Стоическая этика Сенеки изложена в его философских произведениях: «Утешение к Марции», «О гневе», «Утешение к Гельвии», «Утешение к Полибию», «О кратковременности жизни», «О милосердии», «О досуге», «О душевном покое», «О благодеяниях», «Натурфилософские вопросы», «О провидении», «О стойкости мудреца», «О блаженной жизни» и собрании 124 писем, написанных Луцилию Младшему, – «Нравственные письма к Луцилию». Кроме того, он известен пародийной сатирой «Отыквление божественного Клавдия» и трагедиями, которые своим мрачным тоном и изображением страстей настолько контрастируют с его стоической философией, что вплоть до XVI века было принято считать Сенеку-философа и Сенеку-драматурга двумя разными людьми. Например, его трагедия «Медея», написанная после одноименной трагедии Еврипида со схожим сюжетом, отличается такой степенью изображения насилия и жестокости, что порой ее начинают рассматривать как грубую и эпатажную версию произведения Еврипида. Таким образом, в творчестве Сенеки отражено противоречие между его этической практикой и этическим учением, и именно это противоречие объясняет, почему он в стремлении к стоическому идеалу впадает в крайность относительно ценностного учения о смерти.

Произведение Сенеки «О благодеяниях» (De Beneficiis) написано между 56 г. и 62 г. и принадлежит к серии диалогов, посвященных моральным вопросам. Автор обращается к Эбуцию Либералию (вероятно, это римский аристократ; об этом человеке мало что известно). Он предстает на страницах своего труда как практический философ – не задается решением метафизических проблем, но использует метафизику стоиков, чтобы определить принципы нравственной жизни. Эта работа состоит из семи книг. В первых четырех Сенека рассматривает, как давать и принимать благодеяния. В последних трех он касается второстепенных вопросов, которые опустил ранее. Не ограничиваясь нравственными наставлениями, мыслитель подводит под них философское обоснование и раскрывает смысл благодеяний с позиции стоиков.

В первой книге Сенека рассуждает о благодарности и неблагодарности за благодеяние с точки зрения стоика.

Мысль философа движется от постановки проблемы на внешнем социальном уровне, переходя затем к рассмотрению ее с позиции природы человека, причастной мировому разуму. В первой главе он описывает проблему: заблуждения относительно того, как давать и принимать благодеяния. Неправильно оказанное благодеяние порождает неблагодарность – тяжкий порок. А благодарность может быть отравлена навязчивым требованием возвращения благодеяния.

(1) Среди многих и разнообразных заблуждений людей, живущих безрассудно и необдуманно, мне кажется, досточтимый Либералий, нет почти ничего более опасного, как то, что мы не умеем ни давать, ни принимать благодеяний. Благодеяния же, худо оказанные, обыкновенно худо и принимаются, и если нам их не возвращают, то поздно жаловаться: мы потеряли их в тот самый момент, когда давали. И не удивительно, если среди наиболее распространенных и наиболее тяжких пороков чаще всего встречается неблагодарность.

(2) Это, очевидно, зависит от многих причин, и, во-первых, – от того, что мы не выбираем людей, которые были бы достойны благодеяния, но, имея в виду приобрести должников, тщательно собираем сведения относительно их родовых имений и движимого имущества. Мы не бросаем семян на истощенную и бесплодную почву, благодеяния же скорее безо всякого разбора разбрасываем, чем даем.

(3) И нелегко сказать, что хуже: не сознавать благодеяния или требовать его обратно, ибо благодеяние есть долг такого рода, что из него следует возвращать только то, что охотно возвращается; тяготиться им весьма постыдно по той причине, что для оправдания доверия (в этом случае) нужны не материальные средства, а душа. Благодеяние возвращает тот, кто охотно сознает его. Но если и лежит вина на тех, кто даже в сознании не воздает благодарности, то не безвинны и мы.

(4) Много мы встречаем неблагодарных, но еще более сами делаемся такими. В одном случае мы бываем сурово требовательны и притязательны, в другом – легкомысленны и очень скоро раскаиваемся в своем благодеянии, в третьем – бываем сварливы и жалуемся, когда упускают малейшую возможность нам уплатить. Таким образом мы отравляем всякую благодарность не только после того, как оказали благодеяние, но и в тот самый момент, когда оказываем.

(5) В самом деле, кто из нас бывал доволен, когда его просили недостаточно усердно или только однажды? Кто, замечая, что к нему хотят обратиться с просьбой, не нахмуривал бровей, не отвращал лица, не притворялся занятым и длинными речами, намеренно бесконечными, не отклонял удобного для просьбы случая, не избегал, при помощи разнообразных хитростей, людей, прибегавших к нему со своими нуждами?

(6) Будучи же застигнут в безвыходном положении, кто не старался оттянуть времени, давая этим осторожный отказ, или хотя и обещал, но через силу, нахмурив брови, сердито и едва выговаривая слова?

(7) Но ведь никто охотно не признает себя должником в том случае, когда он не получил, а вынудил. Может ли кто быть благодарен тому человеку, который гордо бросил благодеяние, с гневом выкинул его или оказал его уже после того, как утомился, с тем только, чтобы избежать докуки? Ошибается, кто питает надежду на благодарность со стороны того, кого он изнурил проволочками, измучил ожиданием…

(8) Благодеяние принимается с таким же чувством, с каким оказывается; посему не следует оказывать его с пренебрежением. Ведь каждый бывает обязан только самому себе тем, что он получил от другого (как бы) без его ведома.

(9) Не следует быть и медленным, ибо кто медленно делал, тот, очевидно, долго не имел охоты делать, а во всяком деле дорого ценится охота. В особенности же благодеяние не должно быть оскорбительным. В самом деле, если природа устроила так, что обиды оставляют более глубокий след, чем благодеяния, и последние скоро исчезают из памяти, тогда как первые надолго в ней остаются, то чего ждать тому, кто, оказывая благодеяние, причиняет обиду? Подобному человеку достойную благодарность воздает тот, кто забывает его благодеяние. Не должна охлаждать в нас усердия к благотворительности и масса людей неблагодарных. Ибо, во-первых, мы сами, как я сказал, увеличиваем ее. Во-вторых, сами бессмертные боги не получают отвращения к своей щедрой благотворительности, несмотря на существование святотатцев и людей, с пренебрежением к ним относящихся. Они продолжают поступать сообразно своей природе и оказывают свою помощь всему; между прочим, и тем самым людям, которые плохо понимают их благодеяния. Последуем их примеру, насколько это позволит человеческая немощь; станем дарить благодеяния, а не отдавать в рост. Вполне достоин быть обманутым тот, кто, давая, помышляет об уплате.