Комиссар Ромео Тарчинини придерживается правила: за каждым преступлением, особенно если речь идёт об убийстве, непременно стоит любовь. Исходя из этого принципа, он и ищет преступника или преступницу. Не собирается он отступать от этого правила и находясь в прекрасном городе Флоренции, куда приехал вместе с сыном в гости по приглашению подруги юности его жены Джульетты... и где загадочные убийства не заставили себя ждать.
Шарль Эксбрайя
ЭТИ НЕСНОСНЫЕ ФЛОРЕНТИЙКИ
Перевод с французского ТОО «Ефрат»
Джорджу и Марте Дэйвид
Ш. Э.
ПРОЛОГ
Будучи веронцем по происхождению, карабинер Ченточелле так и не расстался с обычаями своих соотечественников. Вместе со своим коллегой Бачигалупо он расхаживал туда-сюда размеренным шагом, в котором выражались достоинство и основательность представителя Закона. Внезапно их внимание привлекла группа людей приблизительно человек в пятнадцать. В глазах блюстителя общественного порядка всякое сборище является подозрительным. Оба карабинера, переглянувшись, решительно направились к толпе, желая выяснить, в чем дело. Они были уже не более чем в двадцати шагах от цели, когда в толпе произошло какое-то движение, и она распалась на маленькие группки по три-четыре человека. Одна синьора более чем почтенного возраста, столкнувшись с блюстителями порядка, взвизгнула:
— Это позор!
И пренебрегая тем, что представители закона тоже принадлежат к мужскому сословию, она добавила:
— Все мужчины — пустое место!
Проигнорировав это замечание, более оскорбительное для их пола, чем для профессии, карабинеры ускорили шаг. Приблизившись, Бачигалупо строгим голосом осведомился:
— Что здесь происходит?
Пожилая женщина вцепилась в портупею Ченточелле и закричала ему в лицо, дав почувствовать сильный запах чеснока, идущий из её рта:
— Ещё один бросил девушку, которую соблазнил. И он лишил её ребёнка, подлец!
Карабинер Ченточелле был обручён, и грусть по Эльвире, своей невесте, заставила разыграться его воображение — он видел её во всех инцидентах своего личного каждодневного существования. Не задумываясь о том, что подобное предположение выставляет его — как мужчину — в весьма неприглядной роли, он представил себе свою невесту в облике этой несчастной брошенной женщины, у которой только что отняли ребёнка, плод незаконной любви.
Он бросился вперёд со словами:
— Где она?
Ченточелле хотел утешить эту бедняжку и заверить её, что полиция сделает всё возможное, чтобы заставить неблагодарного более правильно понимать его долг. У карабинера было больше энтузиазма, нежели опыта. Старая женщина указала ему на жертву, и Ченточелле, оцепенев, так и остался стоять с открытым ртом, в то время как его коллега Бачигалупо, в свою очередь, принялся безудержно смеяться, как мальчик со счастливым характером, оценивший шутку, которую с ним сыграли.
«Соблазнённая девушка» на деле оказалась невысокой пышной дамой приблизительно пятидесяти лет и около 170 фунтов весом. Лицо её было залито слезами; время от времени она вопила, прижимая к себе двух девочек и маленького мальчика. Бачигалупо шепнул на ухо своему товарищу:
— Если весь этот выводок оставил ей кто-то один, то, надо думать, она немного наивна.
В это время женщина призвала в свидетели окружавших её зевак:
— Ma que! [1] Малышу нет ещё и одиннадцати лет! А если он его потеряет? Что я буду делать?
1
Maque! – итальянское восклицание, вмещающее в себя, в зависимости от контекста и душевного состояния говорящего, широкий спектр эмоций типа: Ну и ну! Ай-ай-ай! Быть не может! Какое там! Только этого не хватало! О чём ты говоришь?! Ну ты даёшь! Ты в своём уме?.. и т д. Здесь и далее читателю предоставляется самому выбирать наиболее подходящее или расширять предлагаемый набор.
Кто-то поинтересовался:
— А почему он его потеряет?
Заплаканная женщина надулась от негодования, прежде чем взреветь:
— О! Скажите-ка! Надо думать, вы даже не знаете, что такое дети!
Тот вознегодовал:
— О! Мадонна! Я одиннадцать лет положила на своего Адрелио!
После этих слов, обнаруживших её ошибку, испытывавшая отчаяние женщина вынуждена была как можно искренне воскликнуть:
— Это ничего не значит!
Её собеседница, дрожа от гнева, готова была уже выпрыгнуть из толпы, чтобы объяснить этой кривляке всё, что она о ней думает, но карабинеры её попридержали. Бачигалупо обратился к пышной маме:
— Синьора, это ваши малыши?
— Не думаете же вы, что я их украла?
И гордо отвернувшись, она обратилась к любознательной толпе:
— Да, это мои дети, моя работа!
Ченточелле спросил:
— А тот, кого у вас только что отняли?
— Фабрицио, десяти с половиной лет... Самый умный в семье!
— Кто его отнял?
— Его отец... Ну, мой муж.
— Ваш муж отнял у вас ребёнка?
— Синьор карабинер, не надо преувеличивать: когда я говорю, что он его отнял, то это значит, что он увёз его с собой во Флоренцию в ответ на приглашение одной из моих школьных подруг, графини Марии Филиппины Теджано делла Ува, которая живёт во дворце Биньоне.
Бачигалупо отстранил своего коллегу:
— Синьора, вы случайно не смеётесь над законом в лице его представителей? Ваш муж увёз своего сына...
— ...который вдобавок ещё и мой, не так ли?
— ...во Флоренцию, а вы учиняете настоящий скандал на глазах у людей!
— Скандал?
— А это толпа?
— Вы что же, упрекаете людей в том, что у них есть сердце?
— Ma que! Но в чём вы видите несчастье, синьора? Ваш муж отправился путешествовать с одним из ваших сыновей, и что же? В чем трагедия?
Тучная женщина ударила себя в грудь.
— Трагедия? Она вот здесь! Каждый раз, когда кто-нибудь из моих близких оставляет меня, мне кажется, будто у меня вырвали сердце! Но этого вы не можете понять!
— Чего я не могу понять, синьора?
— Если не поплакать немножко, то уж никто не поверит, что так и было.
— Что?
— Что очень трудно, когда тебя покидают. Вы поймёте, когда у вас будут дети.
Карабинер горько усмехнулся:
— Я выдал замуж свою дочь на прошлой неделе.