Не Барби для босса

Аннотация

За день до нового года дочь попросила у меня живую Барби. Как назло, все аниматоры уже заняты.

К счастью, я - владелец большой кондитерской фабрики, где работает много женщин. Только вот, найти Барби среди них оказалось не так-то просто.

Разве что... Женька Смирнова? Она, конечно, ругается как сапожник, но выбора нет.

– Смирнова! Дело есть. Детей любишь?

– Люблю.

– Раздевайся.

В тексте есть: юмор, новогоднее настроение, горячие сцены и, конечно же, хэппи энд.

Глава 1. Роман – Евгению ко мне вызови, – бросаю в трубку мастеру смены на линии, Любе. – Какую Евгению, Роман Петрович? – отзывается она задумчиво. – Да эту... Смирнову. Которая на язык острая. – А, Женьку? – понимающе басит Люба. – Сейчас, поднимется. Прикуриваю сигарету и встаю из-за стола. Подхожу к окну и открываю его настежь, впуская в кабинет холодный воздух. Зима в этом году не торопится. Новый год завтра, а снег лежит тонким слоем на тротуаре и вдоль обочин, не скрывая по-осеннему мокрую грязь и вполне себе зеленый газон. Раздается громкий стук в дверь и она тут же распахивается. – Вызывали, Роман Петрович? – слышится за спиной громкий звонкий голос с отчётливым ударением на “р”. Вздыхаю, качая головой. Картавая Барби. Уссышься. Оборачиваюсь. Женька – сотрудница моей фабрики по производству шоколада. И, одна из немногих, про которых говорят “не в коня корм”. Потому что сладкое она жрет наравне со всеми, но при этом остаётся тощей, как шпала. – Роман Петрович, – хмурится Женька и чешет задумчиво голову под моим взглядом. – Я что-то не поняла, вы вызывали меня или меня девки разыграли? – Да вызывал, Жень, садись, – указываю ей на стул. – Разговор есть. Выкидываю сигарету в окно и закрываю его. – А нас ругаете за то, что бычки кидаем, – укоризненно вздыхает она. – Садись, Смирнова. – повышаю голос. Сам сажусь в свое рабочее кресло. Жду, когда она сядет напротив. Смотрю на ее тощие ноги с острыми коленками в свободных брюках и безразмерный свитер. Как домовёнок Кузя, честное слово. И волосы такого же соломенного цвета. Разве что не торчат в разные стороны, а замотаны в лохматый пучок. Бровей не видно. Ресницы белые. Моль самая натуральная. Но, зато глаза красивые. Ярко-синие. Хоть что-то. Но, не Барби, конечно. Не Барби… – Вы полюбоваться меня позвали? – игриво усмехается, щурясь. И рот не по делу открывает. – Конечно, Смирнова, – улыбаюсь ей в ответ своей коронной улыбкой, от которой все бабы на заводе штабелями вокруг меня падают. – Я большой ценитель женской красоты. Думаю: зачем ехать в Эрмитаж, когда у меня на работе Евгения есть. – язвлю. – Ты замужем? – … Нет. – чуть поколебавшись, отвечает она. – А парень есть? – продолжаю допрос. – Нет, – усмехается она, пожимая плечами. – Значит, и планов на новый год у тебя тоже нет? – подытоживаю, хлопнув в ладони. – Ну, почему? Есть. С подругой встречаюсь. А что? – Есть вариант заработать себе хорошую премию. Деньги нужны? – А кому они не нужны? – Детей любишь? – Люблю, – улыбается она широко и простодушно. – Тогда раздевайся. Наблюдаю, как за несколько секунд на ее лице проносится вихрь эмоций от удивления до снисходительной усмешки. – У нас что, теперь премию оргазмами раздают?. – хохочет Женька. – Если у завода совсем дела плохи, давайте я конфетами возьму. Вот дурная девка. Усмехаюсь. – Нет, Смирнова. Конфеты – это, знаешь ли, затраты на сырье. А члены простаивают. Чего добру пропадать? – Роман Петрович, извините, но вы не в моем вкусе, – отдышавшись, доверительно прикладывает она руку к груди, а потом начинает снова ржать. – Или это наказание за невыполненные нормативы? Вскидываю брови, стараясь держать серьезное выражение лица, но Смирнова так заразительно хохочет, что я едва сдерживаюсь. Мне кажется, летом ее громче всех из курилки слышно. – Женя, если бы ты рот не открывала, цены бы тебе не было. – серьезно сообщаю ей, мысленно напоминая себе, зачем я ее вызвал. – Роман Петрович, вам нравятся молчаливые женщины? В таком случае, нужна резиновая. А что? Достал, надул, сделал свои дела. Потом тряпочкой протер, сдул, сложил на полочку и она молчит. Мозг не выносит. “Выкинь мусор”, “подбери носки” – передразнивает голосом “жены”. – Женя, – не выдерживаю и коротко смеюсь, – когда на заводе организуем команду КВН, я обязательно включу тебя в список, а сейчас ближе к делу. У тебя под свитером что-то есть? – Что-то есть, – хитро щурится Женька. – Тогда шутки в сторону. Раздевайся. Серьезно. Посмотреть на тебя хочу. – встаю из-за стола и снова отхожу к окну, прикуривая. За один день до нового года дочь внезапно заказала в подарок живую Барби. Я обзвонил всех аниматоров в Москве и области, но у всех мероприятия расписаны