Доброжелательная тетенька подвела к полке, где стояли книги для дошкольников. Увидев тонкие книжонки с картинками, я оскорбился и чуть не заплакал.

Мама объяснила:

– Это он давно прочитал. Нельзя ли повзрослее.

Так я получил право выбора. Теперь я знаю, что такое счастье.

Самым страшным наказанием для меня тогда был мамин запрет читать целый день. Пострашнее угрозы: «Не пойдешь играть в футбол». Правда, мама от этого наказания скоро отказалась. Я запирался в ванную комнату, якобы помыться, включал воду и доставал припрятанную книгу. Под шум воды читать было еще лучше, будто плывешь на корабле.

Прознав причину моей чистоплотности, мама стала придумывать другие наказания.

Из-за книг я полюбил болеть. За какую-нибудь неделю, лежа в постели, мог прочитать шесть томов Антона Павловича и открыть, что он не только смешные рассказы писал, но и серьезные повести, например «Дуэль». Потрясла она меня верой в то, что даже самый никудышный человек может переродиться. Значит, и я не безнадежен. Главный герой мне был гораздо симпатичнее праведника доктора.

Еще я сделал открытие, что герои книг могут быть друзьями не хуже настоящих, которых у меня нет. Кроме Димона.

А литературных сколько хочешь: Сережа из «Судьбы барабанщика» Гайдара, мальчик из «Последнего дюйма» Олдриджа, Овод из повести Войнич, Данко Горького, грустный Фонарщик из «Маленького принца» Экзюпери… В общем много.

В недалеком прошлом, в старой школе осталось неприятное прозвище «Монашка». Это из-за того, что я не матерился и морщился, когда при мне через слово умудрялись вставлять бранные слова. Все дело в моем воображении: оно рисовало соответствующие матерному выражению картины, где извращенный секс, надругательство над матерями. Может быть, и название «мат» происходит от «матери»? Особенно мерзко это слышать от какого-нибудь малька лет девяти. Если бы не мое непротивление злу насилием, напинал бы ему. В новом классе почти не матерятся. Если только сгоряча или по необходимости.

А мир светлячков нахлынет,

И прошлое в нем потонет…

Это Лорка. Федерико Гарсиа. Что-то у меня поэтическое настроение. Не к добру.

Уходит в прошлое мой бывший одноклассник и друг Димон. Мать пристроила его в колледж, где делают мебель. Ему понравилось. Он уже починил у нас дома стулья, которые шатались всю жизнь, но их не выбрасывали. Может, я сделал ошибку, что не пошел в химико-технологический? Может, прав отец – нужно быть практичным? Это – граница детства и взрослости?

В детстве – мучительное бессилие, когда я подтягивал Димона по математике накануне экзамена. Он – тупой. Я по сто раз объяснял простейшие основы тригонометрии.

– Понял?

– Нет.

Довел приятеля до слез. Это так противно – видеть мутные слезы у парня. Но и мне было не легче.

Димон получил тройку на выпускном экзамене, и я был счастлив, по-моему, больше, чем он.

Мой приятель был еще знаменателен тем, что его все время останавливала милиция. За лохматые волосы, цепочки на штанах и куртке, за потрясающую независимость. За «а че» в ответ на вопросы и замечания. Про таких взрослые говорят: «Он ведет себя вызывающе». Я так не могу. Мне бы притаиться, чтобы меня не трогали. Так вот, увидев Димона, патрульная машина всегда останавливалась. Говорить о законах с их защитниками бесполезно, нарвешься на неприятности. В лучшем случае задержат, а то дадут по голове, как прежнему однокласснику Ваньке. Он долго отходил и стал неестественно добродушным с тех пор. Димона спасала моя мирная тактика и положительный вид. Но если меня не было рядом, он оказывался в милиции. Матери приходилось его вытаскивать, бросая все дела. Она боялась за судьбу строптивого сыночка.

Уход от драк методом заговаривания зубов я открыл довольно рано. Шел как-то поздно вечером к дому через пустырь, чтобы сократить путь. Вдруг выдвинулась тень. Парень чуть постарше попросил закурить, а у меня не было. «Не курю» его не устроило. Он стал нарываться на конфликт, распаляя себя для драки. Я наивно, как бы не понимая, куда он клонит, дружелюбно поддерживал разговор. Перешли на звезды – это мой конек. Под рассуждения о том, что, может быть, видимые галактики уже не существуют, ведь свет от них идет к нам миллионы лет, парень довел меня до дома и на прощание сказал.

– У тебя «Б», а я в «Г» живу, меня все знают. Я – Аксакал. Обращайся если что.

Он крепко пожал руку на прощание.

Я считаю это не трусостью, а уходом от бессмысленности и унизительности драк. Однажды я попробовал, когда завязалась коллективная драка во дворе. Почему-то она продолжалась долго, наверное, из-за того, что мы не били друг друга по морде, а боролись, кто кого. Стало темнеть, я не заметил в пылу, что все разошлись. Мы продолжали барахтаться с парнем по прозвищу «Бомба». Когда заметили, что вокруг никого, сели в оторопении.

– Ты чего со мной сцепился?

– Не знаю. Сказали «бей их» – я и бил.

Засмеялись. Лень было вставать. Охватила усталость от долгой борьбы. Звездное полотно развернулось над нами. Красиво. В каждой точке – бесконечность, миллиарды звезд, мы по сравнению с ней даже не букашки, а вообще ничто.

Открылась бездна, звезд полна.

Звездам нет счета, бездне – дна.