Охренеть! Мы лежим на песке, просто, блядь на песке! Я даже не удосужился попросить Ромку что-то подстелить, да мне и похуй, хочется именно вот так, развратно, грязно, обжигающе! Чтобы запомнила, сучка мелкая, кто тут хозяин и кому она теперь принадлежит!

Да, да! Именно! Будет моей, хочу её! И не отпущу, пока не надоест! Хочу насытится ею. Брат тоже будет в доле, конечно. Я смотрю, его вся эта тема также вставляет!

Накрываю сочные губы ладошкой, чтобы не отвлекала.

Головка уже раздвинула пухлые, ароматные складки. И мычание малышки, которая только что просила остановиться почему-то звучит как хитрое приглашение. Она уже столько раз издевалась над нами — отказывала, а потом сама зазывала! Отчаянно вырывалась, а потом также отчаянно кончала, что я охуенно запутался во всём этом!

Да, да, крошка, не бойся, папочка уже тут! Сейчас ты получишь всё, о чем мечтала и грезила все эти дни! И о чем мечтали мы.

Резкий рывок и я в ней.

Пиздец… Это гребанный пиздец!

Потому что её киска нереально узкая, сжимает мой член как тиски, обжигает.

А еще пиздец, потому что девчонка кричит, даже через мою ладонь, кусается и дрожит. Походу, вовсе не потому, что ей в кайф принимать меня.

Что за хрень?

Меня словно ледяной водой окатывает, когда я смотрю вниз…

Вынимаю член, но не до конца. На нём алеют прожилки крови… Ни хуя себе!

Сердце замирает в груди, и я тоже замираю, пытаясь понять, что происходит. Неужели…

Убираю руку с её рта.

Лика громко плачет и вся дрожит.

Так она реально, девственница?!

Только мудак не поймет, что баба невинна. А я не мудак. Вернее… мудак, конечно, но, блядь! Какого хрена я её не слушал?

Нет, я всё равно бы трахнул эту крошку, только сделал бы это нежно, подготовил, доставил бы ей удовольствие, довел бы до оргазма, а потом…

Но теперь поздно, что говорить…

— Пожалуйста! Достань его, убери! Пожалуйста… — она хрипит, заливаясь слезами, но я понимаю, что если сейчас вытащу, потом будет хуже.

— Тише, лапуля, тише сладкая, подожди… Просто, надо привыкнуть…

— Твою мать, Влад! — брат резко садится на песке рядом, смотрит на Лику, обхватывая её лицо руками, заставляя меня чуть отстраниться. — Маленькая, прости… Малышка…

— Пожалуйста, скажи ему, пусть он отпустит меня, я не могу…

— Тише, милая, тише… Надо потерпеть, если сейчас прекратить потом будет еще больнее, — он целует девчонку, уговаривает потерпеть, пока я рву её целку.

— Я…Я не хочу никаких потом. Это… это ужасно…. пустите… вы… ненавижу вас!

— Блядь… — я не могу больше сдерживаться и делаю движение бедрами, прорываясь еще глубже, потому что мой член ноет от напряжения и желания кончить.

— Не надо… пожалуйста…

— Всё, всё… детка, спокойно… — наклоняюсь к ней, выпуская её ножки, позволяя им опуститься на песок, может так ей будет проще меня принимать. Она вся дрожит, прижимает руки к груди, словно прикрываясь, защищаясь.

— Не надо, маленькая, не закрывайся. Сейчас… — брат всё ещё ласкает девчонку, целуя и гладя по голове. — Ты привыкнешь, будет проще…

Отводит её руки, и опускает губы на её грудь, втягивая в себя соски по очереди. Малышка выгибает спину и стонет. Её лицо такое жалобное, что непонятно, от удовольствия она так выгибается, или, всё еще от боли.

А я чувствую себя полным кретином… голову кружит от её дрожи, от ароматов, от этой невинности.

Понимаю, что хрена с два я остановлюсь. Не закончу, пока не спущу.

Рома ласкает её соски языком, вылизывает. А я начинаю чуть раскачиваться, толкаясь в неё.

Блядь! Узко! Огненно! И… влажно! Да, да, в её лоне всё-таки влажно, значит, тело её подготавливалось к тому, чтобы принять член, значит, она хотела. Её женская суть всё-таки взяла верх над разумом. Она хотела, чтобы я её взял. Чтобы мы её взяли.

— Пожалуйста, Влад… не надо… — всхлипывает, непроизвольно стискивая мой болт своей пиздёнкой, — Пожалуйста…

— Да, девочка, да, моя сладкая, сейчас будет хорошо, сейчас!

Опускаю руку, стряхивая песок с пальцев, нахожу её клитор, провожу по нему, сначала легонько, осторожно, ловлю её реакцию. Чувствую нежную судорогу, бьющую тело. Ей нравится! Еще движение пальцев, чуть острее, сильнее, оставляю руку на клиторе потирая его, а сам увеличиваю амплитуду движения, почти вколачиваясь в песок.

Шапочка мечется подо мной, кричит, стонет, но я ощущаю как выгибается её тело.

— Ааах! Нет…

Проникаю ещё глубже, и на её лице снова появляется гримаса страдания… Да, я понимаю, что всё еще причиняю ей боль. Но она сама пока не понимает, что скоро эта боль станет удовольствием.

Трахаю её, конечно не в полную силу, торможу себя, осторожничаю, считывая каждое её движение. Замечаю, когда крик её становится более томным. Рома прижимается губами к её губам, всасывая их, облизывая, проникая языком глубже трахает её рот.