аж до старого нового года. К счастью, у меня есть целая кондитерская фабрика, на которой работает множество женщин. Вот только Барби на ней найти оказалось не так-то уж просто. Стресс, сладкое… А вот Смирнова, похоже, ведьма. Оборачиваюсь. Сигарета выпадает из пальцев, потому что эта сумасбродка стоит передо мной в лифчике. Или топике, но уж больно коротком. И про шпалу я немного ошибся. В верхней половине этой шпалы располагается такая пышная, уверенная троечка… Глава 2. Роман Да я в принципе, похоже, ошибся. Под бесформенным свитером пряталась очень женственная фигура. С трудом оторвав взгляд от наливных яблочек, скольжу им по тонкой осиной талии. Торможу на заманчивой родинке над пупком. Ниже начинаются уродские черные штаны, но фантазия уже дорисовывает покатые бедра с выпирающими подвздошными костями. – Ну как, Роман Петрович, тяну на премию? – вырывает меня из нирваны ее гарцующая “р”. – Ты сдурела что ли, Смирнова? – выдыхаю, с трудом переводя взгляд на ее лицо. Поднимаю сигарету с пола и выкидываю ее. – Почему не сказала, что под свитером ничего нет? – Как это ничего? А сиськи? – пожимает она плечами. Закатываю глаза. Логика железная. – Прикрой срамоту свою, – киваю на грудь, снова кидая на нее быстрый взгляд. Или четверочка? Не понятно, бельишко кружевное с толку сбивает. Достаю сантиметр из тумбочки. – И ничего не срамота, – бубнит обиженно Смирнова и напяливает кофту. – Вам не угодишь. – Да не одевайся ты пока! – рычу. Она выглядывает на меня из горловины свитера и замирает с приподнятыми руками. – Вы уж определитесь, товарищ директор. – Да просто руками сиськи свои прикрой, я не знаю! – не выдерживаю. – Мне нужно размер твой узнать. – Дэ. – Что “дэ”? – Грудь “дэ”... Четвертый размер. – Смирнова стягивает свитер с головы и прижимает его к груди. – Аааа! Вы что, хотите меня снегурочкой нарядить? Тогда сорок шестой размер. – расплывается в улыбке. Качаю головой, приближаясь к ней и растягивая сантиметровую ленту. – Да, но нет, – зависаю на ее аппетитной ложбинке, выглядывающей из шерстяной засады. – Роман Петрович, в глаза смотрите, – хихикает Женька, поднимая кофту выше. – А то знаю я вас, серцееда. А дедушкой Морозом вы будете? Вам по возрасту пойдет. Закатываю глаза. Мне всего сорок, но Смирнова ставит в нашем общении акценты так, будто все девяносто. – Ты мне тут не обзывайся давай. – хмурюсь и развожу ее руки в стороны, всячески удерживая себя от взгляда вниз. – Ты не будешь снегурочкой. Старая слишком. – не могу удержаться от укола, но она лишь продолжает тихонько гоготать. А сколько Женьке лет, интересно? Что-то около двадцати пяти вроде. Пропускаю ленту ей за спиной, фиксирую на груди и все равно приходится посмотреть вниз, на результаты измерений. Основная часть лифчика-топика не прозрачная и закрывает все самое интересное, чем только подогревает желание аккуратненько оттянуть тонкую ткань пальцем и заглянуть под нее. Чувствую, что организм упорно реагирует на Смирнову, как на красивую женщину. Ему для этого достаточно ее красивых сисек. Все остальное – второстепенно. И только ее ярко выраженное “рычание” возвращает меня в реальность. Следом измеряю талию. Женька покрывается мурашками и передергивается, а я представляю, как ее сосочки сжимаются и становятся твердыми. – Смирнова, не дергайся! – шиплю и бросаю на нее строгий взгляд. – Простите, Роман Петрович, но у вас руки холодные, – вздыхает она. – А если не Снегурочкой, то кем я буду? Зайчиком? – Белочкой, – хмыкаю и распрямляюсь, разглядывая ее лохматый жёлтый пучок. Наверное, это должен был быть белый цвет, но что-то пошло не так. – У нас будут ролевые игры? – игриво стреляет глазами Женька и снова ржёт, а я укоризненно качаю головой. – Все бы тебе хохмить, Евгения. Вот красивая баба, а пользоваться этим не умеешь. – Да ради кого пользоваться-то? – она пожимает плечами. А вот сейчас обидненько было. – Вы наших мужиков на заводе видели? – продолжает и я понимаю, что речь не обо мне, а в общем. – Ради дяди Вити, наладчика? Или кривого Пашки? Остальные то все женаты. – Ну, на заводе то свет клином не сошёлся, – хмыкаю я, запихивая руки в карманы. – Можешь одеваться. Смирнова натягивает свитер, а я сажусь за стол и записываю ее параметры на листок, чтобы не забыть. – Так кем я буду-то? – мнется перед столом Женька. Поднимаю глаза. Ну! Вот! Нормальная, бесформенная, антисексуальная Смирнова. И все наваждение сразу рассеялось, как страшный сон. За несколько месяцев до нового года на кондитерских фабриках начинается аврал и я просто давно не расслаблялся в компании прекрасных дам. Посвящал всего себя работе, вот меня и штормит. Обязательно исправлю это на новогодних каникулах. – Барби. Развлечешь