Шрифт:
Но человек все манил к себе спокойно, и я думал: эх, бы- ла не была, все равно деваться некуда, – и бежал к нему.
Но чем ближе мы подбегали, тем больше человек удалялся, удалялся, как будто спиной убегал от нас, – и наконец совсем пропал, как будто метель его сдула.
Мы со Степой остановились и удивленно поглядели друг на друга.
– Куда он делся? – спрашивает Степа.
– Не знаю, – говорю. – Может, привиделось?
– Ага, обоим привиделось! – усмехается Степа. И вдруг как закричит: – Смотри! Мост!
И правда, прямо перед нами оказался тот самый мост!
Мы как заорем от радости!
И побежали по мосту, и уже плевать было, что метель в морду и что мост качается так опасно от ветра, и на все было плевать, главное, что – выбрались, не замело насмерть!
Спрыгнули с моста и, не переставая орать, ка-ак понесемся по улице!
Так до нашего двора и бежали.
Дома мама меня по традиции чуть не убила. Она уж думала, что только летом где-нибудь в тундре мой труп найдет, когда снег растает… А тут я – живой, хоть и перепуганный.
В общем, долго она меня ругала. А потом заплакала и сказала:
– Иди спать!
Я лежал, не мог уснуть от пережитого, все думал, что за человек нас спас. И куда он потом пропал. И откуда он вообще там взялся?
И когда наконец стал засыпать, вдруг мысль прямо прыгнула в голову: а вдруг – это и есть мой прадедушка? Ну, то есть призрак его. Я ж его на фото только и видел, а там, на Ру?днике, он далеко был, одни очертания… А мама иногда говорит, что наши предки с того света нам помогают. Ну, она на самом деле вряд ли сильно в это верит. Но вдруг правда? Хорошо бы! Это тогда значит, что – смерти нет, и на том свете я тоже буду жить. Может, даже – и потомкам своим помогать. Махать им рукой, выводить из метели, указывать дорогу… Ладно, помрем – посмотрим… А так бы здорово было, да! Но я отвлекся.
6
В общем, теперь Степа втирал мне, что видел Сивую Маску, а я ему не верил. К нам в город, конечно, иногда приходят из тундры оленеводы – шкуры оленьи продавать или там на оленьи бега по праздникам… Но они все без масок. И вообще не страшные. Маленькие и прикольные. А дети-то у них какие мелкие! Прямо крохи. Очень забавные в своих шубках с узорами.
В общем я, чтобы Степа наконец успокоился, соврал, что – верю, ладно. И он тогда сразу спросил:
– Если появился – значит, какие-то события предвещал! А какие?
– Тьфу ты, – говорю. – Предвещал, что ты меня сегодня достанешь! Смотри вон, что у меня есть! – И балалайку ему показываю.
Степа так Сивой Маской был напуган, что даже и не заметил инструмента.
– Ух ты! А чего это? – спрашивает.
– Балалайка! – говорю. – Я теперь в оркестре играю. В «Струнах Севера». Слышал?
– Не-а, – говорит Степа.
– Ну и дурак, – говорю. – Это известный такой оркестр! Из разных школ собирают, кто играет на инструментах разных или у кого музыкальные способности просто… И потом выступают везде! Вот и я выступать буду.
– Круто! – восхищается Степа.
Вот потому я с ним и дружу, ему – все круто.
Другой бы сказал: подумаешь, балалайка! Вот если бы электрогитара, да какая-нибудь рок-группа, а это – ерунда, мол! А Степе – не ерунда. Хороший он друг. Хоть и Сивая Маска ему везде мерещится.
И мы со Степой еще долго стояли и болтали – он мне про Сивую Маску, я ему – про балалайку и про оркестр…
Так вот и играю теперь. Репетиции, концерты – то в школе какой-нибудь, то на культурном мероприятии, то в воинской части… Все из разных школ, и в основном все выпендрежные, к сожаленью. Особенно Жмакин и Малюк. Еще бы, они тут единственные студенты: первокурсники музыкального колледжа! Вот и чувствуют себя королями. Такие прямо крутые – ну да, у них балалайки примы, а у меня – секунда… Секунда – она не такая важная, как прима, конечно… И поменьше, и используется в основном для тремоло… А тремоло не так часто бывает нужно, как, скажем, бряцание… Но все равно – оркестру без нее никуда! А эти примы прямо сидят и гордятся, что они среди балалаек самые главные! И смотрят на меня презрительно. Ненавижу таких. Но терплю.
А еще с нами в оркестре играют домры. И там один парень – не знаю, из какой школы и сколько лет ему, – все время как-то странно бормочет. И однажды, когда Игорь Николаевич нам что-то объяснял, было довольно тихо – и я услышал, как этот парень сзади повторяет:
– Уж. Уж. Уж обыкновенный.
Я вообще не понял сперва, что это значит и к чему. Про ужа. Думал, он кому-то отвечает на что-то.
А потом смотрю – он все время про этого ужа бормочет. Сам с собой. Вот просто сидит и повторяет как заведенный:
– Уж. Уж обыкновенный. Уж. Уж.
Мне как-то не по себе становится, когда это слышу. Зачем он так повторяет все время? Я на других смотрю, но никто почему-то не обращает внимания на этого «ужа»… Но ведь явно что-то не то с этим домристом! При чем тут уж, да еще обыкновенный?
Каких только ненормальных нет на свете! Даже в наши «Струны Севера» затесались.
И вот Игорь Николаич улыбается в бороду и говорит:
– Господа балалайки, опять отвлекаетесь?
Но это не нам, секундам. Это примам – Жмакину с Малюком. Потому что они болтают, как обычно. То болтают, то в телефонах копаются. Но Игорь Николаич терпит, потому что так-то играют они хорошо, да и вообще он добрый. И, может, они со временем перестанут быть такими расхлябанными. Соберутся как-то. Первый курс – это только раскачка, а вот со второго все серьезно становится. Могут и выгнать из колледжа, если двоек нахватаешь. И будешь тогда, как Игорь Николаич говорит, «на базаре с шапкой играть». Ну, в смысле, чтоб в шапку тебе деньги кидали… Та еще перспективка.