— Это правильный термин для него. Он переспал с половиной женщин на этой вечеринке.

— Хорошо, что я не собиралась с ним спать. Мы просто разговаривали. — Я скрестила руки на груди. — И это не лицемерно? Ты не совсем соблюдаешь целибат, если верить таблоидам.

— Никогда нельзя верить таблоидам.

— То есть в прошлом году на Ибице у тебя не было секса втроем?

Ашер не удостоил меня ответом.

— Ты собираешься выбросить его номер?

Да.

— Нет. Зачем? Однажды это может пригодиться.

Я играла с огнем. Я знала это. Но вместо того, чтобы удержать меня, жар манил, подталкивая меня все ближе и ближе, пока я в конце концов не обожгусь.

— Я чертовски надеюсь, что нет, — отрезал Ашер. — Я видел, что случается с девушками, которые «подцепляют» его. Обычно это заканчивается слезами и салфетками.

— Ну и что, если так? Это моя проблема, а не твоя. — Я приподняла бровь, опьяненная крепким виски и опасностью, витающей в воздухе. — Почему тебя так интересует, что я делаю с Клайвом, Ашер? Ты ревнуешь? — Я бросила ему его вопрос с понедельника.

— А что, если это так?

Воздух замер. Тихий ответ Ашера прорезал музыку, как нож сквозь шелк. Он застрял где-то между моим сердцем и горлом, где мой пульс бился в бешеном ритме крыльев колибри.

— Что случилось с «платонические»? — спросила я. Так же тихо. Так же опасно.

Это была последняя отчаянная попытка цепляться за нормальность, хотя мое понимание этого слова исказилось с тех пор, как я встретила Ашера.

Ничего из этого не было нормальным. Не то, что мы стояли здесь. Не то, как он смотрел на меня. Не то, как мое сердце билось в ответ.

Этого было достаточно, чтобы заставить меня поверить, что нормальность переоценена.

Ашер сократил расстояние между нами двумя осторожными шагами.

Моя спина прижалась к стене. Мне некуда было бежать; даже если бы я могла, я бы никуда не пошла.

Я знала, с той минуты, как вышла из дома, что это может произойти. Часть меня ожидала этого.

Движение вперед и назад, отдача и принятие, отрицание и притяжение – каждый элемент хореографии вел нас к этому моменту.

— Платонические. — Тепло дыхания Ашера коснулось моей кожи. — Тебе это кажется платоническим?

Я не могла думать, не могла двигаться, не могла дышать, когда его рука скользнула вверх по моей руке и по голому изгибу моего плеча. Я горела везде, где он касался, моя кожа была не более чем картой маленьких пожаров, которые поглощали весь оставшийся кислород в моих легких.

Каждый мускул был натянут сильнее тетивы. Когда его ладонь достигла моего затылка, мое тело инстинктивно выгнулось, ровно настолько, чтобы его глаза вспыхнули жаром.

Его рука сжалась, удерживая меня на месте.

— Я задал тебе вопрос, Скарлетт.

Дрожь пробежала по моему телу от головы до кончиков пальцев ног.

Ты считаешь это платоническим?

— Нет, — прошептала я. — Не считаю.

Еще один вздох вырвался из его груди.

Это было последнее предупреждение, которое я получила, прежде чем он притянул меня к себе и наклонился к моим губам.

ГЛАВА 18

Мир взорвался калейдоскопом ощущений.

Я ахнула, ошеломленная внезапным натиском. Ашер воспользовался возможностью углубить поцелуй, скользнув языком внутрь и исследуя мой рот с такой ленивой чувственностью, что любое сопротивление, которое я могла проявить, просто уплыло.

Некоторые мужчины были нежными, другие агрессивными. У каждого была своя техника, и Ашер целовал так, как он играл: умело, доминантно и так основательно в своем подходе, что это сводило меня с ума.

Я прижалась к нему крепче, желая большего.

Каждая секунда поцелуя распутывала меня на один дюйм. Скольжение его языка. Крепкая хватка на моей шее. Восхитительное усиление давления – сначала мягкое, потом сильнее, требовательное.

Я разваливалась на части, и только он удерживал меня от падения.

Я провела руками по его спине и плечам, прежде чем зарыться пальцами в его волосы.

Он застонал, и новая волна удовольствия пробежала по моему позвоночнику.

Время потеряло всякий смысл. Мы могли бы находиться там минуты, часы или дни, но, как всегда, физика победила.

Кислорода становилось все меньше, и когда он наконец закончился, мы, задыхаясь, разъединились.

Наше прерывистое дыхание наполняло замкнутое пространство, мы смотрели друг на друга, наши груди тяжело вздымались.