с обеда до вечера мою дочку и других детей, пока мы с друзьями посидим. Получишь столько, сколько получаешь на заводе за месяц. Согласна? – Роман Петрович, вы сдурели, что ли? Какая из меня Барби? Я и каблуки то никогда в жизни не носила. – вдруг испуганно пятится Женька. – Да и бухать с подружками в караоке собирались. Договорились уже. Не, ну нахер. Я опозорюсь. – Смирнова… – тру переносицу. – Первого числа “побухаете”. Каблуки тут – не самая большая проблема. Ты – главное – рот не открывай… не по делу. Тогда не опозоришься. Или мне Ирку вместо тебя позвать? Ложь, провокации и шантаж – наши любимые методы… Вижу, как глаза Женьки наливаются кровью. В яблочко. Глава 3. Женя Не, ну этой выдре крашеной я в жизни уступить не смогу! Роман Петрович, негодяй, знал, на чем сыграть. Ирка – мой злейший враг на нашем заводе. Высокомерная гадюка, которая любит распускать сплетни и шушукаться обо всех за глаза. А если бы Роман Петрович ее после меня позвал, то тут же поползли бы слухи, что я ему не подошла и Ирка оказалась лучше. Как-то одно время она распускала слухи, что Роман Петрович домогался ее в подсобке. Но мы с нее поржали, потому что все уже давно знаем, что у Романа Петровича, ну, проблемы с потенцией. Ходит всем, улыбается такой красивый, а сам, бедняга, только облизываться и может. В принципе, я поэтому так спокойно при нем свитер-то и сняла, потому что знала, что приставать не будет. Короче, согласилась я на Барби. Мне целая зарплата за вечер не лишняя и Ирке нос утру. Утром просыпаюсь от громкого гудка и со второго яруса своей кровати вижу сквозь зашторенные окна, как к общаге подъезжает машина. Спускаюсь и выглядываю в щель между шторами. Чёрная иномарка останавливается возле подъезда. Зеваю, потягиваясь, и надеваю халат. Кто это с утра пораньше? Тут же звонит телефон. Номер мне не знакомый. – Смирнова, с наступающим. За тобой водитель приехал. Выходи. – отрывисто командует Роман Петрович мне в трубку. – А че так рано-то? – возмущаюсь я, но тут же замолкаю, потому что бросаю взгляд на часы. Они показывают полдень. – Блин, я даже душ не успела принять. – Смирнова, у тебя пятнадцать минут. Только из моей любви к чистым Барби. Бегу умываться, даже не успевая толком проснуться. Из кухни выглядывают соседки, посмеиваются. – Женька, это что? Прямо за тобой? Вот это ты вип-персона! – Прям любимая жена директора! Без предложения руки и сердца не возвращайся! – Да че вы меня не разбудили-то? – кричу на бегу. – Кофе хоть сделайте. А то я просплю предложение. Только молока побольше! Быстро моюсь. Голову уже не трогаю, придумаю что-нибудь на месте. Собираюсь на автомате: джинсы, толстовка, волосы в пучок. Выпиваю залпом кофе. Выхожу и вижу, что водитель скучает, на тонкой снежной пороше ботинком выдавливая узоры. Увидев меня, он открывает заднюю дверь машины и я реально чувствую себя какой-то особенной, киваю ему. – Женька, хоть фотку пришли своего наряда, – слышу в окно. Машу рукой, сажусь и водитель закрывает дверь, прыгает за руль. В машине очень чисто, пахнет легким ароматом ванили и кожей. Все блестит и скрипит от любого движения. Будто эта тачка только-только выехала из салона. Едем минут тридцать. Я смотрю в окно, но глазеть особо не на что – промышленная зона да улицы с обшарпанными домами. Окраина города. Когда начинается центр, я уже успеваю изрядно заскучать. Вдруг мы останавливаемся перед салоном красоты. – Зачем это? – удивляюсь. – Я думала, у Роман Петровича переоденусь и все. Водитель не отвечает ни на какие вопросы, просто пожимает плечами и указывает мне на двери. Вздыхаю, выбираюсь на колючий ветер, который бросает редкие снежинки в лицо. Захожу внутрь салона и меня тут же окружает персонал. Они начинают суетиться вокруг меня, как цыгане, а я торопею, чувствуя себя новогодней елкой в Африке – совсем неуместно. Наконец, меня усаживают на какое-то королевское кресло, угощают кофе и я немного расслабляюсь. Маникюр, педикюр, – я даже не успеваю понять, что именно происходит. После того, как допиваю божественный на вкус настоящий кофе, кресло подо мной раскладывают и тут же начинают заниматься моим лицом. Какие-то маски, пенки, массаж. Брови подщипывают. Складывается ощущение, что меня не на детский утренник готовят, а на показ мод. Вроде бы и круто, но до конца я расслабиться так и не могу. Жду подвоха какого-то. Как выкатят мне ценник тысяч десять! – Извините, а сколько это стоит? – решаю все же уточнить, когда меня поднимают обратно и просят пройти в другой кабинет. – Не волнуйтесь, все оплачено. – успокаивает меня администратор, провожая в маленькую комнатку. – Ложитесь, сейчас мастер подойдет. Сажусь на кушетку, осматриваюсь. Какие-то