Шрифт:
— Тебе послышалось, — с ледяным спокойствием врёт Карим.
Слов нет! Стою тут перед ним, как идиотка, правды добиться пытаюсь. Он надо мной издевается?! Я память потеряла, а не с ума сошла! Нет у меня слуховых галлюцинаций!
Рыкнув, разворачиваюсь и ковыляю в избу. Ничего я от Карима не добьюсь, только нервы зря потрачу. Кто бы знал, как я жду, когда память вернётся! Думаю, в воспоминаниях будет много сюрпризов.
Захожу в дом и с тоской смотрю на бардак. Здесь до сих пор никто не прибрался. Я не могу, а Карим только обещает. Чую, ещё пара дней в этом хаосе — и я начну выгребать хлам из дома через не могу.
Добираюсь до кровати, сажусь и смотрю на наше с братом фото в рамке на стене. Это не единственная фотография — их тут хватает. Везде мы вместе. Взрослые. Нет ни одного снимка из детства, фоток наших родителей тоже нет. Это очень странно.
В душе снова поднимается пыльная буря сомнений. Нет, я не могу просто сидеть и мучиться. А что я могу? Снова задать тысячу вопросов и получить на них односложные ничего не значащие ответы. Всё.
Лучше пойду прогуляюсь. Передвигаюсь я не слишком быстро и не особо уверенно, но у меня есть трость и огромное желание проветриться.
Выхожу из дома, и взгляд примагничивается к брату. Он нашёл новое и, конечно, срочное дело — ковыряется под капотом машины. Бесит!
— Далеко собралась? — вытирая руки тряпкой, следит за мной внимательным взглядом.
— Прогуляюсь по лесу, — сообщаю без эмоций.
— Стоять! — преграждает мне путь. — По лесу одна? Ты мышей в доме боишься, а там звери дикие.
— Никого я уже не боюсь, — вздыхаю. — Одинокие ночи закаляют, — подкалываю брата с ехидной улыбкой.
— Зубы мне не заговаривай, — хмыкает. — Одна ты в лес не пойдёшь.
— Пойдём вместе, — не сдаюсь.
Секундное замешательство, и у брата начинают ходить желваки. Какое «вместе» на прогулку, если он со мной в одном доме пять минут высидеть не может?
— Я машину чиню. Некогда.
— Ну и чини, — фыркаю. — А я пошла.
— Нет, — хватает меня за локоть. — Не хватало, чтобы ты ноги себе переломала. И так еле ходишь.
— Нормально хожу, — выдёргиваю конечность из хватки. — На трёх ногах надёжнее, чем на двух, — кручу трость.
— Ты. Никуда. Не пойдёшь, — чеканит слова, как станок монеты. — По двору гуляй.
Дома моральный терроризм, за двор выйти нельзя. Достал.
— Почему у меня ощущение, что я тебе не сестра? — зло цежу.
— Глупости не болтай. Кто, если не сестра?
— Пленница, — с вызовом смотрю на Карима. — Я чувствую себя твоей пленницей.
В чёрных глазах мелькает непонятная мне эмоция. То ли страх, то ли удивление. А может, всё сразу.
— Я просто о тебе забочусь, — выдаёт на выдохе.
— Забота — это прекрасно, а удавка на шее — не очень.
Продолжать бессмысленный разговор нет желания. Карим со двора меня не выпустит, а спорить с ним бесполезно. Пойду полежу. Книжку глупую почитаю.
— Вечером баня! — кричит мне в спину.
— Иди ты… в баню, — ворчу тихо и захожу в избу.
Сколько уже девочка живёт у меня? Сегодня шестой день вроде. А ощущение, что вечность прошла. Мне безумно сложно врать Динаре. И ещё сложнее делать вид, что я её брат. Я уже на грани, если честно.
Сестрёнка не дура. Память потеряла, но подвох чует чётко. Каждый день меня к стенке припирает. Моментами я почти готов плюнуть на всё и рассказать ей правду. Из-за матери только держусь.
И работа не прёт. Надо сохатого завалить кровь из носу. Неделю за ним по лесу хожу, а он, гад, след путает. За сохатину мне приличные бабки обещали, только тянуть не стоит — найдут другого поставщика. Охотников-то хватает.
От мыслей о работе я снова возвращаюсь к мыслям о девочке. И так по кругу. Рехнусь скоро. Самое поганое во всей этой истории — неопределённость. Я устал врать. И от неконтролируемого влечения тоже устал. Но я не хочу отдавать девочку мужу-упырю. Будь моя воля, я бы Динару себе оставил.
На ловца и зверь бежит. Не сохатый, но тот ещё лось — Тимурчик на линии.
— Не добрый день, — отвечаю на звонок.
— Что так? — напрягается моментально. — Проблемы?
— Ты мне проблему подкинул. Забыл?
— Не начинай, ты за это деньги получил, — Тимур злится. — Какие новости? Динара ничего не вспомнила?
— Нет, но она нервничает. Чувствует, что её обманывают.
— Твоя задача её успокаивать, — рычит в трубку.
— Слушай, ей врач нужен. Еле ползает девчонка.