– О как! – восхитилась Ара. – Так ты охотник?

– Есть такое.

– На медведя ходил?

– Нет, – покачал головой Виктор. – Я же не самоубийца! У нас патрон был двадцатого калибра. Значит, стрелять надо было прицельно и с короткой дистанции, а ранить медведя и не убить, почитай самоубийство!

– Я таким патроном своего первого мишку и положила, – похвасталась Ара, имевшая, благодаря отцу, богатый охотничий опыт. – С двадцати метров прямо в сердце.

– Серьезно? – удивился мичман. – Но если это был первый…

– Всего четыре, но это мы с отцом далеко на север ездили…

Тема, как выяснилось, интересовала обоих, и время за разговором пролетело – не заметили. Очень уж оба любили охоту, к тому же знали в ней толк. Аре было что рассказать, ее отец брал собой в лес, почитай, с младенчества. Как только смогла удержать ружье, так и стал брать. Ходили они на медведя, на лося и кабана, летали на север Чукотского царства, чтобы поохотиться на моржей и белых медведей, но приходилось ей стрелять и зайцев, лис, тетеревов и куропаток, на уток еще охотилась и на диких гусей.

У Виктора не было такой богатой практики, но зато он жил в тайге и тайгой, много чего видел, многому научился. В общем, они еще долго гуляли потом по городу, беседуя о том, о сем, но больше все-таки об охоте. А незадолго до того, как Виктор отпустил ее, чтобы привести себя в порядок перед походом в оперу, возник в разговоре еще один немаловажный вопрос.

– Так ты в Академии служишь? – спросила Ара.

– И да, и нет, – ответил Виктор. – Я, видишь ли, приписан к лаборатории ударных летательных аппаратов, – объяснил он. – Испытываю новую технику.

– Ты испытатель? – не поверила Ара своему счастью. Еще бы, пилоты-испытатели – элита Флота, иметь одного такого своим парнем представлялось верхом девичьих мечтаний, в особенности если девушка – курсант Академии аэронавтики.

«Красив, обходителен и к тому же пилот-испытатель, очевидно, это все-таки он!»

Как и в прошлую их встречу, преображение девушки поставило Виктора в тупик. Утром в чайной и днем, когда они гуляли по городу, он проводил время со своим в доску парнем, с младшим приятелем, с девочкой, одетой мальчиком и похожей на симпатичного парнишку-подростка. Эта Варвара училась на пилота, охотилась на крупного зверя и с ней легко и просто было говорить на темы, совершенно неподходящие для девушек. Во всяком случае, все те девушки, которых в разное время знал Виктор – некоторых ближе, других шапочно, – никогда бы не заинтересовались сравнительными характеристиками револьверов и автоматических пистолетов и не стали бы обсуждать с ним достоинства и недостатки новых себерских и флорентийских геликоптеров. Единственная из любезных сердцу Виктора тем, которая оставила Варю равнодушной, – это футбол. Но зато она оказалась страстной поклонницей баскетбола – при ее-то невеликом росте! – и боевых единоборств, которыми, по ее словам, владела совсем неплохо. Но это утром и днем, а вечером около оперного театра он встретил совсем другую девушку.

Эта Варвара обладала всеми любезными взгляду мужчин признаками женственности. Гораздо более высокая, – он понимал, разумеется, что все дело в трехвершковых каблуках, – и правильно оформленная во всех предусмотренных природой местах, она привлекала внимание не одних лишь мужчин. Женщины тоже порой бросали на нее раздраженные и ревнивые взгляды, что являлось лучшей похвалой ее внешности и умению одеваться. И при всем при том Варвара не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. В этом Виктор вполне отдавал себе отчет, но в то же время он не мог не признать, что такая курсант Бекетова способна понравиться ему уже не только как симпатичный парнишка-авиатор, воспринимаемый кем-то вроде младшего брата. Такая Варвара нравилась ему как женщина. Такую ее ему безусловно хотелось обнять и поцеловать, подхватить на руки, чтобы перенести в спальню, где вдумчиво без спешки раздеть и любить потом всю ночь до утра. Вот какие мысли и чувства пробудила в нем вечерняя Варвара. И следует признать, во всех прочих отношениях она была ничуть не хуже себя утренней: легко поддерживала беседу на любую подходящую месту и времени тему, свободно рассуждая о классической музыке вообще и об оперной музыке в частности; о литературных достоинствах пьесы, легшей в основу либретто, – они слушали «Травиату», и речь зашла о «Даме с камелиями», – и о голосах исполнителей основных партий, как, впрочем, и о великолепном хоре, задействованном в спектакле. Но было и еще кое-что. Она явно с ним заигрывала, и ее флирт довольно часто становился попросту провокативным. Не понять такого рода намеки было бы крайне сложно, так что уже к первому антракту Виктор твердо уверился, что спать сегодня он будет не один. Однако в антракте его ожидала неожиданная встреча, которая самым решительным образом изменила ход его мыслей и на корню погубила такой многообещающий дебют.