баночки, палочки, пинцетики на полках в шкафу. Что это за пыточная, интересно? Оказалось – реальная пыточная. Кабинет эпиляции. Я не так давно убирала все волосы на теле бритвой и даже не ожидала, что мастер сможет к ним подобраться, но увы. Наверное, мои позорные визги слышала вся парикмахерская. Особенно, когда она занялась… зоной бикини. Я до последнего сопротивлялась, но когда меня предупредили, что позвонят заказчику и поставят в известность о том, что не все процедуры выполнили, мне стало стыдно. Еще не хватало Роману Петровичу знать, что они с моей… бикиней делали. Выползала я из этого злополучного кабинета со слезами на глазах и абсолютно гладкая, как младенец. Отвоевала себе тонкую полоску волос на лобке только. И то с трудом. Чувствуя себя красивой, но поруганной, покорно иду за администратором в еще один зал. Деваться-то некуда. К счастью, это оказалась парикмахерская. Девушка с красивыми длинными струящимися волосами распустила мои и придирчиво стала их рассматривать зачем-то. – Заказчик сказал в розовый блонд, – сообщает ей администратор. – А мы волосы не испортим? – уточняю на всякий случай. – У вас они… немного сухие, – аккуратно предупреждает меня мастер. – Вы что-то делали с волосами? – Ну, красила давно как-то. И с девчонками дома делали… этот, как его,.. кератин. – Понятно, – вздыхает девушка. – Нет, не испортим. Красиво будет. – И что, прям розовые? – уточняю. – Как мне потом такой красавицей на работу то идти? – Это просто тонировка. Она смоется через несколько раз, будут просто белые. – уточняет она вежливо и начинает колдовать надо мной. Вздыхаю. Страшно, а что делать? «Барби, значит Барби», – мысленно успокаиваю себя. Через несколько часов всё заканчивается. Меня укладывают, красят брови, делают макияж. Все это время зеркало мне недоступно. И от этого немного волнительно. И любопытно, конечно же. Потом мне приносят платье. Открываю пакет и стою, удивленно хлопая глазами с тяжелыми наклеенными ресницами. Короткое. Открытое. Сиськи практически наружу. Туфли с огромной шпилькой на платформе блестят так, что слепит глаза. Дополняет все гигантский розовый бант для волос. Натягиваю на себя всю эту роскошь. Тут даже розовое кружевное белье и тонкие чулки. Надеюсь, это не сам Роман Петрович покупал, иначе я сдохну от стыда. Мне помогают присобачить на макушку бант. Наконец-то подводят к огромному зеркалу от потолка до пола. Стою, смотрю на себя и молчу. Не узнаю. – Ну как вам? Нравится? – улыбается администратор. – Как на панель, ей-богу. Когда выхожу на улицу, вижу, как водитель меняется в лице. А это на мне еще куртка моя накинута. Он снова молча открывает мне дверь. Сажусь аккуратно, чтобы не зацепиться бантом. Вижу, как водитель пялится на мои колени. Кладу на них ладони. Странное ощущение. Едем больше часа. Выезжаем за город, долго петляем по каким-то поворотам, потом долго едем по узкой дороге между высоких сосен и, наконец подъезжаем к большому загородному дому. Выворачиваю шею, глядя на него. Офигеть! Красота. Декоративные кусты, фонари, огромный забор. Зеленые елки вокруг. Как в сказке. Заезжаем на территорию и подъезжаем к самому дому. Выхожу, разглядывая все с открытым ртом, как ворона. Покачиваясь на каблуках, поднимаюсь на крыльцо. Звоню в звонок. Расстегиваю куртку, потому что бросает в жар от волнения. – Это ко мне, – отвечает кому-то Роман Петрович, открывая дверь и отпивая из стакана какой-то коричневый напиток. Похоже, вискарь. Он оборачивается и, поперхнувшись, начинает кашлять, выпучив на меня глаза. Глава 4. Роман Стою перед Женькой и не могу оторвать взгляд. Как бы я ни пытался держаться невозмутимо, но этот её вид просто сбивает с ног: ноги от ушей, сиськи наружу, уложена и накрашена, как звезда на Оскар. В моих мыслях костюм куклы должен был выглядеть менее... вызывающим. Всё, что возникает в голове при виде такой Барби — желание не детям ее на растерзание отдать, а отволочь в спальню и стащить с нее эти шмотки, как ненужный фантик с конфеты. Но тут Смирнова открывает рот, и наваждение, как обычно, мгновенно исчезает. — Челюсть не потеряйте, Роман Петрович. — Женя, ты... восхитительно выглядишь, — наконец нахожу слова, снимая с ее плеч куртку. Розовые блестящие волосы спадают шелком на острые лопатки. Снова подвисаю. Это парик? Где ее лохматая желтая грива? — Ага, как проститутка с панели, — ухмыляется она, разворачиваясь и подмигивая. — Интересный у вас вкус. — Да нет, дорого, — улыбаюсь, пытаясь парировать. Наряд, конечно, вызывающий, но Смирновой он все равно идет больше, чем пучок и растянутый свитер. Тут хотя бы понятно, что это привлекательная девушка... Макияж вечерний... Как они ей, интересно, такие ресницы налепили? Она же