Шрифт:
Ну да! Он узнал ее по большой разбитой молнией сосне. Он же тут десятки раз бывал каждое лето! Вот изба, где пили сколько раз молоко. Вон в том гумне они сортировали один раз улов с озера; нашлось множество интереснейших личинок. И тут теперь — фашисты?! Что за галиматья!
Трудно сказать, почему, но это открытие вдруг и сразу уравновесило его: Корпово! Подумайте только! Как он раньше не сообразил? Э, да что мог он сообразить тогда… Трус! А теперь ему уже нельзя было быть трусом! Нельзя. Вредно и страшно им быть!
Самолет не ушел от него сразу же обратно. Нет, он описывал большой круг наверху: видимо, летчик опасался за судьбу пассажира и, подвергая себя большой опасности, наблюдал за ним. А что такое судьба! Подумаешь! Выход всегда есть. В крайнем случае, налицо пистолет и две гранаты! «Эй, Зернов! Отчаливайте! Я сам!»
Дерево внизу с желтыми листьями — береза. На лужку — топко: видна бревенчатая гать… уже близко! Огороды — мимо! Гумно?.. Мимо! Береза ветками по ногам… Раз! — коленом о сухую землю улицы! Два — плашмя, носом в пахучую придорожную ромашку. Три… Бревна, бревна!
Вот, значит, так-то люди совершают подвиги…
Тотчас же чьи-то сильные руки вцепились ему в плечи, барахтаясь, оба они, Лева и тот, кто его схватил, покатились по траве в канаву. Потом сразу вскочили, и этот человек, ловко ударив Леву по руке, одним махом выбил из нее пистолет.
— Ты кто же будешь? — рявкнуло у него над ухом. — Откуда? Куда?
В тощем теле Браиловского таился сильный и глубокий бас.
— Где тут Иван Архипов? — тотчас загремел он в унисон, еще сильнее выкручиваясь из крепко держащих его рук. — Давайте мне Ивана Архипова…
— Какого тебе Архипова? Да стой же ты, чортова кукла! Ну, Архипов! Ну? А дальше что?
Лева перестал выбиваться и воззрился на своего противника. «Не немец? Нет!» — нелепо пришло ему в голову.
Его держал человек в зеленой выгоревшей гимнастерке, в высоких сапогах; какой-нибудь лесник или тракторист? На нем была командирская фуражка, с помятым козырьком; курчавая черная бородка с проседью вилась на небольшом суровом лице. Кроме того, у него имелись железные руки, и глаза, как два винта, как сверла.
— Ну, — быстро сказал он еще раз, сердито хмурясь. — Какого рожна?
Лева не мог удовлетворительно объяснить, какого рожна. Он смотрел на сердитого в упор и молчал.
— Я — Архипов! А ты кто? И что дальше?
— Тут в деревне — немцы? — совсем уже глупо спросил Лева, стараясь смахнуть песок и опилки с лица. — Мне нужен Архипов! Партизанский командир… А тут — немцы?
— Были! — коротко и быстро отрезал бородатый. — Видишь — нет! Я тут! Сказано, я Архипов! Сто раз объяснять, что ли? Я — командир. А ты — кто?
— Да я военфельдшер. Военфельдшер Браиловский! Вы — зачем мой пистолет? Я от майора Камышева… Мне было приказано — в болото, но ветер отнес… Отдайте мне пистолет сейчас же…
— А! Так ты фельдшер!? — ахнул, меняясь в лице, бородатый. — О котором сведения были? Да что же ты молчишь… Вот случай-то какой! Да ведь тебя мои бойцы с утра во мху ждут; перезябли! Кто ж тебя знал, что ты здесь в деревне вылезать будешь, а не на болоте? Ишь, какой герой! Ну, так идем, идем скорее! В избу идем. Небось, есть хочешь? Сейчас я тебя, медведя, что лося накормлю! Какой там аттестат!? Нас, брат, тут фрицы снабжают!
Он поднялся впереди Левы на крыльцо, хотел было уже раскрыть дверь, но вдруг остановился и нахмурился.
— А, ну! Давай-ка документы!
Лева протянул, вынув из-за пазухи, свои верительные бумажки.
— Гм… так… Военфельдшер! Гм!.. Вот что я тебе, друг мой дорогой, скажу. Фельдшерица у нас и без тебя есть, своя! От немцев ушла… И дай бог каждому такую! А тебя я доктором назначаю… Доктором! Слыхал? Так и народу говори! Ну, а теперь заходи. Тут у нас со вчерашнего дня пока что — и штаб мой, и медицина.
Быстрый, поворотливый, легкий какой-то, он рывком распахнул дверь, и Лева Браиловский остолбенел от неожиданности так, как с ним, пожалуй, никогда еще в жизни не случалось. Он был готов к чему угодно, только не к этому.
Посреди избы, на ее немного покатом чистом полу, стояла, глядя на входящих своими лучистыми глазами, немного изменившаяся, в белой косыночке, но такая же милая, такая же «своя» горбатенькая Лизонька Мигай. Из девятого параллельного класса.
— Браиловский! — ахнула она, раскрывая большие глаза еще шире. — Вы… к нам? Вы? Сюда? Ну… Всегда же я говорила, что вы — настоящий человек!