С этими, нелестными для себя мыслями, я и вышел на небольшую, и заросшую кустами, полянку. Несколько деревьев, из её окружавших, полностью удовлетворяли моим потребностям. Точнее сказать, потребностям Скобаря. Осторожно, стараясь не наступить в яму или, чего хуже, в дерьмо какого-нибудь извращенного местного краеведа, я обошел лесную проплешину по периметру. И остался доволен произведённой рекогносцировкой. К машине я уже возвращался более уверенно.

Проехав с дальним светом фар по разведанной дороге и остановившись посредине поляны, я заглушил двигатель. Но фары гасить не стал. В их свете хорошо был виден корявый, но ветвистый дуб. Именно из-за почти горизонтально раскинувшихся нижних ветвей я и выбрал это дерево.

— Здесь! — рукой показал я Нагаеву на последнее пристанище похотливого педофила.

— А верёвка? — пластмассовым голосом спросил напряженный Вова.

— Ты же видел, что я из «тройки» буксир забрал! — удивлённо посмотрел я на друга, поначалу не поняв его состояния. — Давай, вытаскивай уже моего приятеля, а то нам еще с тобой по домам разъезжаться полночи!

Вова пошел к багажнику, а я полез в бардачок за выкидухой, которую прихватил из притона. Её я нашел уже, когда чистил поверхности от своих пальцев. Потом достал с заднего сиденья чурбак, вынесенный из дровяного сарая. И буксировочный трос, позаимствованный из сониной «тройки». Думалось мне сейчас о том, чтобы только аккумулятора этого бандитского рыдвана хватило на последующие полчаса. Впрочем, с погашением векселей я рассчитывал управиться гораздо раньше.

Я уже подошел к дереву и даже успел выбрать подходящую по толщине ветку, когда услышал за спиной нехорошую возню и еще более нехорошие крики. Вот уж, чего-чего, а криков нам сейчас никак не нужно! Оно понятно, что место я выбрал «кричи-не кричи», но на грех, так бывает, что порой и бабки после двадцати лет ветеранской пенсии по залёту замуж выходят. Пришлось мне всё бросить и поспешить к багажному отделению бандитской «копейки».

— Не хочет он выходить! Упёрся падла! — без замаха заехав дном кулака в лоб Скобарю, пожаловался мой татарский друг. И вопросительно уставился на меня, ожидая мудрых указаний.

А я в очередной раз поблагодарил судьбу за то, что она дала мне разумного напарника. Вова не впал в амбицию и не стал с мясом выдирать из металлической оправы запаниковавшего злодея. Он здраво и вовремя сообразил, что ссадины, царапины и прочие травмы, в нашем случае неуместны. Но и Скобарь на мою беду также понял, что привезли его в это неуютное место не для того, чтобы он перед сном на нарах насладился свежим загородным воздухом. А это означает, что из багажника нам его живым не вырвать. Будет отбиваться до поседней капли крови. Как двадцать восьмой киношный панфиловец. Даже с учетом того, что руки у него скованы сзади наручниками. Да уж, сложилась ситуация, твою бога мать! Бывают сосиски в тесте, а у нас теперь будет жулик в «копейке». И хрен, что тут поделаешь, потому как весь смысл затеи в том, что злодей до момента утилизации должен сохранить товарный вид.

— Эй, ты чего бузишь, лишенец? — окликнул я бунтаря, заметив, что он вроде бы оправился от привета по лбу, прилетевшего от Нагаева. И уже вполне себе недоумённо моргает глазницами, — Вылазь из своей будки, поговорить надо!

— Нет! — замотал головой Скобарь, — Везите меня в мусарню, там и поговорим! Знаю я, зачем вы меня сюда привезли! Не бери греха на душу, начальник!

Значит, правильно я угадал, эта подлая сволочь, она еще и умная сволочь.

— Ладно, хер с тобой, оставайся в этой железяке! — не вступая в неконструктивную полемику, согласился я со списанным клиентом, — Но свою канистру, ты уж извини, я тебе не оставлю, её я заберу!

Не обращая больше никакого внимания на вжавшегося в ограниченное пространство паникующего злодея, я прихватил канистру и рывком выдернул её наружу.

— А теперь слушай сюда, морда сучья! — лязгнув крышкой, открыл я сразу же завонявшую бензином ёмкость, — Если ты в течение минуты не вылезешь на свежий воздух, я вылью все двадцать литров в эту твою конуру. И захлопну крышку. А машину я подожгу изнутри, из салона! Чтобы ты, морда сучья, как можно дольше получал моё сердечное тепло по пути к Губанову! Короче, минута тебе и ни секунды больше! Я жду, время пошло!

Глаза уже привыкли к темноте и я демонстративно поднёс светящийся фосфором циферблат часов к лицу.

Несколько секунд губановский экзекутор, замерев, колебался и сохранял в своём убежище мёртвую тишину. На поляне стало тихо, как, наверное, было до нашего появления. Я с тупым выражением лица смотрел на часы, а Скобарь смотрел на меня. Потом, на что-то решившись, матерясь и повизгивая, он начал выбираться на свободу.

— Помоги ему! И пусть он прикорнёт на несколько минут? Сможешь? Ты только постарайся шкурку ему не попортить, — попросил я Вову, а сам пошел к облюбованному дереву.

От земли до выбранной мной ветки было не более двух с половиной метров. Перекинув верёвку через неё, я провздел в уже имеющуюся петлю второй конец и затянул её на созданной природой перекладине. И встав на чурбак, примерил нужную длину. Со Скобарём мы были примерно одного роста и удавку ему я сделал, как для себя. Со всей заботой и прилежанием. Отрезав лишнее и бросив это лишнее в салон машины.

Непривычная тишина меня начала беспокоить и я приблизился к стоявшему над пленным жуликом Нагаеву.