глазами с трудом моргает. — Ага, как дорогая проститутка, — соглашается Женька, скрещивая руки на груди, отчего сиськи выпирают из выреза еще сильнее. Едва успеваю вздохнуть, как появляются мои друзья. Солидные мужики, при костюмах и с бокалами. У одного строительный бизнес, у другого - сеть ювелирных салонов. Один из них присвистывает, другой громко ржёт: — Ромыч, ты что, заказал девочку по вызову? Клевая вечеринка намечается! Стриптиз будет? Чувствую, как в груди поднимается глухая ярость. Рычу: — Следи за языком. Это аниматор. Женя начинает звонко хохотать. Поворачивается к моим друзьям, делает подобие реверанса и с наглой улыбкой выдаёт: — Товарищи-бизнесмены, уникальное предложение! Двадцать тысяч долларов за час. Акция до полуночи! Друзья у меня такие же клоуны. Начинают торговаться со Смирновой. Причем, мне кажется, на полном серьезе не понимаю, что она их стебет. Закатываю глаза, пытаясь не обращать внимания. Но тут появляются дети. Моя дочь, увидев Женю, визжит от радости и сразу кидается к ней: — Барби!!! Настоящая Барби! Ух ты! Какие у тебя туфли красивые! Фууух. Ну хоть она не сказала, что папа заказал проститутку. Аленка хватает Женю за руку и утаскивает с собой, не дав мне даже слова вставить. -- Хочешь, я тебе их подарю? -- с надеждой в голосе отзывается Смирнова. Смотрю им вслед, и сердце почему-то замирает. То ли от длинных ног, которые Женька грозит сломать, неловко передвигаясь на высоченных каблуках, то ли от того, как весело они щебечут, будто давние подружки. Иду следом за ними в гостинную, где носятся остальные дети. Захожу в комнату, показываю Смирновой пакет. — Женя, я купил игрушки для развлечений. Тут всякие конкурсы, конструкторы. Она заглядывает в пакет и начинает смеяться: — Роман Петрович, вы ничего не шарите в детских развлечениях. Конструктор? Вы бы еще их читать посадили на вечеринке. — Со взрослыми игрушками у меня получается лучше. — прищуриваюсь лукаво. — Экий вы... шалун, — прикусывает губу Смирнова, явно подыгрывая. И не понимает, похоже, что это выглядит слишком эротично. Отворачиваюсь и ухожу обратно к друзьям от греха подальше. Пусть сама разбирается с детьми, раз игрушки у меня не те. Я, вообще-то, машины имел ввиду. Даже любопытно становится, что имела ввиду она. Проходит немного времени. Мы с друзьями сидим, выпиваем, разговариваем. Вдруг слышу какой-то неистовый визг из гостиной. Поднимаюсь и иду проконтролировать на свякий случай. Заглядываю в комнату, и вижу настоящую вакханалию: Женя скинула туфли, носится с детьми, заматывает их туалетной бумагой, как мумий. Комната в хаосе, дети визжат и разбегаются от Барби, как тараканы. Она ловит их, щекочет и заматывает туалетной бумагой. В нее ото всюду летят диванные подушки. Вокруг шум, гам. Собираюсь идти обратно к друзьям. Неожиданно моя дочь замечает меня и тянет за руку: — Папа, иди к нам! Поиграй с нами в фараонов! Пытаюсь позорно сбежать, но под ее напором сдаюсь и подхожу ближе. Смирнова пристально смотрит на меня, щурит свои синие глазищи и медленно, с угрозой в движениях, разматывает туалетную бумагу. — Ну что,.. Роман Петрович, готовы к безумию и безудержному веселью? Глава 5. Женя Заматываем Романа Петровича на совесть. Дети помогают с таким усердием, что у нас быстро заканчивается вся упаковка бумаги. Надеюсь, это не все запасы в доме. Будет неловко оставить гостей без царя гигиены в любой квартире. Едва сдерживаю смех, потому что мой директор стоит посреди комнаты, замотанный в туалетную бумагу, как настоящая мумия. Дети верещат от восторга, пищат, смеются — в общем, творится настоящая вакханалия. Праздник непослушания какой-то. Я даже не успеваю придумать, что делать дальше, как кто-то из детей выдвигает предложение: — Пусть мумия расскажет стих на стуле! Дети радостно поддерживают идею, и я, конечно, не могу не подыграть: — Ну что, Роман Петрович, готовы? Трон для вас уже готов! — выставляю массивный стул в центр. Директор качает головой, но в итоге все же нехотя поднимается на стул в своей "мумийной" оболочке и начинает рассказывать какой-то детский стишок. Голос у него, конечно, звучит так, будто его заставляют это делать под дулом пистолета. — А давайте водить хоровод, — беру ребят за руки и подмигиваю начальнику, как только он заканчивает. — Роман Петрович, подпевайте. Роман Петрович закатывает глаза, но все же подпевает басом. Сдерживаю смех из последних сил. — Больше эмоций! — подначиваю его. — Смирнова, я тебя покусаю, — обещает он, бросая на меня такой свирепый взгляд, что, кажется, если бы не дети, я бы уже не стояла тут, ухмыляясь, а ехала в трампункт ставить прививку от бешенства. Дети же входят в раж, хлопают в ладоши, а один из мальчишек кричит: — Мумия, сделай страшное лицо! Роман Петрович вздыхает, поднимает руки вперед, изображая из себя зомби, а потом ловко спрыгивает со стула и начинает за ними гоняться. Дети орут, визжат, рассыпаясь по комнате, как тараканы. Вид у мумии, конечно, совсем не страшный, а скорее комичный, но для них этого более чем достаточно. Минут десять спустя, Роман Петрович устало падает на диван и срывает с себя оставшиеся "бинты", а я достаю из пакета чупа-чупс и протягиваю его ему: — Вот вам, Роман Петрович, заслуженный приз за лучшую мумию! Он встает, берет чупа-чупс. Улыбается, снимая упаковку и вдруг, не моргнув глазом, засовывает его мне в рот. Потом наклоняется ближе и шепчет мне в ухо так, что никто не слышит: — Сосать — это не моя прерогатива, Смирнова. Взрослые дяденьки должны получать более интересные подарки. Я едва не давлюсь от смеха, вынимаю чупа-чупс изо рта и подмигиваю: — Таблетки от давления или, может, талон на МРТ? Вижу, как во взгляде Романа Петровича вспыхивает дьявольский огонь. Он хитро щурится. — Евгения,.. не бери меня на слабо. Отвечаю, стараясь сохранить серьезный вид: — Не буду, не буду. Я же не хочу, чтобы вас в реанимацию увезли с давлением. Взвизгиваю от неожиданности, потому что ладонь директора тяжелым звонким шлепком приземляется мне на задницу, обжигая кожу огнем. — Больно же, — отшатываюсь от него, потирая ягодицу. — Вы чего деретесь? — А ты не провоцируй, — бросает он, явно и сам немного растерянный от того, что сделал, но старается не подавать виду. — Что, сильно больно? — Нуу, ощутимо. Мамка в детстве, конечно, лупила больнее... — Давай подую, — наклоняется Роман Петрович и хохочет, когда я испуганно отшатываюсь. — Шучу я. Прости, Жень, не рассчитал. Отмахиваюсь. На самом деле, не так уж и больно. Но сила удара у него, оказывается, что надо. Аж сжалось все внутри от трепета перед таким темпераментом. Дети, конечно, ничего даже не поняли. Они уже занялись своими играми и я с удовольствием пользуюсь тем, что они отвлеклись и плюхаюсь на диван, с блаженством вытягивая ноги. — Ромыч, ты все никак в куклу не наиграешься? — один из его друзей заглядывает в гостиную и тут же заинтересованно скользит взглядом по моим ногам. Тут же поджимаю их, чтобы не пялился. — А тебе завидно? — усмехается ему директор и поворачивается ко мне. — Жень, пошли хоть перекусишь чего-нибудь? Если честно, то я голодная, как волк, который с утра кроме кофе ничего во рту не держал, но сидеть за столом с этими бизнесменами в таком виде как-то неловко. Отмахиваюсь и запихиваю себе в рот чупа-чупс, поглядывая на детский стол со сладостями и фруктами. С голода не умру. — Я не голодная, спасибо. — улыбаюсь ему. А сама представляю, как приеду домой и сожру салатник селедки под шубой. Роман Петрович пожимает плечами и уходит. Пару минут жду, потом встаю и чищу мандарин, запихиваю его целиком в рот. — Фига се, как ты умеешь, — раздается из-за спины. Закашливаюсь, прикрывая рот ладонью. Оборачиваюсь. Роман Петрович стоит с тарелкой, на которой лежит салат и всякие закуски и с интересом наблюдает за мной. — Смирнова, — аккуратно похлопывает он меня по спине, — да в тебе больше талантов, чем я думал. Глава 6. Роман Женька… Чудо такое, я не могу. Понимаю, что проголодалась, а скромность не позволила об этом сказать. То, с каким воодушевлением она запихнула себе вилку салата в рот, сразу все расставило по местам. Мне даже стыдно, что я и кофе-то ей не предложил, как она приехала. Сижу среди своих друзей, а мысли всё время возвращаются к ней и к тому, что она то и дело подначивает меня по поводу возраста. Мне всего сорок, и я точно знаю, что ещё в форме. Я прекрасно выгляжу, занимаюсь спортом. В общении с женщинами проблем нет. В сексе тоже. Но эта зараза мелкая смеет меня называть ровесником динозавров. Усмехаюсь. Это даже забавно. Наверное, она первая, кто мне сказал, что я не в ее вкусе. Обычно моей харизмы достаточно для того, чтобы расположить к себе любую женщину. – Ромыч, а у тебя с Барби что-то было? Или только собираешься? – хитро щурится друг Пашка и кивает в сторону гостиной. Я качаю головой, стараясь казаться невозмутимым: – Она малолетка. И не в моём вкусе. – Ооо, зато в моем. Телефончик дашь? – Подойди и возьми, если такой смелый, – фыркаю. – Да наш Ромыч дед уже, какая ему Барби? Пусть лучше к тонометру привыкает. – ржет второй, Игорь. Закатываю глаза. Очень смешно. – Конечно, – отпиваю виски и чувствую, что в голове шумит, – пенсия, собес, корвалол – мое все. Пойду место на кладбище себе выберу. Вроде бы отшутился, но внутри неприятно царапает. В последнее время я действительно весь в работе, и вот уже несколько месяцев обхожусь без всяких приключений. Чувствую