Шрифт:
Через двадцать минут табличка с названием нашего города остается позади, несемся по трассе мимо зеленых посадок и полей, а атмосфера в салоне автомобиля становится все более гнетущей. Ясмина продолжает держаться холодно и отстраненно, на вопросы отвечает не слишком охотно, своих не задает, на уговоры не реагирует. Коля и Толя, не справившись с заданием, переключаются на болтовню с Кириллом, и я сглатываю досадливый вздох. Миссия провалена.
Короткий сигнал мобильного, лежащего на панели, едва слышен за шумом ветра, что хлещет по металлу, и танцевальной мелодией, звучащей из колонок, но Ясмина мигом хватает телефон, будто только этого и ждала. Она бросает взгляд на экран. Всего доля секунды, и мобильный тут же отправляется на прежнее место. Ее губы сурово поджаты, руки напряжены. Она расстроена, а еще злится. Сильно. И дело не в нас, не в поездке. Здесь что-то другое. Что-то извне.
– Ты меня отвлекаешь, – тихо говорит она.
– Плохие новости? – спрашиваю, кивая на мобильный.
– Нет.
– Ты злишься, – подмечаю я.
– Потому что ты пялишься на меня, не прекращая.
– И это так сильно раздражает?
– Это отвлекает от дороги, – сухо бросает она и выжимает педаль газа, заставляя мотор зареветь.
Послушно отворачиваюсь к боковому окну, на языке появляется кислый привкус разочарования. Я-то думал, что после Риши никакие шипы мне не страшны. Видимо, ошибался. Шипы бывают разные, как и стратегии защиты. Наша Риша, например, лупит первой, не жалея себя и сил, так, чтобы противник испугался и сдался сразу, а Ясмина только отступает, сохраняя дистанцию и гордость. Она меня не подпускает. Совсем. Никак! И я могу ее понять отчасти, но от этого не легче.
Оставшаяся часть пути проходит в молчании. Даже не припомню, когда в последний раз я чувствовал себя таким потерянным. Идей нет. Ни одной. Все, что бы я ни сделал и ни сказал, будет зарублено на корню. Наблюдаю, как седан Влада въезжает на территорию базы отдыха, нырнув под поднимающийся шлагбаум, и легонько покачиваюсь от резкой остановки внедорожника.
– Приехали, – объявляет Ясмина. – Хорошего отдыха.
Парни рассыпаются в благодарностях, выпрыгивая из машины, я тоже выбираюсь на улицу. Закрываю дверь, оглушенный смятением, и через стекло вижу, как Ясмина берет телефон и смотрит на экран. Крупные очки совсем не скрывают гримасу боли, искривляющую ее лицо. А может, и опухшие веки совсем не показатель долгого сна? Она плакала. Много. Здравый смысл подсказывает, что стоит оставить ее в покое. Развернуться и уйти, не пытаясь навязать помощь и поддержку, но пальцы немеют, сжимая ручку двери, а ноги врастают в землю. Чаще всего люди прячутся только для того, чтобы их кто-то нашел. Вряд ли Ясмина сознательно выбрала бы меня на эту роль, но… что поделать, если нашел ее именно я?
Забираюсь обратно в салон автомобиля, поддавшись инстинкту. И это очень похоже на меня: желание помочь, утешить, дать совет, но сейчас все немного иначе. Ей все это не нужно, по крайней мере от меня. И я это понимаю, да вот только принять не могу. Не получается. Ясмина вздрагивает и опускает телефон, прижав экран к бедру. Жалость стекает холодком по моему горлу, лишая возможности заговорить первым. Мне не нравится видеть ее такой.
– Ты что-то забыл? – Ее голос подрагивает, голова опущена, а лицо скрыто за ниспадающими темными волосами.
– Нет.
– Ярослав, не стоит, – вымученно произносит она. – Я в порядке. Ты иди, друзья ждут.
– Ты не в порядке. И именно поэтому я не хочу уходить.
Ясмина облизывает губы. Между ее бровей появляется напряженный бугорок. Она с трудом сдерживается, чтобы не заплакать, и это кажется куда честнее, чем в пятницу. Куда откровеннее. Боль так сильна, что ее не унять даже силой воли? Да что там у нее случилось?
– Я могу чем-то?..
– Нет! – раздраженно рявкает она, но мигом смягчается, переходя на сбивчивый шепот: – Извини. Я сегодня не… мне нужно…
– Дела сильно важные?
– А незаметно?
Заметно. И меня волнует, куда она собирается направиться, чтобы решить свои дела. Одиночество часто переоценивают, когда речь идет о душевной боли. Разделить ее с кем-то – лучше, чем бороться в одиночку, потому что не у всех хватает сил на любовь к себе. Ненавидеть и винить куда легче, только последствия самобичевания обычно неутешительные.
– Встречаешься с кем-то?
– Хочу побыть одна.
– Вот это я точно заметил, – произношу вполголоса, вспомнив последние полтора часа.
– Прости. Я веду себя как сука, да? – пристыженно спрашивает она, и это совсем не то, чего я хотел добиться. – Наверняка теперь твои друзья будут считать, что начальница у тебя та еще змеюка.
– Не будут. Ты не…
– Ярослав, – перебивает она, и ее тяжелый вздох падает железной сеткой на мою грудь. – Спасибо тебе за поддержку, но… не нужно. Правда.
– А что нужно?
– Ничего.
– Так не бывает. Всем что-то нужно.
– Зачем ты… зачем это делаешь?
– А почему нет?
Ясмина ерзает в кресле, по всей видимости судорожно пытаясь придумать какой-нибудь железобетонный аргумент, чтобы отделаться от меня, но ничего не выходит. На самом деле она уже давно могла бы просто выпроводить меня и уехать, но что-то ее все-таки останавливает. Вот и зацепка. Она хочет остаться. Хочет, но боится признаться в этом даже себе. Ей нужна поддержка, правда, принять ее для Ясмины – значит проявить слабость. Да у меня тут девочка-самурай. И все же в первую очередь девочка, которой очень больно.