэгги хотела, чтобы ее дочь однажды выбрала именно психологическое направление, и всячески поощряла интерес дочери к этой науке. Реджи тоже был не против, он обожал дочку и полностью доверял жене – если Мэгги сказала, что это хорошо, значит, так оно и есть.

Однажды Анну, как многих в ее школе, потрясло одно неприятное событие, произошедшее накануне летних каникул.

В классе у одной девочки заболел живот. Ее отпустили с уроков домой, но попросили Анну проводить бедняжку, поскольку им было по пути. Разумеется, Анну в этот день тоже пришлось отпустить пораньше. Она помогла девочке выйти во двор школы, а потом и на улицу.

– Кари, как тебя угораздило-то? Что ты успела съесть? – взволнованно спрашивала Анна у согнувшейся от боли спутницы.

– Мы далеко от школы ушли? – в голосе Кари слышалось страдание.

Анна обернулась и прикинула расстояние.

– Где-то метров двести, может, триста.

После этих слов Кари сразу разогнулась и довольная посмотрела на Анну.

– Так ты всех обманула? – Анна была изумлена.

– И что? У меня на это есть причина. Даже две!

– И какие же?

– Первая – на следующем уроке контрольная, а я не готова от слова «совсем».

– Допустим, а вторая? Чего замолчала?

– Вторая более личная.

– О таком не говорят или что?

– Анна, не заводись, я не просто так сбежала с уроков. Я же не знала, что кого-то отправят вместе со мной.

– А я и не завожусь, мне просто, черт возьми, интересно, что такого могло случиться? Дело явно не в контрольной. Она скорее для отвода глаз или, как говорит моя мама, – «сплошная профанация».

– Ну ладно, скажу… Только это между нами! Все дело в Эрике Кристенсене.

– В этом клоуне? Который, кроме дурацких приколов, ни на что больше не способен?

– Да, именно так.

– И при чем здесь этот придурок?

– Помнишь историю, когда девочки из старших классов лезвием от бритвы пытались свести татуировку?

– Помню, их обеих увезли тогда в психушку. А как это связано?

– Как ты знаешь, мой отец довольно… строгий, за словом в карман не лезет… Затрещину от него получить вообще не проблема. Но у него тоже есть татухи. Когда-то по молодости он общался с «плохими парнями», я толком не знаю, что там было, но… ты понимаешь…

– Проблемы с законом?

– Ну… типа того, – неохотно ответила Кари. – Так вот, с тех пор он весь в каких-то дурацких татуировках… Однажды Эрик увидел его в нашем магазине, папа что-то разгружал и снял майку. Ну вот, этот придурок Кристенсен разглядел его татухи, нашел в школьном журнале телефон, позвонил и предложил снять лезвием от болгарки его татуировки. И ржал в трубку как сумасшедший.

– Что за бред! – Анна была поражена глупостью одноклассника.

– Так и есть! Отец завелся и пытался вытрясти из меня имя этого приколиста. Я знала, что это Эрик, слышала, как он хвастался своим дружкам, но отцу сказала, что не знаю. Папаша здорово разозлился, даже отвесил мне несколько подзатыльников.