Действительно, яйцо эрга выглядело бугристым и даже неказистым по сравнению с остальными.

— Это выходит, что его душе потребуется даже больше времени на подселение, чем остальным аспидам?

— Выходит, что так. Слишком длинной была его линия жизни, чтобы так легко отринуть груз прошлого и переродиться. Думаю, так или иначе, у Борея останется часть воспоминаний из прошлой жизни.

— С одной стороны, я рад этому обстоятельству. У Ольги будет хотя бы одно близкое существо из прошлого. Но, с другой, надеюсь, у Борея не повторится клин на мою жену. А то с таким успехом даже я поверю, что сказки про запечатление у оборотней — правда, — имел в виду я человеческую легенду о мифической паре, существующей для каждого оборотня.

— Уж ты-то бы молчал! — фыркнул дракон. — На тебя большая половина местных слюной капает, примеряя на себя роль твоей пары.

— Надеюсь, ты сейчас имеешь в виду прекрасный пол. Иначе я сильно разочаруюсь как в пустынниках, так и в орденцах.

— Конечно, речь о девицах в возрасте от пяти до шестисот пяти, — улыбнулся дракон. — Правда, они разделились на два лагеря: старшие боготворят тебя за то, что девок не портишь по праву сильного, а молодёжь, наоборот, костерит за это же, надеясь, что ты когда-нибудь обратишь внимание и на них.

Райо открыл портал из зала с кладками в пустыню и жестом показал следовать за ним.

— Мне моя троица уже долги с процентами по супружескому долгу выставляет, — усмехнулся я, — так что нафиг! Я жить хочу где-то в перерывах между забегами по спальням!

— Вот ещё бегать, — фыркнул дракон, — собирай всех в одной!

Получив локтем в рёбра, дракон расхохотался. А после, отсмеявшись, поведал кое-что из прошлого:

— Вообще у легенды про запечатление есть основание, причём достаточно интересное. Я, когда гостил у Саптама в магическом мире, узнал о некоем коде, зашифрованном в каждом живом существе. Этот код формируется наполовину от отца и на вторую половину от матери. Чем разнообразней коды родителей, тем более жизнеспособным будет потомство. А для определения наиболее перспективного партнёра им помогают запахи тела. Чем приятней запах, тем выше степень произведения здорового потомства. Так что так называемое запечатление — это всего-навсего сигнал организму, что перед ним одно из наиболее перспективных для спаривания существ. Только и всего. Тогда же Саптама говорил, что как в мире статистически существует порядка шести-семи двойников для каждого человека, так и подходящих пар может быть несколько. Мир всё же старается избегать ограничений, давая шанс на вариативность. Именно поэтому я надеюсь, что Борей в новом теле сможет среагировать на запахи других женщин, а к Ольге у него останется лишь дружеская привязанность.

Портал за нашими спинами закрылся, Райо обвёл рукой бескрайние барханы и с ноткой ностальгии произнёс:

— Добро пожаловать домой!

Я его восторгов не разделял. Выпустив дар крови, я не ощутил ни единого живого существа в радиусе десятка километров. Всё будто вымерло. Ни тебе ящерицы, ни змеи. Вообще никого.

— Что это за место?

— Земли Великого дома Эсфесов, наше родовое гнездо, — грустно улыбнулся дракон. — Понимаю, ты видишь лишь пустыню, но посмотри моими глазами.

Дед раскрыл воспоминания. Перед моим взглядом восставал из руин величественный замок, возвышающийся над горами.

«Это не горы, — подсказал Райо, — это кратер потухшего вулкана».

Внутри кратера зеленели леса и пашни, вились серебристые ленты рек и сверкали блюдца озер. Размер кратера восхищал и ужасал одновременно. Сам замок своей архитектурой почему-то напомнил мне королевскую корону, с острыми башнями-зубьями, устремленными к небу. Каждая башня имела свой цвет инкрустации и собственный стиль.

«Гнёзда, — с тоской в голосе пояснил Райо. — Каждая башня — это гнездо ветви семьи». Над замком парили огромные крылатые красавцы, в то время как мелкие играли в догонялки ближе к земле, пытаясь столкнуть зазевавшегося игрока в водопад или озеро.

Небо алело от всех оттенков розового и красного. От этого места веяло состоянием покоя. Идиллия. Умом я понимал, что это чувства и эмоции Райо, но сейчас купался в них, чувствуя себя частью семьи. Я будто бы ребёнком шёл с дедом по коридорам родового гнезда, задирая голову и разглядывая высокие своды залов, украшенные драгоценными фресками. В центре главного зала находится огромный круглый стол с десятком громоздких стульев. Зал окружали колонны из белого и розового мрамора, а пол вполне мог сойти за летопись рода. Столько там было сцен, выложенных мозаикой.

«Зал советов Великого дома», — снова пояснил дед, хотя уже и сам догадался о назначении столь монструозно-помпезного помещения.

— Почему ты показал мне это место лишь сейчас?

Вопрос сорвался с губ быстрее, чем я успел его сдержать. Воспоминания деда стали тускнеть. Башни одна на одной разрушались, а после и вовсе ушли в пески, будто под воду.

— Ты строил собственное гнездо на границе двух миров: человеческого и аспидового. Эсферия — такое же твоё детище, как башни в родовом гнезде. Я никогда бы не стал ограничивать тебя. Там — твой дом, твоя башня, твои люди. Но я хотел бы, чтобы со временем и это место стало для тебя и твоей семьи домом. Когда кладки оживут, я попрошу Вулканию помочь нам восстановить первозданный облик родовых гнёзд Великих домов. В миниатюре, конечно же, для начала, — тут же поправился Райо, заметив мой скептический взгляд. — Будем отстраивать по башне по мере надобности и роста семьи, как в древности.

Сперва я хотел возразить деду. Такое гнездо для нас было чересчур громоздким. Не хотелось бы, чтобы коридоры пустовали и эхом встречали своих редких гостей. У нас будет всего два с половиной десятка аспидов, а не две с половиной тысячи. А потом дал себе мысленный подзатыльник: «Какого хера, собственно? Это дом Райо. Если он хочет вернуть ему первозданный вид, зачем мешать?»

Кроме того, в голову закралась ещё одна мысль:

— Райо, а может, идея с башнями-зубцами не так уж и плоха. Сделай их тринадцать, по количеству Великих домов. Тебе всё равно воспитывать этот детсад. Удобней всего этим будет заниматься в одном месте. А когда они подрастут, тогда и смогут восстанавливать свои родовые поместья.