Шрифт:
И стоят они пустые. Пустые холодные дома с разбитыми стеклами… Много-много домов повсюду. В них иногда селятся бомжи. И мама мне запрещает в такие дома залезать. Но мы однажды все-таки со Степой потихоньку влезли в один пустой дом. Поднялись по лестнице на второй этаж, там была квартира открытая. И мы, хоть и боялись, конечно, – мало ли, вдруг бомж или маньяк какой! – но все-таки вошли. Степа кого угодно уговорит на что угодно!
И мы ходили по пустым комнатам туда-сюда. По скрипучему полу. Зашли на кухню, там печка даже была! То есть – с печками у нас квартиры раньше были, ничего себе.
Потом вернулись в большую комнату. Там было почти совсем пусто, только на полу – обрывки газет и фотографии какие-то.
Мы поднимали эти мятые черно-белые снимки, разглядывали…
А потом Степа мне одну фотку сует и говорит тихо:
– Смотри.
Я смотрю. Девочка какая-то. В шубе, на улице, и даже по фото видно, как ей холодно, но все равно улыбается.
Я говорю:
– И что?
А Степа:
– Красивая…
Я говорю:
– Ну да. Такая себе.
– Ничего ты не понимаешь в женской красоте, – Степа обижается.
– А ты понимаешь, конечно! – говорю я.
Степа все смотрит на девочку в шубе.
– Красивая, – повторяет он. – Интересно, что с ней теперь? Где она вообще?
– Ну, фото черно-белое, – говорю я. – Так что дело очень давно было, скорее всего. А тебе зачем?
– Ну, так, – Степа краснеет. – Может, она не совсем уехала. Может, просто в новый дом переехала, который не аварийный. И я ее встречу когда-нибудь.
Нет, ну Степа, конечно, друг отличный, но какой же он иногда наивный, с ума сойти!
Я говорю:
– Так даже если встретишь – ты ее не узнаешь!
– Почему это? – обижается Степа и, вздыхая, все глядит на фото: – Я ее всегда узнаю…
– Так ей лет, наверно, уже пятьдесят!
Степа с ужасом, непонимающе смотрит на меня. А я, улыбаясь, на него. Потом до него, наконец, доходит. Бедный Степа мрачнеет.
– Ну и что, а я все равно ее узна?ю! – наконец упрямо говорит он, осторожно прячет фото в карман пальто. – Подойду к ней – и скажу: здравствуйте! Вот ваше фото в детстве! И подарю ей это фото. И она себя узнает сразу, и скажет мне спасибо, что я сохранил для нее такой важный исторический документ!
Степа, конечно, фантазер ужасный… И чувствительный тоже ужасно… Но, может, он этим мне и близок, потому что я тоже фантазер, и тоже чувствительный. Особенно когда музыку хорошую слышу.
Может, это еще и потому, что у меня абсолютный слух. Так сказала мамина подруга, певица Купцова, я уже говорил… Я, когда поменьше был, любую мелодию мог напеть, а иногда даже и на пианино подобрать! Хотя нот почти не знал еще тогда. У мамы в Доме культуры в зале пианино стоит, и я на нем подбирал одним пальцем… Пока меня однажды вахтерша Тамара Павловна не выгнала из зала.
– Тут тебе что, консерватория? Сломаешь инструмент, а мне отвечать! – закричала Тамара Павловна. И выгнала. И с тех пор я больше к тому пианино не приближался. И вообще обиделся на Тамару Павловну. Почему она решила, что я непременно должен сломать инструмент? Я же так аккуратно играл!
– Не дуйся на Тамару Павловну, – сказала мама. – Она женщина пожилая, одинокая.
– Так если она пожилая-одинокая, значит, ей можно на меня кричать? – хмуро спросил я.
– Нельзя, конечно, – мама вздохнула. – Кричать никому ни на кого нельзя. Но – будь мудрее… Будь выше. Не обращай на нее внимания.
И я решил быть мудрее. И выше. И не обращать на нее внимания. Поэтому больше с ней не здороваюсь.
2
Ну и вот, мамина знакомая, певица Купцова пела в девяностые в ресторане «Север». А там часто пировали бандиты. И однажды они чего-то не поделили и началась стрельба. Там даже погиб тогда кто-то. Вот и пой после этого в ресторанах. Но Купцова выжила. И даже продолжала петь в этом «Севере».
– Я так рассудила: не могут же каждый день стрелять! – объясняла она.
– Конечно, – сочувственно соглашалась мама.
– И действительно, после того случая никто особо не стрелял, – продолжала Купцова. – Ну, правда, через полгода ресторан подожгли, конечно…
Да, это громкая история у нас в городе была, когда сгорел «Север». Хотя поджоги, опять же, нередко бывали. И в таких пожарах люди гибли, иногда совершенно случайные…
А ту фотографию, с неизвестной черно-белой девочкой, Степа так с собой и унес. Степина мама эту фотку у него нашла и давай пытать: где взял? Ну Степа и признался, что мы с ним были в заброшенном доме, а его мама рассказала моей маме, и моя мама меня чуть не убила.