себя так, будто молодость ускользает, как песок сквозь пальцы. Мои будни – договора, цифры, встречи… Рутина. Ощущение, что она никогда не закончится и какой-нибудь сериал после работы – это все, что мне осталось из доступных развлечений. Вечеринка в разгаре. Музыка играет, гости смеются, а мне почему-то хочется просто лечь спать. И это бесит еще больше. Да, устал. Несколько месяцев новогоднего аврала. Все на нервах, и я в первую очередь. Чувствую, что перегорел. Ни праздника не хочу, ни веселья. Думал, что придут гости и настроение поднимется, но что-то пошло не так. Ощущение, что меня и за эту неделю каникул не отпустит и все, на что я буду способен – есть и спать. Хотя в планах была развлекательная программа: баня с друзьями, клуб. Друзья моложе на несколько лет. И вот сейчас ощущение, что между нами не цифра, а огромная пропасть. Наливаю себе еще виски. Хочу на свежий воздух. Выхожу на веранду. Ветер свежий, бодрит. Прикуриваю сигарету, делаю глубокий вдох – и немного отпускает. – Перекур? – раздается откуда-то сбоку и я подпрыгиваю от неожиданности. – Господи! – оборачиваюсь, понимая, что не один на веранде. Барби. Ну, то есть Женя, конечно. Стоит в полумраке, курит. – Можно просто: госпожа, – усмехается она и смотрит на меня с улыбкой. Явно тоже устала. Я бы вздернулся столько времени с детьми носиться. Подхожу ближе, смотрю на неё. Красивая, надо признать. И как я раньше не замечал, что у нее такие идеальные черты лица? И вообще, сиськи, конечно, у нее сейчас наружу, но мой взгляд то и дело цепляется не за них, а за огромные глаза, подобные двум синим глубочайшим озерам. – Что? – замечает мой взгляд Женька и подозрительно косится на меня. – Первая сигарета за день. – Да кури, – вздыхаю устало, не отрываю взгляда от ее лица и мне впервые кажется, что она немного смущается. – Красивая ты баба, Жень, а сразу так и не скажешь. Что на заводе забыла? Нашла бы себе богатенького, и не знала бы бед. Смирнова усмехается, выпуская дым изо рта, и задумчиво смотрит вдаль, кутаясь в куртку. – У богатеньких нет сердца, Роман Петрович. Вот сейчас я одета, как кукла, и отношение ко мне такое же. А я хочу, чтобы меня за душу полюбили. За то, что я – личность. Я поднимаю брови, ехидно улыбаясь. Личность? Это меня слегка забавляет. – Личность, которая курит и ругается матом на работе, как сапожник? Она смеётся: – Ну и что? Зато я добрая. Людям помогаю, животных люблю… кроме Ирки. Не могу сдержать короткий смешок. Женя – наивная, бесспорно, но всё же это в ней и цепляет. Прямолинейная, простая, бесхитростная. – Эх, Женя. Наивная ты еще пока, дурная. – приобнимаю ее за плечо. – Мужики любят за сиськи и качественный секс. Всё остальное – сказки для девочек. Чем быстрее ты это поймёшь, тем проще станет. Она смотрит на меня с едкой усмешкой: – Вам, конечно, с высоты жизненного опыта виднее. – СМИРНОВА! Вот заноза, знает, как под кожу влезть! В этот момент я испытываю такие противоречивые чувства… Женьку хочется одновременно придушить и выебать. Причем, я даже не знаю, что хочется сильнее. Оборачиваюсь к ней и неторопливо притягиваю ее к себе за куртку, нависая сверху. – Да шучу я, шучу, – дает заднюю Смирнова, явно смущаясь нашей близости и пытаясь выкрутиться. – Вы так смешно реагируете просто. – Обожаю женщин с юмором. Они в постели такие потешные. – шепчу, склонившись к ее лицу и пристально глядя в глаза. Мы сейчас так близко. Наши губы всего в нескольких сантиметрах друг от друга. – Роман Петрович, – шепчет Женя, будто окаменев в моих руках, – вы меня пугаете. Глава 7. Роман — Я ж пенсионер, Смирнова. Что меня бояться? Сейчас вставную челюсть в стакан положу, и всё, безобидный. Разве только засосать могу, — ухмыляюсь, не отводя взгляда. Вижу, как в глазах Женьки тут же появляются лукавые искры. — А как же куни? — хмыкает и тихо хрюкает от сдерживаемого смеха. Усмехаюсь. Грубо и неожиданно, как и всё, что исходит от этой девчонки. Хочется ей рот с мылом помыть. А потом все же поцеловать. — Смирнова, я не понимаю, ты премию точно хочешь? — произношу, сдерживая улыбку и стараясь держать серьезный тон. Она чуть отстраняется и смотрит на меня с игривой ухмылкой: — А что, или то, или другое? Начинает ржать, как дура, а у меня в этот момент как назло всё бурлит внутри. Стоит на ее непосредственность. Прям реально стоит. Никак не могу переключиться. Она цепляет меня на крючки, которых я раньше не замечал. Понимаю, что лучше сменить тон диалога, а то дошутимся. Хлопаю её по плечу, отпуская, и подмигиваю: — А что, так сложно выбрать? Договоримся. Ты сначала свои основные обязанности выполни, кукла. Вечер уже поздний, остаётся всего несколько часов до Нового года. Гости устали, атмосфера