Он открыл глаза.

Черт, этот кретин смотрел прямо на меня!

Я охнула, а в следующий момент оказалась в кольце его рук, и горячий, пахнущий вином рот прижимался к моему. Зубы стукнули о мои, крепко сжатые. Оттолкнуть его оказалось нелегко, особенно когда одна половина сознания орет, что пора убегать, а другая, что… Неважно, что именно она орала! Тяжело дыша, я вырвалась и выскочила в коридор.

– Наташа, – лишь услышала в спину слабый, как будто робкий окрик.

Стоило мне перевести дыхание, как в дальнем коридоре мелькнул свет и вытянутая тень. Михалыч снова, подобно бестелесному призраку, бродил по замку. Мне бы по-бабьи на все наплевать, закрыться в своей комнате и выплакаться в подушку, вспоминая об одинокой юности и загубленной молодости, но я, словно заговоренная, стараясь стучать каблуками как можно тише, отправилась вслед за яснооким. Сегодня я успела рассмотреть, как он открыл потайную дверь. Александр Михайлович долго светил на добротную кладку, а потом одним-единственным движением утопил в стене один из кирпичиков. Недолго думая я поспешила за ним, стараясь не теряться в темноте, ступая как можно аккуратнее. Бесконечные каменные ступени уходили спиралью вниз, а когда я вышла к пустому широкому тоннелю, то почувствовала студеный ветер. От холода заледенели руки, в тонкой сорочке пробирало до самых костей. Проход, похоже, вел на улицу. Надо было срочно возвращаться назад, но любопытство подталкивало следовать дальше за едва виднеющимся огоньком. Я бегом кинулась за Александром Михайловичем. Он стоял у раскрытой двери, зажимая в руках затухающую от сквозняка свечу. Его темный силуэт освещался луной, а в призрачном голубоватом свете блестела река.

Что он ищет? Неужели он рыскает по замку по ночам лишь для того, чтобы полюбоваться видом ночной Быстрянки? Свежо придание, да верится с трудом.

Тут Александр Михайлович решил вернуться обратно. Я едва успела скрыться в темноте, как он, тяжело ступая, прошел практически рядом со мной. Лицо его выражало печаль и что-то еще. Обреченность? Он остановился напротив моего убежища, на его животе темнело огромное пятно. Это что – кровь?! По спине побежали мурашки, я что было силы вжалась в ледяную каменную стену. Под моим локтем вдруг куда-то в глубину ушел кирпичик, и, сдавленно пискнув, я кувыркнулась спиной в темноту.

От непередаваемой вони, заполнявшей комнату, я моментально пришла в себя. Я с трудом открыла глаза и едва не захлебнулась собственным криком. Прямо на меня смотрели огромные желтые глаза с вертикальными зрачками, зубастая пасть недвусмысленно открывалась, оголяя два ряда острых длинных клыков. Скользя ногами по пыльному полу, я старалась подняться, и уже через секунду, охваченная паникой, долбила стену в надежде найти скрытый кирпичик-ключ и оказаться в темном тоннеле, а не в клетке с драконом!

Чудовище между тем медленно, как будто неохотно переминалось на месте, расправляло крылья, шевелило огромным чешуйчатым хвостом и гипнотизировало меня злобным взглядом. Вот дракон повел носом и потянулся ко мне. Я застыла на месте, сильно зажмурившись, чуть живая от страха. Волосы лизнул ветерок – пахнуло смрадом, – похоже, чудище меня обнюхивало. Я открыла глаза как раз в тот момент, когда дракон вдруг распушил длинные чешуйки вокруг морды набрал в грудь побольше воздуха и завыл. Жуткий трубный зов волной припечатал меня к стене, оглушил едва не до потери сознания. Я медленно сползла на каменный пол, свернулась комочком, закрывая уши. Казалось, что голова сейчас лопнет, как бычий пузырь, наполненный воздухом.

– Ич парандиси дрэкон, чо парандиси су камер! – вдруг прошептала я себе под нос и тут поняла, что только что произнесла слова Ловца, но на странном, неизвестном мне языке.

Дракон вмиг оборвал на редкость отвратительную ноту и уставился на меня желтыми змеиными глазами. Я подняла голову и громко повторила, вставая на ноги:

– Ич парандиси дрэкон, чо парандиси су камер!

Крылатая тварь буквально кинулась в противоположный угол, задевая кирпичную стену. От чудовищного удара сверху посыпался песок, я громко чихнула. Дракон между тем развернулся, длинный хвост полоснул практически рядом с моими туфлями. Я резво отскочила, не удержалась на ногах и шлепнулась в пыль. «Господи, как же мне не хватает моего демона!» – с тоской подумала я, быстро поднимаясь. Тварь, кажется, пришла в себя, вот она открыла пасть, собираясь зажарить меня, как свиные ребрышки, одним огненным выдохом.

– Только не это! – пробормотала я и в истерике заорала: – Ич парандиси дрэкон, чо парандиси су камер! Мать твою, ты не видишь, кто я?!

Дракон, похоже, опешил и выпускать в мою сторону пламя не торопился. Мы так и застыли, глядя друг на друга. Я и он. Он не хотел подчиняться, а я боялась его до полусмерти. Спасло меня одно-единственное чудесное, буквально сказочное обстоятельство – неожиданно открывшийся тайный проход, тот самый, через который я провалилась в тюремную клетку к чудовищу. Кто-то снаружи привел механизм стены в движение, но, когда я оказалась в безопасности холодного тоннеля, неизвестный доброжелатель уже исчез.

– Я хочу знать, когда из деревни приедет обещанный лекарь! – твердо заявила я графу, впившись злобным взглядом в его лицо.

Из этого замка надо было срочно выбираться – с Ловцом или без него! Мы должны были уносить ноги! А для того эти самые ноги необходимо вылечить. С другой стороны, я могла убежать одна, наплевав на Дениса. Ровно три месяца назад я бы так и поступила, но сейчас что-то сидящее глубоко внутри останавливало меня. Какое-то странное незнакомое чувство, которому я не могла дать определения.

Я стояла посреди огромного, заполненного стеллажами со старинными фолиантами, пахнущего книжной пылью и дорогим коньяком кабинета графа Лопатова-Пяткина и была готова наброситься на него с кулаками.

– Моя сестра Тамара мучается! – сбавив обороты, продолжила я. – Ей нужен лекарь!

– Да полноте, Фрол, – вдруг улыбнулся Лопатов-Пяткин, – можете поверить, в самом скорейшем времени ваша сестра выздоровеет.

Что-то зловещее присутствовало в его словах, какая-то скрытая и опасная мысль.