Мама Юли подгоняет нас и заставляет встать в эту очередь. И вот тут бурный поток слез догоняет и меня.

Медленными шажочками подхожу все ближе и ближе к телу, намертво вцепившись в руку Глеба. Он смиренно идет рядом, но чувствую, что весь процесс ему мало приятен.

Я понимаю его и не виню за черствость в такой момент. Юля ему была никто, лишь очередная жертва Игоря.

Поэтому, когда приходит моя очередь прощаться, отпускаю руку мужчины и иду к гробу одна.

Юля прекрасна, даже смерть не смогла забрать у нее аристократичные черты лица.

Снимаю очки, наклоняюсь и целую ее в лоб, как это положено у православных христиан. А еще шепчу, глотая слезы:

— Прости меня… прости за все…

Отхожу на ватных ногах, уступая место следующему человеку. Дрожь возвращается с новой силой, в голове начинает гудеть, и я, кажется, теряю ориентацию в пространстве.

День сегодня тяжелый. Ветер, громко орущие птицы, облепившие голые деревья. И все так быстро кружится перед глазами, погружаю в транс.

В какой-то момент Глеб ловит меня и уводит в сторону. Пытаюсь отдышаться и прийти в себя.

— Все, уходим, — грубо говорит он.

— Нет-нет, — мотаю головой.

Все те слухи, что у Юли якобы есть ребенок, которого воспитывает ее мама, не дают мне сбежать с кладбища прямо сейчас. Я должна договорить с женщиной и выяснить, какая помощь ей нужна.

— Нина… — уже ласковее шепчет Глеб, поправляя мне платок на голове.

Трясущимися руками достаю очки из кармана пальто и надеваю их обратно. Итак привлекла достаточно внимания к себе. Не хватало завершить похороны очередным скандалом.

— Давай останемся до конца, — прошу с умоляющим взглядом.

И мы остаемся.

Юлю хоронят, заваливая свежую могилу цветами, и толпа начинает медленно уходить с кладбища в сторону автобуса. Дальше будут поминки, но там мы точно лишние.

Опять беру Глеба за руку и веду за собой к выходу. Вот и все.

Юлю впереди ждет покой, и я очень хочу верить, что ее душа в раю. Моя же душа остается здесь, и она отчаянно хочет дождаться суда над убийцей. Кто бы он ни был.

Идем к машине молча, каждый в своих мыслях. Не знаю, о чем сейчас думает Глеб, я же — вся в предполагаемом сыне Юли.

Существует ли он вправду?

Если да, то я обязана помочь мальчику.

Замечаю маму Юли в стороне от толпы и незаметно подхожу. Женщина сначала меня не видит, обсуждая что-то с сотрудником ритуального агентства. А когда поворачивается, то по ее глазам я понимаю, что узнала. Или кто-то подсказал.

— Не стыдно? — сил ругаться у нее нет, но в голосе явно проступает ярость.

— Стыдно, — честно отвечаю я.

— Тогда скорее уходите и больше не показывайтесь мне на глаза.

— Я хочу помочь.

— Чем? Ваш муж уже все сделал, — горько добавляет женщина.

— У Юли остался сын? — аккуратно все же спрашиваю.

— Внука не трогайте, — резко реагирует она, — Вы уже оставили его без матери.

Женщина разворачивается и уходит к автобусу, оставляя меня у входа на кладбище одну.

— Пошли, Нин.

Киваю и, наконец, позволяю ему усадить меня в машину.

Приехать на похороны не было ошибкой. Теперь я знаю, что у Юли остался сын, и смогу позаботиться о нем. Пусть на очень дальнем расстоянии.

Так будет правильно.

Жизнь продолжается, а я все не могу собрать себя по кускам. Те недели тишины и безопасности, когда мы только переехали к Глебу, в прошлом.

Сейчас даже он напряжен и все время задумчив.

Как будто мы оба чувствуем затишье перед бурей. И эта буря грозится снести все, чем мы дорожим.

Уютные вечера и совместные просмотры фильмов в прошлом. Яна продолжает дуться на нас и редко выходит из комнаты. Даже занятия в художественной школе ее больше не радуют.

Ночи, когда мы брали максимум от времени вдвоем, теперь не такие страстные, а скорее нежные, с каким-то отчаянием.

Новый год через несколько недель, и уже пора готовиться к праздникам, планировать каникулы Яны, но я лишь могу оглядываться по сторонам и вздрагивать от любого резкого звука. Особенно если это звонки.