Клинок успевает вспыхнуть синим огнём, но тут же гаснет, когда я отбрасываю его прочь. Меч вонзается в стену и дрожит, а барон становится ещё бледнее.

— Вот такая неприятная история, Альберт Геннадьевич, представляете? Надеюсь, вы не удивились, что я объявил вам войну. Есть ещё гвардейцы или я всех перебил?

— Подмога будет через пару минут, — хрипло отвечает он.

— Да? Понятно. Вы как хотите, что я убил сначала вас, а потом их всех, или наоборот? Если что, меня оба варианта устраивает. Настроение паршивое, хочется пустить немного крови. А лучше много.

— Не надо, — Светлаков опускает голову и снимает магический доспех.

— Что не надо? — уточняю я.

— Не надо больше никого убивать! Я сдаюсь.

— Так, а кто вам сказал, что я готов принять вашу сдачу? Может, я хочу уничтожить вас и весь ваш род, сравнять поместье с землёй и сжечь дотла все ваши владения, а землю засыпать солью, чтобы здесь больше никогда ничего не выросло? — с каждой фразой добавляя в голос всё больше стали, спрашиваю я.

— Ты… зачем тебе это? — барон становится таким белым, что сливается со стеной.

— Чтобы больше никто не подумал, что можно предать меня, потом натравить наёмников и выйти сухим из воды. Вы, когда просили не рассказывать никому причину нашей дуэли, говорили про какую-то честь, и тут же поступили подло и бесчестно. Вы станете уроком для остальных, Альберт Геннадьевич.

— Не надо, Андрей. Прошу тебя. Умоляю!

Светлаков падает на колени и молитвенно складывает руки. На его лице столько страха и покорности, что смотреть противно. Даже убивать такого слизняка не хочется. Однако на дуэли он вел себя совсем иначе, шею под удар подставлял, что же сейчас изменилось?

Барон будто угадывает мои мысли и говорит:

— Я прошу не за себя, а за свою семью и своих людей. Я не хочу, чтобы кто-то ещё умирал из-за моей глупости!

— Не глупости, ваше благородие, а трусости и подлости. Так будет точнее.

— Ты прав, тысячу раз прав. Я трус и подонок, — Светлаков опять бросает взгляд на трупы у подножия лестницы, и закрывает глаза ладонью. Плечи его вздрагивают, будто он плачет.

— Дошло, наконец-то? Гвардейцы красавчики, сражались до последнего, хотя я предлагал им сдаться. Не то что вы, — морщусь я.

Снизу раздаётся шум. В дом врываются вооружённые бойцы, видят нас, но открыть огонь не решаются. Вид стоящего на коленях господина весьма красноречиво говорит о том, что война, видимо, уже закончилась, не продлившись и нескольких часов.

— Выйдите. Я принял решение сдаться, — негромко говорит барон.

— Между прочим, я ещё не согласился. Но вы лучше и правда, выйдите. Давайте, кыш, — я машу рукой, как будто мух отгоняю.

— Ваше благородие, вы уверены? — спрашивает капитан гвардии, тот самый, который был секундантом на дуэли.

— Уверен. Оставьте нас для переговоров, — приказывает Светлаков.

Немного помявшись, капитан хмуро бурчит:

— На выход, — и первым проталкивается к дверям.

Когда мы с Альбертом Геннадьевичем снова остаёмся наедине, он глухо спрашивает:

— Что я могу сделать, чтобы ты принял мою сдачу?

— Не знаю. Удивите меня.

— Я попробую договориться с Ярыгиным, чтобы он отозвал своё заявление…

Немедленно перебиваю его:

— Не удивили. Это предложение было актуально несколько дней назад, когда мы сражались на дуэли. Теперь я уже сам со всем разберусь.

Продолжая стоять на коленях, Альберт Геннадьевич перебирает пальцами, явно размышляя, что ещё он может мне предложить. В конце концов, его осеняет:

— Я помогу тебе выкупить твоё поместье! Ты ведь хочешь это сделать, не так ли?

— Допустим.

— Оно очень дорого стоит, я знаю. Я попробую договориться, чтобы тебе продали его по дешёвке. У меня есть знакомые в городской канцелярии, которые помогут с этим.

— Ну, попробуйте. Только если не получится… — не договорив, я киваю на залитые кровью тела.

— Я понял, — бормочет Светлаков.

— Ваш меч я забираю. Будет первым магическим клинком в моей коллекции, большое спасибо, — говорю я и подтягиваю к себе торчащий из стены меч.

— Его магия не будет тебя слушаться… Какое-то время, — признаётся барон.

— А потом будет?

— Да. Ему нужно время, чтобы признать нового хозяина.

— Признает, куда он денётся, — говорю я, осматривая меч.

Хорошее оружие, недешёвое. Не вычурно-богатое, как у Беркутов, но качество на высоте.