Предложив Варваре руку, он повел ее к буфетной стойке, чтобы угостить обещанным перед началом представления шампанским, но по пути нос к носу столкнулся с Анастасией Берг. То есть давно уже не Берг, а боярыней Селифонтовой, но дела это не меняет. Анастасия в сопровождении своих младших братьев шла ему прямо навстречу. С последней их случайной встречи на каком-то общесемейном торжестве прошло чуть больше года, но там она была с мужем, успевшим получить к тому времени генеральские погоны, и они не сказали друг другу даже пары слов. Раскланялись, улыбнулись формальными улыбками и разошлись. Но сейчас, в опере, игнорировать ее было попросту невозможно.

– Здравствуй, Настя! – поздоровался Виктор, стараясь загнать свою растерянность и свое раздражение куда поглубже, чтобы спрятать от этого проникающего в душу взгляда зеленых глаз. – Здравствуйте, мальчики. Рад вас видеть!

– Варя, – повернулся он к своей спутнице, – позволь представить тебе моих родственников, боярыню Анастасию Григорьевну Селифонтову и ее братьев Дмитрия и Глеба Бергов.

– Очень приятно, – чуть улыбнулась Варя. – Варвара Авенировна Бекетова.

Познакомились, взяли шампанского – парни-то уже выросли, не маленькие, поди, – завязался вежливый разговор. Но за нейтральными словами, за благожелательными интонациями, за случайными, казалось бы, взглядами, все время словно бы шел другой разговор: тет-а-тет, между Виктором и Настей. Что-то она хотела ему сказать и объяснить, в чем-то он хотел наконец разобраться. Однако чуда не случилось. Читать между строк и угадывать не высказанное вслух Виктор не умел. Поэтому так и не разобрался в том, что и зачем она хотела ему сейчас сказать. Так что вроде бы ничего не изменилось, но на самом деле встреча эта не прошла для него бесследно. Виктор вспомнил Анастасию – вспомнил все, что их связывало – и понял, что настроение бесповоротно и безоговорочно испорчено. Скорее всего, заметила это и его спутница. Уловила нечто, возникшее в атмосфере вечера, и сделала из этого соответствующие выводы.

Женщины, насколько знал Виктор, необыкновенно чувствительны к настроению момента, и по-видимому, это свойственно всем женщинам, даже таким странным созданиям, как курсант Академии аэронавтики Варвара Бекетова. Разумеется, она ни о чем его не спросила – хватило природного такта и воспитанного в семье чувства собственного достоинства, – но флирт прекратился, как не было. Она вроде бы осталась самой собой: ироничной, уверенной в себе и несколько излишне волевой девушкой. Оставила случившееся в первом антракте без комментариев и вела себя весь вечер в обычной для себя манере. Вот только исчезла легкость, возникшая было сама собой в их с Виктором только начавших выстраиваться отношениях, растаяла в воздухе симпатия, так и не став чем-то большим, чем мимолетное чувство. Варя вела себя ровно, оставалась по видимости спокойной и благожелательной и не произнесла ни одного предполагающего двойное толкование слова. Позволила проводить себя до подъезда солидного дома в старом центре города, благожелательно попрощалась, и все, собственно. Просто как отрезало.