Искусство поцелуя

Меня зовут Рейвен, и моя жизнь с каждым днем становится все интересней.
Все начинается с поцелуя и заканчивается бурей.
А вот середина — самая сложная часть.
Я не только раскрываю тайну своей тети, но и узнаю о секретном клубе, который может пролить свет на мое прошлое. Все было не так уж и плохо, пока кто-то не оставил мне сообщение на снегу. И к сообщению прилагалась мертвая птица.
Точнее, мертвый ворон.
К счастью, у меня есть Джекс, Хантер, и да, я даже начинаю быть благодарна судьбе за Зея. Но когда из ниоткуда ко мне приходит еще одно забытое воспоминание, я начинаю сомневаться, могу ли я вообще им доверять.
Переводчик: Юлия Корнилова
Редактор: Юлия Цветкова
Вычитка: Надежда Крылова
Обложка: Екатерина Белобородова
Оформитель : Юлия Цветкова
Глава 1
Рейвен
Вода льется на меня. Теплая вода. Она совсем не похожа на воду в озере. На воду, которая чуть не унесла меня прочь. На воду, которую я хотела, чтобы забрала меня.
Позволь мне остаться здесь,
Глубоко во тьме,
Где я никогда не смогу вдохнуть ядовитый воздух,
Снова.
Воздух, сотканный из лжи, боли и агонии.
Воздух моей жизни.
Просто дай мне умереть.
Почему ты не даешь мне умереть…
Я судорожно хватаю ртом воздух, осознав, что задержала дыхание, стоя под водопадом из душа. Делаю глубокий вдох, затем еще один, пытаясь избавиться от давления в груди. Но оно остается, сжимая и придавливая, словно умоляя меня просто перестать дышать.
Я думала, что после того, как Джексон спас меня, со мной все будет в полном порядке. Сначала так и было, но встав под душ, под струю воды, все заново обрушилось на меня.
Я не могу дышать.
Я могу умереть.
Может быть, мне просто следует это сделать.
Дело в том, что у меня и раньше были подобные мысли, клянусь, я уже была в схожей ситуации, когда вода почти навсегда избавила меня от боли. Хотя я не уверена, когда это происходило. Сколько себя помню, я ужасно боялась воды. Думала, это потому, что не умею плавать, но, возможно, есть и другая причина. Одна из тех, что мои родители скрывали от меня.
Но зачем им это?
Я не уверена.
Я больше ни в чем не уверена.
Тем не менее, я не могу перестать думать о тех воспоминаниях, где я провожу время с юными Джексом и Хантером. В этом нет никакого смысла. Я никогда раньше не была в Ханитоне… верно?
Кто, черт возьми, знает? Раньше я думала, что знаю, но теперь начинаю сомневаться во всем, что касается моей жизни.
Сделав глубокий вдох, выключаю душ и выхожу из кабины.
Хантер сказал, что в одном из шкафчиков есть полотенца, но я забыла сразу взять одно, в итоге я оставляю мокрые следы по всему полу, направляясь за полотенцем.
Воспользовавшись полотенцем, вытираю беспорядок с пола и начинаю одеваться. Я чувствую себя странно — потерянной, сбитой с толку, подавленной, — когда думаю о том, что, как только оденусь, мне придется выйти и, вероятно, обсудить свой переезд с парнями. С одной стороны, я этого не хочу не потому, что мне нравится жить со своими тетей и дядей, а потому, что из-за этого я буду чувствовать себя обузой. Это те чувства, что копились во мне так чертовски долго, больше, чем хотела бы признать.
— Мне не нравится, что она здесь, — слова моей тети в первый день, когда я переехала к ним.
Я была в соседней комнате, стояла со своим чемоданом и коробкой с немногочисленными вещами, которые дядя разрешил взять. Он заставил меня пожертвовать остальными моими вещами, сказав, что в машине для них недостаточно места, хотя он был за рулем грузовика.
— Ты же знаешь, что почти наверняка она убила их? — добавила она, не потрудившись понизить голос.
Она должна была знать, что я ее слышу, и мне хотелось крикнуть, чтобы она заткнулась к чертовой матери, но слова с трудом вертелись у меня на языке. Произнести их казалось слишком тяжело.
Я онемела.
Оцепенела, словно истекала кровью вместе со своими родителями в том доме.
Часть меня жалела, что этого не произошло.
— Никто не знает, что случилось на самом деле, — возразил дядя, и я подумала, что он защищает меня, пока он не добавил: — И я обязан забрать ее. Хочу ли я этого? Нет, вовсе нет. Никто не захочет, чтобы такой ущербный ребенок жил с ним под одной крышей.
Мне снова захотелось закричать, но какой в этом был бы смысл? Это ничего бы не изменило. И в глубине души я знала, что он был прав. Я была ущербной.