Дождавшись, пока гостья утолит жажду, Метанира начала выведывать, как она представляет себе уход за детьми. В каком возрасте, по ее мнению, ребенка следует отлучать от груди и чем после этого кормить? Козьим молоком? Кашицей из зерна? Как лучше всего добиться, чтобы ребенок крепко спал? Как предугадать, что ребенок сейчас опорожнит кишечник, чтобы вовремя подставить горшок и не дать ему испачкать одежду?

ДЕМЕТРА И МЕТАНИРА {3}

Деметра ответила на все вопросы и даже сверх того. Она знала, как отогнать демонов, вызывающих дизентерию, жар и боль от режущихся зубов, а также как защитить младенца от дурного глаза завистниц, которым не дает покоя счастье его матери. Метанира осталась довольна. Она позволила Деметре взять Демофонта на руки и прижать крошечное тельце к груди. Малыш тут же с блаженным вздохом закрыл глаза и заснул.

День шел за днем, неделя за неделей, Демофонт рос прямо на глазах. Только молоко и кашица тут были ни при чем. Деметра тайком делала с ним то же, что когда-то с Персефоной: натирала кожу божественной амброзией и вдыхала в него собственное бессмертие. Каждую ночь, когда дом погружался в сон, Деметра клала Демофонта в горящий очаг, словно дотлевающее полено. Потихоньку, полегоньку она вытравляла из него смертную скверну. Когда работа будет завершена, Демофонт больше никогда не заболеет, не состарится и никогда, во веки веков, не умрет и не удалится в царство Аида.

Но однажды ночью Метанира выглянула из своей опочивальни и увидела сына в очаге, на рдеющих углях. Не разобравшись, что делает няня, – да и как ей было разобраться, если она не знала, кто эта няня в действительности, – Метанира закричала, в ужасе хлопая себя ладонями по бедрам:

– Ох, мой малыш! Что творит с тобой эта безумная?!

Услышав крики царицы, Деметра в сердцах выдернула Демофонта из огня прямо на пол.

– Вот невежда! – выбранила она Метаниру. – Вечно ваше племя не может отличить пользу от вреда! Ты зарубила на корню славное будущее своего сына! Клянусь водами Стикса, я наделила бы его вечной молодостью и бессмертием, но ты все это у него отняла. Узнай же, по крайней мере, кто я: Деметра, Дарительница, я одаряю и смертных, и богов. Вели своим людям выстроить мне достойное святилище вон на том холме и поставить перед ним великолепный алтарь. Когда-нибудь я научу вас нужным обрядам, чтобы вы могли снова заслужить мою благосклонность.

С этими словами Деметра сбросила свой покров и предстала в истинном обличье. Старость ее словно испарилась, теперь богиня возвышалась величественная и бесстыдно прекрасная. Волосы ее ослепительно сияли, от одежд исходило теплое пряное благоухание тимьяна на нагретом солнцем лугу. Пригнувшись в дверях, чтобы не задеть притолоку, Деметра вышла из дворца и зашагала прочь.

У Метаниры подогнулись ноги в коленях, и она рухнула на пол, не замечая ребенка, который заходился плачем рядом с ней, лежа на холодных плитах. Сестры подхватили малыша, но успокоить его им еще долго не удавалось, потому что они были никудышной заменой няньке, которой он лишился.

После этого для смертных начался тяжелый год. Деметра сидела в одиночестве в своем новом святилище, тоскуя по своей прекрасной дочери. Она думать забыла о семенах, дожидающихся в земле, и на полях ничего не взошло. Без урожая нечем стало кормить скот, а когда опустели амбары, начали голодать и сами люди.

В конце концов боги спохватились, что давно уже не видят дыма над жертвенными алтарями, и обеспокоились. Зевс отправил свою златокрылую вестницу Ириду звать Деметру обратно в сонм богов, но Деметра только плотнее запахнула свое черное одеяние и на призыв не ответила. Зевс по очереди посылал к ней других богов, те увещевали и молили ее, предлагая множество подарков и новые почести, если она вернется в свои чертоги и к своим обязанностям, но Деметра оставалась непреклонной. Пока на белом свете нет Персефоны, Деметра не ступит на Олимп и не позволит посевам взойти.

Делать нечего, пришлось Зевсу заходить с другой стороны. Он отправил Гермеса в подземное царство – просить Аида отпустить Персефону, пока мир не разрушился окончательно. Выслушав речь Гермеса, Аид растянул губы в загадочной улыбке. Что ж, он вынужден повиноваться Зевсу, как-никак тот стоит над всеми богами. Потом он повернулся к жене:

– Отправляйся домой к своей стенающей матери, Персефона. Но помни, чья ты жена – я брат самого Зевса, повелителя всех богов! Мы могущественная семья! И тем более не забывай: как царица мертвых, ты обладаешь собственным величием и огромной властью над всеми, кто ходит и ползает по земле. Моей супруге дозволено подвергнуть вечной каре любого, кто поступит несправедливо или недостаточно почтит тебя жертвоприношениями.

Персефона возликовала, услышав Аида, и принялась готовиться к возвращению. Но перед самым ее уходом Аид, удостоверившись, что за ними никто не наблюдает, дал ей проглотить крохотное гранатовое зернышко – красное как кровь и сладкое как мед.

При виде Персефоны, вырастающей из-под земли, Деметра вскочила и ринулась к ней из святилища. Не помня себя от радости, она покрывала поцелуями лицо дочери и вдруг отстранилась, пронзенная страшной мыслью.

– Дитя мое, – воскликнула Деметра, – скажи мне, молю тебя, что ты ничего не успела съесть там внизу, под землей! Если не успела, ты сможешь навсегда остаться со мной здесь, на белом свете. Но если ты что-то съела, тебе придется на треть года возвращаться в обитель тлена и смерти, каждый раз, когда придет пора. И объясни мне, как же все-таки так вышло?

– Ты знаешь, мама, – начала Персефона, – когда за мной прибыл Гермес, я так обрадовалась! Аид дал мне гранатовое зернышко и вынудил меня его съесть. Причем как-то украдкой. Я ничего не могла поделать. Честно! Клянусь, именно так и было! А вот как он меня увез: мы играли на лугу, совсем одни, собирали цветы, веселились. И тут я увидела тот чудесный нарцисс. Я потянулась за ним, а из-под земли – откуда ни возьмись – вдруг он! Втянул меня в колесницу и утащил в свое царство, как я ни билась и ни кричала. Мне даже думать обо всем этом невыносимо, но раз ты спрашиваешь, вот именно так все было, клянусь.