Не основательно, но частично Веткин был огорчён тем, что ничем не болеет и здоров, и крепок, как осиновый кол на фоне повалившегося забора.

Сняв с лица медицинскую изолирующую маску, Алевтина встала из-за стола, подала ему бумажку с названием лекарства.

– Вот! Здесь я написала название лекарства, – сказала она. – Завтра утром подойдёте в аптеку к фармацевту Анджелике Федотовне. Скажете, что от меня. Сколько таблеток и как их принимать, я там всё написала.

– По-латыни написано, – Веткин внимательно разглядывал рецепт и прячет в карман.. – Всё у вас зашифровано. У вас, у врачей, всегда от народа постоянно какие-то тайны.

– Зачем нам от пациентов хранить тайны? Для чего?

– Для того, чтобы на могиле своего пациента обнадёживающе сказать: «Да вы совершенно здоровы. Правда, в ночной хоккей вам играть уже поздно»,

– Названия лекарственных препараторов принято писать на латинском языке, Артемий Парамонович. Только на латинском, а не на китайском или, к примеру, латышском.

– Да это я так сказал. Для того, чтобы дальнейший разговор развить.

– Чего там ещё развивать? Пейте таблетки и молодейте!

Она выразительно посмотрела на входную дверь, давая Веткину понять, что приём закончен.

Но старик не унимался и не собирался уходить.

– Значит, я, всё-таки, болею, Алевтина? – задал он вопрос. – Это опасно или нет?

– Опасно, если не лечиться, господин философ.

– Что у меня за хворь в организме образовалась?

– У вас, Артемий Парамонович, небольшая аллергия на птичий помёт и, вероятно, на сок лопуха или даже ядовитого растения, которое называется борщевиком. Это и является причиной вашего кашля. К тому же, на коже вашего черепа образовался… ожёг.

– Оригинально! Но откуда?

– Но вы же многое знаете и помните. Так что, напрягите память. Может, что и вспомните.

– Вспомнил! Было дело. Пролетала надо мной ворона со своими гнусными затеями. А голову я, на всякий пожарный случай, лопухом вытер. Получается, что не лопухом, а листом борщевика. Это ядовитая гадость. Я в курсе.

– Знание – великая сила. Вы же, пока я обследовала ваш организм, столько мне интересного рассказали, что не волосы, а мой головной мозг встал дыбом. Я в восторге!

– Я так и предчувствовал, что тебе, Алевтина придётся по душе полезная информация. Но напоследок я ещё кое-что расскажу. Совсем немного.

– А надо?

– А как же иначе-то?

Алевтина устало село на стул.

В дубовом бору между деревьями с корзиной, наполненной мухоморами и прочими несъедобными грибами, бродил Мурашов

Он был переполнен сентиментальными чувствами и флюидными потоками нахлынувшей любви к удивительному живописному предгорью. Подошёл к огромному, в четыре обхвата, дубу. Прижался к нему всем телом и трепетно произнёс.

– Здравствуй, богатырь таёжный!

– И я тебе желаю здравствовать!– послышался глухой, но громкий голос.
– . Как живётся-можется? Откройся, путник!

Из дупла, наверняка, многовекового дуба медленно выползла крепкая коричневая ладонь, которую, не успев закрыть рот, в тихой, но упорной панике Мурашов, всё же, пожал. Затем, улыбнувшись стайке разноцветных здешних уток мандаринок, сельский врач и одновременно заядлый грибник, как сноп, упал прямо на корни мощного дерева, местами торчащими из-под земли. Не всегда же обязательно находится в стоячем положении, когда имеется полная возможность полежать.

Но относительно довольно быстро он, всё-таки, пришёл в себя. Правда, получилось так, что сделал это Мурашов только для того, чтобы снова, тут же потерять сознание. Для этого имелась основательная и веская причина.

Над ним наклонился седобородый человек в белых одеждах: в широких полотняных штанах и рубахе с поясом, в такого же цвета летних туфлях. Собрав последние остатки силы воли, Мурашов, в конце концов, не сразу, но пришёл в себя и даже встал на ноги.

– Я узнал вас, Игнат Аркадьевич, – прошептал Мурашов. – Вы доктор медицинских наук, профессор Лопатов. Больше десяти лет тому назад вы в одном из медицинских университетов Дальнего Востока параллельной России заведовали кафедрой анатомии человека. Многие знают и помнят профессора Лопатова.

– Весьма приятно это слышать, молодой человек, – улыбнулся бородач. – Но мне совсем не понятно, почему вы резко впали в застенчивость и в глобальную скромность. Ваша потеря сознания с чем-то связана?