Да, когда-то Дану ходила по земле, как обычная смертная, но закончилось это давно, с войной Туата Де Данная и Сыновей Миля. Дану помогла своему племени победить, а после вознеслась на небо – чтобы уже оттуда наблюдать за своим народом. Чтобы помогать людям Ирландии и по всему миру – в тех уголках, где верили в нее, – оттуда, с высоты.

Возможно, она просто устала жить среди людей. Вечно воюющих, жаждущих заполучить могущество и частицу божественной силы, тянущих Дану в разные стороны, словно обожатели, набросившиеся на своего кумира.

Может, и она хотела покоя.

– Звучит слишком фантастично, знаю. И все же… Я подумал: что, если отыскать кого-то из Вестников Одина? Рассказать ему о даре, которого я не желаю. Неправильном, даже кощунственном с точки зрения любого берсерка или почитателя Одина. Даре, который, помимо того, что искусственен, еще и бесконтролен. Вдруг Один захочет избавить меня от него, лишить меня силы?

– Допустим, ты и впрямь сумеешь достучаться до Одина. Но он ведь может тебя наказать, – резко сказала Морриган. – Сомневаюсь, что он будет разбираться, кто виновен в том, что в тебе – его дар, полученный без его согласия.

Какое безумие – они обсуждали богов так, будто те были всего-навсего великими колдунами с непредсказуемым характером.

– Подумал. Но этот риск – цена, которую я готов заплатить.

– Хорошо, но как ты вообще собираешься искать Вестника, да еще и в чужой стране?

Дэмьен потер лицо ладонями.

– Пока не знаю, – хмуро сказал он. – И отправиться в Скандинавию пока не могу.

– Дэмьен… Я знаю твое отношение к темным, разрушительным силам, – осторожно подбирая слова, проговорила Морриган. – Полуночной магией и твоей яростью дело явно не ограничивается. Есть ведь и другой способ? Может, воспользоваться им вместо того, чтобы уезжать в незнакомые края и надеяться, что неведомые Вестники – если они вообще существуют – тебе помогут?

– И какой же?

– Признать, что твоя темная сила имеет право на существование, – веско сказала Морриган. – Она уже не раз помогала тебе спасти чужие жизни. А значит, она способна быть не только проклятием, но и даром. Может, стоит научиться ее принимать.

– Думаешь, я не пытался? – вспылил Дэмьен.

– Знаю, что пытался. Ты сам мне сказал, – спокойно ответила она. – И у тебя получалось.

Дэмьен мотнул головой.

– Получалось. Раньше. А сейчас…

Он молчал, хмурясь и глядя куда угодно, только не на нее. И, кажется, вовсе не планируя продолжать.

– Ты примкнул к моему Дому как друг, а не как наемник, – мягко напомнила Морриган. Звучало слишком… непривычно, слишком чуждо. Она вернула улыбку с оттенком самодовольства и царственное выражение лица. – Кстати говоря, я твоя королева, помнишь?

– Как такое забыть, – усмехнулся Дэмьен.

– Я хочу знать, что с тобой происходит.

– Происходит то, что после кошмаров Бадо я окончательно утратил контроль над своей силой, – нехотя признался он. – Я проводил тренировки с королевскими стражами, как ты и просила, и… вышел из себя. Парень едва меня коснулся, а я… Я одним яростным импульсом впечатал беднягу в стену, едва не сломав ему позвоночник. Я становлюсь неуправляемым, Морриган. Опасным для других.

Вот почему с недавних пор в его ножнах появился зачарованный клинок. Он больше не доверял собственному дару.

Точнее, доверял еще меньше, чем прежде.

– Может, это лишь случайность, которая никогда больше не повторится? – предположила она, поглубже загоняя тревогу.

Дэмьен не ответил. Подойдя к стене, сдвинул висящую на ней картину. За ней виднелась вмятина с расходящимися в стороны трещинами в том месте, где непоколебимый камень прогнулся под мощным ударом. Не зря Морриган удивлялась появлению картины в спальне берсерка, предпочитающего аскетичную обстановку и лаконичность голых стен.

– И это еще не все, – отрывисто произнес Дэмьен. – Однажды я очнулся от очередного кошмара, за какие-то секунды устроив в комнате жуткий погром. Здесь все было в осколках и перьях от разорванной подушки… Морриган, я не хочу таким быть. Дикарем. Сорвавшимся с цепи зверем. Тем, кто может причинить людям боль или в порыве бешенства даже отнять их жизнь.

Морриган прикрыла глаза, даже не пытаясь представить, каково ему было. Она дважды отказывалась от полуночной силы – боясь последствий, боясь, что станет такой, как мать. Но у нее всегда был выбор.

А у Дэмьена его нет.

Некоторое время ушло на то, чтобы Лелль обошел теневой замок и заглянул в каждую его щель. Бадо великодушно позволила ему это и с интересом наблюдала за ним. Лелль вел себя так, будто был не ее пленником, а… гостем. При этом Бадо не замечала в нем нахальства, бравады или показного равнодушия к собственной судьбе. В каждом жесте скальда, в каждом брошенном на Юдоль Теней взгляде сквозило любопытство. Неуемный, жадный интерес.