Но, признаюсь — в ушах звучало нечто иное. Я скорее ощутил, чем услышал слабое «бум-бум-бум», принесенное на хвосте очередного порыва ветра. Пушки все еще вели разговор. Далеко. Слишком далеко, чтобы быть уверенным, что мне не показалось.

— Давай, Медуница, — спокойный голос Капитана вернул меня в действительность. — Времени у нас не так много.

Хотелось выдать что-нибудь привычно-ироничное, но я только посмотрел на его кулак, облаченный в замшевую перчатку, в котором были зажаты две тоненькие веточки. Всего две. Остальные уже тянули, и остались лишь я, да Капитан. Шанс пятьдесят на пятьдесят. На удачу и не на удачу, дери нас совы.

Я вздохнул и потянул за ту, что была ближе ко мне.

Ну и что вы думаете?

Конечно же короткая.

— Проклятье! — пробурчал я, поднимая руку, чтобы все в отряде видели ношу, которую взвалила на меня фортуна. — В этот раз ты точно жульничал. Просто я пока не пойму, как ты это столь ловко провернул.

Капитан серьезно кивнул, словно соглашаясь с моим «обвинением». Хлопнул по плечу, что я предпочёл трактовать, как «сочувствую». Я вздохнул с разочарованием, вновь помянул сов и глянул исподлобья на остальных.

Никакого сочувствия на уставших лицах. Какое может быть сочувствие к тому, кто через несколько минут вполне возможно станет твоим палачом?

Каждый понимал это. Потому что в Иле нет места для жалости, здесь не в почёте сомнения или неуверенность. Или ты следуешь законам отряда или остаешься тут навсегда.

И не только ты, но и те, кто идет рядом с тобой. Эта странная реальность между нашим миром и Гнездом, пограничные земли дремлющего ужаса, не прощающие слабых.

Обо мне быстро забыли. Двадцать шесть человек с напряженным вниманием смотрели, как Капитан собирает веточки одинаковой длины и одну из них делает короткой.

Мы — «Соломенные плащи». Наемный отряд. Шакалы, что рыскают по Илу и забираются туда, куда не доходит армия лорда-командующего и головорезы лордов Великих домов. Мы не штурмуем Гнездо. Не цепляем последних Светозарных, не ломаем подбирающиеся к Шельфу улья и держимся подальше от всего, что связано с Птицами. Мы выполняем щекотливые задания и приносим влияние некоторым из благородных господ, если нам сопутствует удача. И у нас есть правила. К сожалению, некоторые из них никому из нас не нравятся, но им приходится следовать. По причинам, которые я описал — чуть выше.

Все согласились с этим когда-то. Так и повелось.

Первый закон «Соломенных плащей» гласит: если солнцесвет разряжен, то один из нас дарует ценой жизни жизнь остальным. Это риск, который всегда с нами, когда мы уходим в Ил. Он ничтожен. Куда проще нарваться на жеребенка, рвача или мечтателя, чем разрядить солнцесвет. Но порой такое случается, цветок гаснет и тогда дело за жребием.

Пятеро из нас никогда не тянут его.

Капитан. Потому что он Капитан и этим всё сказано.

Я. Потому, что я единственный, кто может нести на себе булыжники и не сдохнуть.

Болохов. Потому что он наш колдун, росс, а они народ, имеющий предрасположенность к Белой ветви колдовства, что сразу намекает о способности зарядить уже истощенный солнцесвет.

Голова. Потому что он из Фогельфедера и по слухам личный поверенный лорда-командующего, благородный из дома Пеликанов, наблюдающий… простите, сопровождающий «Соломенных плащей». И прикончить его в таком ритуале, значит огрести проблем в Айурэ до конца жизни. И не скажу, что она будет очень уж длинной.

Ну и Толстая Мамочка. Потому что она вообще не человек, а из народа килли. И её использовать, всё равно, что доить плотву — занятие совершенно бесполезное.

Поэтому наша развесёлая пятерка тянет первый жребий. Жребий палача.

Я ждал рядом с Болоховым, на каменистом невысоком холмике, откуда открывался вид на всю площадку. Росс щурился, смотрел на розовый месяц над пустошами, чуть шевелил губами, явно что-то высчитывая. Работа ему предстояла не менее грязная, чем мне. В руке он сжимал объемистую колбу, в которой находился солнцесвет — сейчас не ярко-золотистый, испускавший теплый свет, а почерневший, с вялыми листьями и согнутым стеблем.

Опустошенный до последней капли.

Болохов ниже меня на полголовы, носит чёрное, плюет на треуголки и предпочитает шляпы с полями. Пшеничные усы, высокие залысины, чуть красноватое лицо и ярко-голубые безучастные глаза. Они холодны, даже когда росс веселится. В них нет никаких тёплых эмоций. Порой его правую щеку пронзают тики и тогда она дергается вместе с нижним розовым веком, а уголок рта начинает плясать, то ли пытаясь улыбнуться, то ли расстроиться. Мне всегда кажется, что под этой щекой кто-то живет, какой-то проклятый совами паразит, пытающийся выбраться из тела колдуна на волю.