— Ты выглядишь ужасно, — сказал он с притворной озабоченностью, в голосе сквозил сарказм. – Вот уж не думал, что буду первым…. В некотором смысле. Иди сюда, - приказал тоном, не терпящим возражений.
Я подошла ближе, чувствуя безбрежный ужас перед ним и безбрежную же ненависть.
- Что, Агата, думала деньги достаются так легко? – хмыкнул он. -Ты дорогая детка – отрабатывай.
Каждое его слово звучало как пощечина.
— Я делаю все, что ты хочешь, — выдавила я, пытаясь сохранить спокойствие в голосе, даже когда внутри все кипело. Слова прозвучали натянуто, безжизненно, как будто это была последняя линия защиты, за которую я держалась.
Может ли насилие пробудить чувства? Может ли ненависть превратиться во что-то большее? Способен ли враг стать союзником? А жертва — превратиться в игрока? И кто же в этой жизни настоящий противник, когда политика и эмоции переплетаются в узел интриг, противостояния и почти безумной любви?
В этом вихре страстей, предательств и тайных союзов нет места для однозначных ответов. Ведь в мире, где правда и ложь сплетаются в единое целое, каждый ход — это шаг на шахматной доске судьбы. Кто сделает последний ход?
#Принуждение
#Сложные отношения
#От ненависти до любви
#Власть и интриги
1
У обеих сторон есть причины, достаточно веские причины, чтобы развязать эту войну. Но мы не должны стремиться к этому. Придя к компромиссу, мы сможем найти выход из сложившейся ситуации (сенатор Палпатин «Звездные войны»).
Из всех месяцев в году я больше всего ненавидела ноябрь — слизкий, грязный, холодный и злой. Снег с дождем хлестал по лицу, пока я перебегала дорогу от парковки, где едва успела впихнуть машину между двумя ржавыми грузовиками, до проходной металлургического комбината. Здесь я проработала уже год, и каждый день казался мне бесконечным испытанием, но этот серый ноябрьский день был особенно отвратительным. Ледяная вода просачивалась сквозь тонкие ботинки, ноги немели, а мокрая прядь волос липла к щеке, будто сама погода пыталась дать мне пощечину.
До начала рабочего дня оставалось минут десять, и я почти не чувствовала пальцев, когда перехватила телефон, который снова и снова вибрировал в кармане. Звонок действовал на нервы не хуже, чем холодные капли, сбегавшие по шее под воротник куртки.
Пробежав мимо проходной и кивнув дежурному с автоматической вежливостью, я, наконец, смогла позволить себе выдохнуть. Сердце стучало где-то в горле, а дыхание выходило короткими облаками пара. Пытаясь сосредоточиться, я торопливо шагала по заснеженному тротуару к административному корпусу, сжимая телефон у уха.
— Да, Мария Львовна, — проговорила я, выдавливая из себя что-то, напоминающее уверенность.
— Агата Викторовна! — голос врача-кардиолога звучал бодро, почти весело, что казалось мне жестоким. Как будто моя трагедия была для неё всего лишь очередной строчкой в расписании. — Вы приняли решение насчет Марии Павловны?
Я застыла на месте, сердце сделало болезненный скачок, и я почувствовала, как что-то тяжелое, будто кусок свинца, упало в живот. Рука, сжимавшая телефон, задрожала, и я попыталась незаметно вдохнуть, чтобы собраться. Знала же, что этот разговор неизбежен, но все равно каждый раз он бил по мне словно кнут.
— Я... — мой голос предательски дрогнул. Вдох, выдох. — Я еще не собрала нужную сумму.
Слова выходили с трудом, словно сквозь густой туман, от которого хотелось избавиться, но он только плотнее обволакивал мое сознание. Я слышала, как врач на том конце трубки вздохнула, хотя её спокойствие осталось непоколебимым, даже равнодушным. Как будто в её мире не было ни боли, ни страха, ни этих бессонных ночей, когда я думала, как спасти свекровь и удержать на плаву нашу маленькую семью.
