Она даже завела свой ритуал, после занятий подходила и на прощанье обнимала меня, а я не могла ей запретить. За собой даже стала замечать, что жду, когда она придет со своими обнимашками и скажет:

— До свидания Армина Богдановна, я буду скучать, — и убежит, махнув ладошкой.

— Плавнее, Оля, — поправила я девочку, повернув голову, — не забывай о спине.

Девочка кивнула и принялась выполнять с учетом моего замечания.

А я посмотрела на ряд девочек и не увидела Лили.

— Девочки, а где Лиля? — задала я вопрос.

— Кажется, заболела, — ответила Женя.

— Что-то серьёзное? — забеспокоилась я тут же.

Многие пожали плечами, а Вероника фыркнула, что не укрылось от меня. Она болезненно переносила мою симпатию к малышке. Хотя я и сама понимала, что выделяла девочку, называя ее часто именно Лилечкой, что не совсем правильно, но происходило это почти бессознательно.

— Ещё пять минут и закончим, — подмигнула я уставшим малышкам. Они выдохнули, а я опять посмотрела в окно, выходящее на парковку. Тёмный джип стоял рядом с моей машиной как ее охранник. Я вздохнула. Положив руку на сердце, могла сказать одно: охрана меня напрягала. Они не лезли, в каком-то плане даже удобно, например, я дала ключи и утром моя машина стояла во дворе, но состояние надзора оставалась.

Душило, не было уединённости, словно ты всегда на витрине.

Подняв глаза на время, я немым жестом остановила выполнение движение у девочек.

— Всём пока, хороших выходных, — улыбнулась я малышкам и открыла дверь, откуда они по очереди стали уходить.

— Закончили? — заглянула ко мне Варвара.

— Да, что-то даже устала. А, ты как?

— Родители, это вечная боль. А с отчислением кого-то полная …опа, вопли, угрозы.

— Классика.

— Ага, — подмигнула девушка.

— Слушай, а что с Лилей Назаровой? Куда пропала?

— С твоей группы?

— Да, верно.

— Звонила няня, заболела, я честно не помню, вывих, что ли. Я услышала главное для себя, что не у нас, и забила.

— Ну да, ты права.

— Ты на собрание идёшь?

— Честно нет. Там по старшим группа, а я у них не веду, поеду домой. Что-то, честно, устала, голова тяжёлая.

Девушка попрощалась и ушла. Я, переодевшись, закрыла кабинет, сдала ключи и поехала домой.

Пока ехала, поднималась в квартиру, думала об этом треклятом банке доноров вновь, он не отпускал. Хочется и колется.

Дома, присев на диван с кружкой кофе, я рассматривала множественные фотографии из базы, честно не зная, кого выбрать, а выбор был от брюнетов до блондинов. Честное слово, как в магазине с конфетами…

Нажав на анкету более понравившегося мальчика с фотографии, я принялась смотреть. Гороскоп — Овен, вероисповедание — атеист…

И тут мой телефон зазвонил. Я удивилась номеру, но решила ответить.

Нажав зелёную кнопку на дисплее телефона и приложив его к уху, я тут же услышала:

— Отпусти его! Зачем он тебе?!

В первые секунды я не поняла, о чем говорит звонившая. В своих руках я ничего не держала. Планшет только… но он лежал рядом.

— У нас сын, слышишь!? Неужели ты настолько жалкая?

Звонившая говорила, точнее, кричала вперемешку с истерикой. Я не слышала, в голове набатом раз за раз повторялось только одна ее фраза: «У нас сын, слышишь?!»

«Сын, сын», — вычленял мой мозг фразу раз за разом. И в этот момент я умирала, сердце разрывалась от осознания того, что там не просто ребёнок, там мальчик. Сын, маленький человечек, которого я хотела, о котором я мечтала… этот ребёнок был не от меня, а я… а мы так хотели, так мечтали…

— Я, я… — срываясь на очередной крик, прошипела девушка на другом конце, — закажу тебя, слышишь? Он только мой!

Отстранив телефон, я нажала на красную кнопку, не в силах слушать бред, который несла любовница Савелия. Угрозы, истерика, они меня не волновали, запала новость о ребёнке. Я знала, что он есть, Савелий признался сам, но не сказал, кто там, девочка или мальчик. Теперь я знала — мальчик. Осознание принесло волну такой боли, что хотелось кричать. Кричать так, сильно чтобы заглушить волну болит внутри, дать ей покинуть меня.

Заломив руки до боли, я больше не смогла себя сдерживать и закричала, чтобы не оставаться с ней наедине, вытолкнуть ее из себя, но крика не было, я словно немая рыбка открыла рот и не смогла произнести ничего. Голоса, слов, крика не было…Ничего, только боль… она поглощала, разливаясь все сильнее и сильнее, а мозг подкидывал вновь и вновь воспоминания. «Сын, сын» — словно я могла это забыть.

Свернувшись клубочком, я глотала воздух, не в силах произнести слова. Боль была такая сильная, что я думала, умру, и мне этого хотелось, чтобы не чувствовать, не ощущать. Кто-то скажет, что любви не существует, а ее и правда нет. Есть похоть, зависимость, боль, да что угодно, но не любовь.