Когда маленький Бэмби в мультфильме прыгает по бескрайним еловым лесам и затуманенным лугам, мы невольно вспоминаем «Утренний туман в горах» Фридриха. Когда олень спасается от собак в горах, он убегает в «Скалистое ущелье» Фридриха, формы скал и стволы деревьев в фильме точно соответствуют образам картины. А когда в конце лес объят пламенем и небосвод окрашен в красный цвет, то это небо, на которое смотрит Бэмби, – весьма и весьма фридриховское небо. Молодой китаец Тайрус Вонг соединил в видах природы из «Бэмби» азиатскую живопись с немецким романтизмом. Потом он уйдет от Уолта Диснея на студию «Уорнер Бразерс» и будет делать раскадровки для «Бунтаря без причины» [20] .

Когда 10 мая 1933 года начинают жечь книги, «Бэмби» Феликса Зальтена летит в огонь одним из первых. В образе олененка, борющегося за жизнь, автор-еврей отразил отчаянное положение евреев. Но перенос сюжета в мир животных не помог ему. «Против классовой борьбы и материализма» – скандируют люди в коричневых рубашках и бросают в костер книгу Зальтена вместе с работами Клары Цеткин и Льва Троцкого.

После четырех лет производства фильм «Бэмби» Уолта Диснея выходит на экраны, и Адольф Гитлер смотрит его в 1942 году одним из первых в Европе. Он смотрит, как Бэмби спасается от огня – смотрит во время войны, в своем личном кинотеатре, и он очень тронут.

А в какой момент загорается огонь в душе Каспара Давида Фридриха? Уже в Копенгагене, в академии, где он учился живописи, друзья стали беспокоиться, что он останется вечным холостяком. Когда 1 мая 1798 года он уезжает на родину, его ближайший друг, художник Иоганн Людвиг Лунд, пишет ему в альбом: «Кто помогает юноше созреть? Кто дарит силу мужчине?» И сразу следует ответ: «Поцелуй хорошенькой девушки», и еще, более поэтично: «Лишь любовь пробуждает нас к жизни». Когда Лунд через год приезжает к нему в Дрезден, он пытается собственноручно найти подругу для стеснительного померанца. Но Розина и Изидора, дочери хозяйки квартиры, проявляют интерес только к красавчику Лунду. Как бы то ни было, в саксонской деревне Хайнихен была некая М., пробудившая амбиции и гормоны Фридриха, эту тайну Фридрих сам позднее рассказывает в письме Лунду, который уже отправился дальше, в Париж. Но кажется, что эта история ничем не закончилась. В 1802 году он несколько месяцев живет у своей сестры Доротеи в Бреезене под Нойбранденбургом и, перестав жаловаться на жизнь, 3 февраля пишет небольшой автопортрет: усталый и печальный, он лежит рядом с придорожным камнем, разочарованно бросив в траву шляпу, трость и ранец. На камне написано: «1 1/2 часа до Хайнихена». Судя по всему, он больше не ходил по этой дороге, то ли потому, что М. отвергла его, то ли потому, что она вышла за другого. Этого мы не знаем. Так или иначе, печаль на целый год захватывает его полотна. Мужчины со склоненными головами, грустные женщины, целые гимны меланхолии.

Но об одной постельной истории Фридрих всё-таки пишет в Париж своему другу Лунду: «Некоторое время назад мне пришла в голову сумасбродная идея: я решил проверить, смогу ли я проломить свою кровать, если с разбегу брошусь на нее». Любопытно. Не очень ясно, что именно он при этом делал. Но результат соответствовал ожиданиям художника: «Я попробовал и успешно провалился».

В маленькой комнате роскошного барочного замка «Свободной благородной евангелической девичьей обители в Йоахимштайне под Радмерицем», на древнем торговом пути между Бреслау [21] и Дрезденом, в заповедной Верхней Лужице, живет пожилая девица София Элизабет фон Ностиц унд Йенкендорф, настоятельница обители. В этом аристократичном доме престарелых для благородных дрезденских дам имеется великолепный мост над замковым рвом, украшенный четырьмя каменными фигурами, олицетворяющими четыре стихии. Поэтому следующая история особенно хорошо вписывается в эту книгу, разделы которой тоже названы в честь стихий. На «мосту с человечками», на фоне двухсотлетних лип Юпитер с молнией олицетворяет огонь, Нептун с трезубцем – воду, Юнона с павлином – воздух, а Кибела в зубчатой короне – землю.

Через мост переходят одни только благородные дамы из обители, но в прошлые столетия по нему, бывало, скакали и благородные всадники, например, в 1745 году Фридрих Великий со своей свитой, а позднее, в войне с Наполеоном, тот самый Вильгельм, принц Прусский, который должен был стать немецким императором при поддержке генералов фон Блюхера и Гнейзенау. Девятого сентября 1813 года Гнейзенау он записал в дневнике: «Наш штаб расположился в женском монастыре, мы живем в замке вместе с его обитательницами, делим с ними стол, но не постель, насколько мне известно».

Конец ознакомительного фрагмента.