Начал я свою деятельность в качестве стажера, получавшего на практике первые навыки оперативного ремесла. Затем несколько месяцев проработал оперативным уполномоченным – это была вторая, начиная снизу, должность в иерархической лестнице наркомата. Далее меня, что я совершенно не ожидал, быстро продвинули по службе, поставив на первую руководящую ступень: я стал заместителем начальника американского отделения, которое занималось разведывательной деятельностью в США, Канаде и Латинской Америке.

Честно признаться, мне была не по плечу эта ноша. Ведь я только начал вникать в разведывательное ремесло, заграничной практики у меня не было. Но в то время внешняя разведка испытывала катастрофически острую нужду в кадрах. «Чистки» центрального аппарата НКВД, особенно его зарубежных структур, проводившиеся в 1937–1939 годах наркомами Ежовым и Берией, привели к тому, что в ИНО из примерно 100 сотрудников осталось всего десятка два. Некоторые направления работы были совершенно оголены.

В этом я сам убедился, когда стал стажером.

– Вот ваш участок, – сказал мне начальник, которому я представился после назначения. – В шкафах документы, разбирайтесь и работайте.

В комнате, вдоль стен которой выстроились деревянные шкафы с секретными документами, стояло несколько пустых столов – и ни одной живой души. Я стал знакомиться со своим хозяйством и увидел на полках папки, из которых вываливались бумаги. Это были копии отправленных руководителям нашего государства «спецсообщений». Не успел я осмотреться, как ко мне зашел шифровальщик с телеграммами из резидентур. На многих резолюции руководства: «В спецсообщение». Не оставалось ничего другого, как, взяв за образец несколько копий отправленных документов, приняться составлять новые. Так началась моя практика. Продлилась она недолго: вскоре, как я уже упоминал, на меня возложили более ответственные обязанности…

По сегодняшним меркам, отделение – это низшая ступень в структуре аппарата разведки. Но тогда более крупных подразделений – секторов, отделов – не было. Поэтому отделения замыкались прямо на руководство внешней разведки, которая имела статус отдела в главке государственной безопасности наркомата внутренних дел. Наше, американское, отделение руководило разведывательными действиями на всей территории Северной и Южной Америки по всем направлениям: политическому, научно-техническому, контрразведывательному, нелегальному. Нам подчинялись легальные резидентуры в Вашингтоне и Нью-Йорке, нелегальные – одна в столице США, другая в Буэнос-Айресе – и нелегальная агентурная группа в Нью-Йорке. В нашем распоряжении были средства, как в рублях, так и в валюте. Последнее особенно показательно, поскольку в послевоенное время расходовать валютные средства раз решалось только с санкции руководства разведки.

Больше всего и я, как непосредственный куратор, и руководители отдела и главка были довольны результатами работы нелегальной резидентуры в Вашингтоне, которую возглавлял выдающийся разведчик Исхак Абдулович Ахмеров. В самом конце 1939 года он был, к сожалению, отозван в Центр вместе со своим заместителем Норманом Михайловичем Бородиным, очень способным нелегалом. Эту точку пришлось, выражаясь на жаргоне разведслужб, законсервировать, то есть свернуть ее деятельность. С агентами связь была прекращена, поступление информации прекратилось. А с Ахмеровым и Бородиным новый нарком Берия и его камарилья, впрочем как и со многими другими сотрудниками легальных и нелегальных резидентур, решили «разобраться». Их подвергли унизительным и жестоким допросам, после чего одних расстреляли, других отправили в тюрьмы и концлагеря, третьих вышвырнули на улицу. Повезло немногим. Ахмеров оказался среди них. Его отправили в американское отделение на самую низшую должность. Здесь он должен был доказать свою лояльность сталинскому режиму.

Хочу более подробно рассказать об этом выдающемся разведчике. В начале 1940 года, когда состоялось наше очное знакомство, передо мною предстал сорокалетний худощавый, подтянутый мужчина в строгом, безупречно выглаженном костюме. По своему внешнему виду он напоминал дипломата. С этим об разом хорошо гармонировал негромкий спокойный голос и размеренная, чуть запинающаяся, но абсолютно правильная речь, что на русском, что на английском языках. По-английски он говорил, кстати, с явным американским акцентом.

Исхак Абдулович Ахмеров

Ахмеров по национальности татарин. Родился в бедной крестьянской семье. Отец умер, когда Исхаку было несколько месяцев. Мать вместе с маленьким сыном поселилась у своего отца, занимавшегося скорняжьим промыслом. В 1912 году дед скончался, и Исхаку, не окончившему даже начальной школы, пришлось идти, как тогда говорили, «в люди». Он стал мальчиком на побегушках, потом подмастерьем у скорняка.

В Советской России смышленый парень получил возможность учиться. В 1921 году его направили в Коммунистический университет народов Востока. Через год он перешел в Первый государственный университет (сейчас это МГУ) на факультет международных отношений. Учился Исхак легко, особенно давались ему иностранные языки. Но жизнь была тяжелой, приходилось тратить немало времени и сил, чтобы заработать: скудной стипендии не хватало.

По окончании университета Ахмерова послали в Народный комиссариат иностранных дел. После недолгой подготовки его командировали в Бухарскую народную советскую республику в качестве дипломатического агента. Через год он был уже секретарем генерального консульства СССР в Стамбуле, потом в Трапезунде (Трабзоне). К этому времени молодой дипломат уже свободно владел турецким языком.

В 1930 году Ахмерова приняли на работу в органы государственной безопасности. Вскоре его перевели в Иностранный отдел ОГПУ.