— Извини, — сказал он, — я вчера сболтнул лишнее. Спасибо тебе.

— Лучше поздно, чем никогда, — весело отозвался доктор. — Ладно, забыто. Голоден?

— Как волк, — невольно вырвалось у Петра. Он, действительно, чувствовал себя так, словно готов был сейчас проглотить целого быка.

Доктор рассмеялся.

— Обожаю голодных людей. Голодный — значит здоровый. Ладно, лежи, сейчас чего-нибудь сварганю.

Они позавтракали.

— Водки не предлагаю, — подытожил трапезу доктор. — Рано тебе еще, на ноги сначала встань. Да и сам я в последнее время все больше в трезвенниках хожу — не до нее, проклятой, будь она трижды неладна. И курить я тебе не дам. С таким бронхитом тебе вообще лучше забыть об этом дерьме, понял?

Странно: ни пить, ни курить у Петра желания не было.

— А теперь давай о деле, — продолжал доктор.

— О каком еще деле?

— Сейчас узнаешь. — Доктор с минуту чесал в затылке. — Понимаешь, мужик, какая странная история с тобой приключилась. С тем, что у тебя полная потеря памяти, я еще как-то могу смириться — как-никак, а такие случаи науке известны. Странно здесь другое. Я никак не могу понять, что же послужило причиной твоей амнезии?

Петр дотронулся рукой до своего затылка.

— Рана на голове, — пояснил он. — В драке, видно, кто-то шарахнул меня по темечку. Вот память и выключилась.

— Да слышал я эту твою легенду о какой-то мифической драке, — махнул рукой доктор, — от твоих же корешей по бомжатнику и слышал. Не то все это, не то. Понимаешь, рана твоя на голове пустяковая, даже и не рана это вовсе, а так, царапина, ссадина. От таких царапин людям память не отшибает. Нет, здесь что-то другое.

Петр почувствовал сильное смятение. Он давно уже оставил попытки установить истину о своем прошлом, понимая, что без посторонней помощи все равно ничего не добьется, но сейчас… Сейчас доктор, может быть, сам того не ведая, затронул самую потаенную, наиболее глубоко запрятанную струнку в его душе, которая вдруг зазвенела, заныла, задребезжала… Он вдруг понял: не может человек жить без своего прошлого. Не может . Потому и запил он, и в бродяги попал поэтому, и с жизнью своей кончать хотел — и все из-за того, что не было у него корней в этой жизни, корней, уходящих в прошлое, прочно удерживающих человека на плаву, служащих опорой в трудную минуту, питающих душу целительными токами матери-земли.

Он приподнялся на локте и впился взглядом в бородатое лицо своего собеседника.

— Не береди рану, доктор, — прошептал он, — говори что знаешь. Не томи.

Тот кивнул.

— О том и речь. Хотя знаю я, честно говоря, не много. Можно сказать, почти ничего. Что касается твоей амнезии, то тут я в тупике. Дело сейчас не в ней. Я тут, понимаешь ли, осмотрел тебя, пока ты в беспамятстве валялся. Вспомнилось мне тогда, что жаловался ты на боль в боку. А от деда Евсея слышал о твоей непутевой истории и якобы полученной тобою ножевой ране во время какой-то пьяной драки. Вот и решил взглянуть: как-никак, а я все-таки хирург, и притом неплохой, заметь.

— Ну и?.. — не выдержал Петр.

— Да никакая это не ножевая рана.

Петр выпучил глаза.

— Как так не ножевая?..

— Да так. Я ножевых ран на своем веку знаешь сколько повидал? Не счесть. Я ведь в Чечне врачевал, когда там заварушка случилась, в полевом госпитале. Так вот, брюхо тебе вспорол не нож пьяного собутыльника, а скальпель опытного хирурга. Именно опытного, уж я-то руку своего собрата по ремеслу в миг узнаю. Вот только зашили тебя наспех, неаккуратно, словно торопились шибко. Потому и беспокоит тебя твой бок.

У Петра голова шла кругом. Так, значит, память сыграла с ним злую шутку? Теперь он уже совсем ничего не понимал: как, каким образом он вообще мог вспомнить то, чего с ним никогда не было?

Доктор продолжал, в упор глядя на Петра:

— А теперь, мужик, после всего, что я тебе сообщил, подумай и скажи: никаких проблесков, озарений или чего-нибудь подобного мои слова в твоей непутевой башке не вызвали? Ведь все, что ты якобы вспомнил до сего момента, — откровенная туфта. Истина-то, она глубже зарыта, понимаешь?

Петр с минуту молчал. Потом медленно покачал головой.

— Ни-че-го. Полная пустота. Абсолютный ноль.

— Этого я и боялся.

Доктор машинально закурил, потом, спохватившись, затушил сигарету.

— Извини, забылся…

Он прошелся по комнате, запустив руки в свою густую шевелюру. Затем остановился напротив кровати, где лежал больной.

— Но и это еще не все, мужик.

Петр усмехнулся, хотя в глубине души ощущал приступ все возрастающей тревоги.

— Что, еще один сюрприз приготовил?

— Сюрприз не сюрприз, а некоторое наблюдение имеется. Словом, когда ты тут в отключке лежал, то в бреду такое нес, что я, сказать по чести, решил было, что нахожусь не иначе как на ученом совете где-нибудь в Академии Наук или, на худой конец, на совещании совета директоров какой-нибудь шибко продвинутой компании. Я тут даже кое-что записал… Вот, например: слово «франчайзинг» тебе ничего не говорит?

Лицо Петра дрогнуло.

— Так-так, — кивнул доктор, уловив реакцию собеседника. — Значит, мы на правильном пути. Вот и выходит, что личность ты весьма и весьма темная. Я бы сказал, загадочная личность. И в бомжи ты попал явно случайно.