– Он сделал предложение своей любовнице, – говорю я, глядя в потолок. – Они уже пять лет вместе, дочери вроде скоро три…

Чувствую, как Ясмина напрягается, замирая. И мне не то чтобы не хочется говорить об этом, скорее не хочется заставлять ее пропускать всю эту дрянь через себя.

– В общем, она хочет подчистить карму, возобновив наши с отцом отношения, а он – порадовать свою будущую жену, поэтому меня и пригласили.

– Значит, вы помирились?

– Конечно нет, – сдавленно усмехаюсь. – Чтобы помириться, надо сначала поссориться, а мы… мы всегда были чужими.

– Тогда я все еще не понимаю, зачем тебе туда идти?

– Так я смогу забрать свою машину, а еще обратиться к отцу за помощью, если будет нужно. Это хорошая сделка.

– Сделка? – брезгливо хрипит Яся.

– Да. Это наш максимальный уровень отношений.

Она поднимается, упираясь руками мне в грудь. Лицо искажено такой злобой, что становится страшно.

– Спокойно, – обхватываю ее предплечья и медленно вожу ладонями вверх-вниз. – Ясь, в этом всем правда нет ничего нового. Он всегда вел себя со мной именно так.

– Да и пошел он тогда! Вместе со своей шлюхой! Она увела мужика из семьи, а теперь ей концерт с прощением подавай за твой счет?!

– Не было никакой семьи. Он начал гулять сразу, как женился на матери. Ей было семнадцать, ему почти тридцать, свадьба по залету. В детстве я его почти не помню, все наше взаимодействие строилось на том, что он откупался подарками, а потом забирал их, наказывая или манипулируя. Машину тоже для этого подарил. Хотел, чтобы я не съезжал от матери, но мне уже невыносимо было там находиться. Не я был нужен ей, а он. Короче, я все-таки съехал, и первые же гайцы отправили тачку на штрафстоянку. А Жанна… не знаю, что там за чудо-женщина и как она его приручила, но по большому счету она не сильно-то и виновата. Все горело уже до нее. Может, он просто дорос до семьи. А может, член уже подводит, чтобы баб менять так часто, как хотелось бы. В любом случае меня это не касается.

– Нет! Она виновата! Строить свою семью на костях другой – ужасно! И батя твой скотина! – распаляясь, кричит Ясмина. – Он же твой отец! Какие, на хрен, сделки?!

– Тише-тише, – приговариваю я. – Все нормально.

– Нет! Нет, не нормально! Как ты можешь быть таким спокойным?!

– Да я просто привык.

Ясмина оторопело хлопает ресницами, и ее нижняя губа начинает дрожать.

– Ясь, не надо. Все хорошо. Это не сильно приятно, но не смертельно.

– Он использует тебя, чтобы…

– Да, я знаю. Но машина мне не помешает. Как и его связи, возможно.

– Твоя рациональность просто бьет все рекорды. – Она медленно качает головой.

– Любить меня он все равно не станет. Чего надрываться-то? А пару часов поулыбаться… мне не сложно.

– Ахренеть, – выдавливает Ясмина. – Ты живой вообще?

– Хочешь, пырни меня ножом, чтобы проверить. Или сядь на меня, чтобы почувствовать прилив крови к…

Она морщится – то ли от смеха, то ли сдерживая слезы, а я пытаюсь потушить огненный шар детской обиды, брошенный в меня мальцом и застрявший где-то в районе солнечного сплетения. Тема и правда не из приятных, но все это было, и в какой-то мере именно это и сделало меня тем, кто я есть.

– Это все вообще не смешно, Яр, – сурово произносит Ясмина.

Даже ее злобная забота кажется мне милой. Раньше я думал, что это особенность Риши, ведь она, как Халк, злится постоянно, но Яся… это ведьмовской огонь, заколдованный так, чтобы жечь только врагов, а друзей согревать. Что-то во мне хрустит и плавится, открывая одну из замурованных дверей, за которой обычно я запираю мальца. Если она правда хочет меня узнать… что ж, ладно, пусть узнает.

– Ясь, ну конечно, я живой, – говорю бездумно, просто и искренне. – И конечно, иногда мне бывает очень больно из-за поступков других людей, особенно близких, только… толку-то? Что мне с этим делать? Страдать? Выяснять отношения? Молить, просить, вынуждать? Нет. Рациональность мне ближе. Не было у меня нормальной семьи, это факт. Ну и что теперь? Ходить и скулить? Пожалейте меня, бедного-несчастного? Оправдывать свою дурость тем, что в детстве недолюбили? Плохо воспитали? Мстить им? Истерики закатывать? Ну хрень же. Я так не хочу. Не любил меня отец; возможно, даже жалеет о том, что я вообще появился. Мать помешалась на нем и каких-то своих мечтах. Это их выбор, их жизнь. Я не могу на это повлиять, но могу взять то, что мне будет полезно. И возьму. А любовь, принятие, близость, поддержку и все остальное я получу от других людей, которые сами захотят подарить мне это. Вот что ценно. Вот что мне нужно.

Блестящие капли скользят по щекам Ясмины, и я вытягиваю руки, чтобы стереть их.

– И вот почему я и не хотел ничего рассказывать. Ты расстроилась. Думаешь, мне от этого легче?

Она хватает меня за руки, прижимает их к своему лицу и всхлипывает:

– Ты такой молодец.

– А ты нюня, – смеюсь я, заставляя ее упасть мне на грудь, и обнимаю. – Ну все, успокойся. Так сильно переживать за меня не надо. Ладно?

Растираю ее спину, путаясь пальцами в волосах, и блаженно улыбаюсь, ощутив поцелуй в районе ключицы. А затем еще один, и еще… все ниже и ниже… И казалось бы, какой дурак откажется? Только я точно знаю какой.

– Ясь, а вот так жалеть меня точно не надо.

– Это не из жалости. – Она резко вскидывает голову, надавливая мне на живот.

– Да? Ты пятнадцать минут назад спать хотела.

– Уже не хочу.

– Ясь, – приходится добавить немного строгости в голос. – Ты меня выслушала, и я благодарен. Я правда чувствую себя лучше, большего не нужно. Хватит уже пытаться мне отплатить. Мы ведь не соревнуемся в том, кто кому круче помогает.

Она уязвленно отворачивается, и я притягиваю ее руку к губам и целую костяшки.