— Понимаю, — её голос прозвучал с выученной нейтральностью, как будто она читала медицинский протокол. — Но я должна напомнить, что чем дольше вы тянете, тем выше риск осложнений. Решайте быстрее.
Пауза. Щелчок. Связь прервалась. Я осталась одна в этом ледяном, сером ноябре, где ветер разрывал на клочки мои попытки быть сильной. Телефон выскользнул из моих озябших пальцев, но я успела подхватить его, стиснув в кулаке так сильно, что костяшки побелели. Глухая злость, замешанная на отчаянии, кипела где-то внутри, но не могла вырваться наружу.
Стараясь подавить бурю эмоций, я быстрым шагом скользнула в административный корпус, надеясь, что холодные стены хотя бы немного сдержат беспокойство, стучавшее в моих висках. Поднявшись по лестнице на второй этаж, я направилась к своему рабочему месту, которое стало моим серым, однообразным убежищем, но одновременно и тюрьмой. Здесь, среди бесконечных папок и архивных бумаг, я существовала, не живя по-настоящему. Этот кабинет был моим добровольным изгнанием, побегом от того мира, к которому я когда-то принадлежала.
Когда-то я была частью чего-то большего. Мира, где кипели политические страсти, где интриги были повседневностью, а деньги текли рекой. Мира, где я помогала депутатам строить их кампании и решать проблемы на высших уровнях. Там каждое утро начиналось с планирования стратегии, каждое слово могло изменить судьбы, и я чувствовала себя живой, как никогда. Но пять лет назад я оставила всё это ради семьи. Я выбрала жизнь с человеком, которого любила, и мечтала о простом счастье.
Теперь же этот мир был для меня закрыт. Трагедия украла у меня не только жизнь, но и любовь, оставив вместо неё лишь пустоту. Я больше не была той Агатой, которая ходила по светлым коридорам власти, уверенная в себе и своих связях. Я была женщиной, затерявшейся среди бумаг и мелких забот, отчаянно цепляющейся за остатки стабильности ради своей дочери и единственного близкого человека - свекрови.
Я вошла в кабинет, кивнув коллегам, стараясь не смотреть в их глаза. Моя начальница мельком взглянула на меня, но ничего не сказала о том, что я снова опоздала на пять минут. Она была единственной, кто знал мою историю и понимал, почему ноябрь раз за разом превращал меня в живую развалину. Она ничего не говорила, но в её взгляде читалось сочувствие, которое я ненавидела и за которое одновременно была благодарна.
Ноябрь... Этот месяц был проклятием, которое тянулось за мной сквозь годы, беспощадным и жестоким. Месяц, который отнимал, ломал, убивал. Много лет назад ноябрь забрал мою маму, вырвав её из моей жизни так внезапно, что я даже не успела понять, что осталась одна. Годы спустя он унес мою бабушку, оставив в доме пустоту и молчание. Но год назад ноябрь нанёс самый жестокий удар, похитив того, кого я любила больше всего на свете — моего мужа, единственного человека, ради которого я когда-то с лёгкостью отказалась от карьеры и амбиций. Его смерть в СИЗО была кошмаром, от которого я до сих пор не могла проснуться. И снова этот проклятый месяц нанес мне удар, теперь по каплям отнимая жизнь бабы Маши – матери моего покойного мужа, женщины, которая по сути стала мне семьей, родней, бабушкой…
Я закрыла глаза, прислушиваясь к тому, как ветер бился в стекла, будто ноябрь пытался прорваться внутрь, пробраться в каждую трещинку, чтобы снова напомнить мне о своих потерях. Хотелось просто отгородиться от всего этого, положить голову на руки, и пусть мир провалится в бездну, пусть вокруг будет только темнота. Хотелось забыться тяжелым, беспокойным сном, а когда проснуться, увидеть, что все это было лишь дурным кошмаром. И Павел снова рядом, он улыбается своей теплой, успокаивающей улыбкой, той самой, что могла растопить любую тревогу. Я снова красивая, счастливая женщина, не загнанная в ловушку бюрократии и долгов, а любимая жена, мама нашей маленькой дочери, которая каждое утро бежала к нам с заливистым смехом.