стала расслабленней. Дети бегают, но уже меньше шумят, гости пьют и беседуют. Слышу, как открывается входная дверь. Выхожу и вижу, как в холле снимает шубу бывшая жена. Появляется как раз в разгар веселья. — Что-то ты быстро, — смотрю на часы. — Нам еще нужно успеть до дома добраться, — холодно бросает она. — Нас ждет мой жених. Закатываю глаза. ОЧень вжная для меня информация. Она проходит в комнату и Аленка тут же бежит к ней с радостными криками: — Мама! Смотри! Папа нашёл Барби! — и дергает ее за руку, показывая на замученную игрищами Смирнову. Бывшая жена окидывает Женю оценивающим, даже слегка высокомерным взглядом. За несколько лет совместной жизни я прекрасно знаю это выражение лица. Взгляд, как у королевы, которой не угодили. — Да уж, Рома, вкус у тебя, как всегда, отменный. Как с трассы. Где ты её нашёл? — бросает она с усмешкой. Вижу, что всегда бойкая Смирнова теряется. Наверное, тк чувствуют себя любовницы, которых не поставили в известность о наличии жены. Подхожу, добродушно обнимаю бывшую жену за плечо и говорю с широкой улыбкой: — Там же, где и тебя, дорогая. Или ты уже забыла своё происхождение? Её взгляд тут же меняется, становясь ледяным. Она отстраняется, скидывая мою руку и видно, что злится. — Пойдём, Алена. — говорит резко, поворачиваясь к дочке. — Нам пора. — Нет, мама, я хочу остаться с Барби! — канючит дочь и обнимает Женю за талию, не хочет отпускать. — Я не наигралась. Папа, можно Барби завтра снова с нами поиграет? Смотрю на дочь, потом на Женю, которая улыбается неловко, и обещаю: — Придумаем что-нибудь, крошка. Провожаю бывшую с дочкой до выхода, помогаю Аленке одеться. Бывшая всё ещё злая, но не говорит ничего, и я рад этому. Когда дверь закрывается, возвращаюсь в гостиную и вижу Женю, которая стоит у окна, глядя им вслед. Подхожу ближе. — Не бери на свой счёт. Её иногда заносит. Всегда. Поэтому и развелись. Не заметил сразу, что скрывалось за напускной кротостью. Зато потом она решила, что раз она "шея", то и быть должно все по ее. Не учла только, что вертеть человеком, у которого тысячи человек в подчинении, не так-то просто. Переломилась. Начались скандалы. ИСтерики. И вот итог. Женя поворачивается ко мне, на её лице появляется улыбка: — Ну, некоторым корона поджимает бывает. Ничего, я не в обиде. Усмехаюсь. Некоторым она вростает в мозг, мне кажется. — Слушай, можешь остаться на ночь? Завтра ещё поиграешь с дочерью, уже не так долго и без суеты. Тариф тот же, — прошу, стараясь говорить легко, чтобы Женька не заподозрила никакого злого умысла. Я люблю свою дочь. Хочется ее порадовать. Она смотрит на меня с удивлением, но затем кивает: — Ну, ладно, останусь, — пожимает Смирнова своими острыми плечами. Получается довольно женственно. Друзья тоже начинают постепенно собираться, забирают своих детей, и в доме остаётся всего пара человек. Я зову Женю за стол, чтобы она поела. Она кивает, но говорит, что придёт позже. Проходит минут двадцать, и я начинаю беспокоиться. Понимаю, что она, скорее всего, голодная, и иду её искать. Нахожу в гостиной, она как раз приводит в порядок комнату. Собирет игрушки, обёртки от конфет. — Зачем? Завтра бы пришла уборщица и всё убрала, — говорю, качая головой. Смирнова поднимает на меня глаза и фыркает: — Фига се вы фраер. Может, у вас ещё и повар есть? Улыбаюсь, слегка приподнимая бровь: — Ну, вообще-то, есть. Пошли. Женя заканчивает уборку, и мы идём на кухню. Галантно пододвигаю ей стул, ухаживаю, накладывая еду, пока она стягивает с себя дурацкий огромный бант и стонет с облегчением. Вижу, как она ест с аппетитом, и понимаю, что надо было ей положить больше, чем просто салат. Хороший аппетит у Жени. И метаболизм, видимо, тоже. Мои оставшиеся друзья начинают выпендриваться перед дамой, сыпать шутками. Пашка подмигивает Жене: — Давай выпьем шампанского! Новый год как-никак. Женя мотает головой, улыбается: — Я не пью шампанское. Меня от него уносит. Давайте водки, что ли. — О, наш человек! — хлопает в ладоши Игорь. У меня глаза округляются, когда она чокается с нами и выпивает, не морщась. Друзья продолжают поддерживать весёлую атмосферу, смеются, а я просто наблюдаю за Женей и думаю — что за удивительная девчонка? Спустя время, оставшиеся друзья тоже начинают собираться домой, к своим семьям. И вот, когда они уходят, мы с Женей остаёмся вдвоём. Смотрю на неё, расслабленную и немного захмелевшую, и чувствую странное тепло. Как будто она привнесла что-то светлое в этот вечер. — Спасибо тебе, Жень, — улыбаюсь ей, когда повисает молчание. — За что? — удивляется она. — За позитив. За ощущение праздника. За то, что я встречу новый год в приятной компании. — перечисляю задумчиво. — Вы что же, всегда Новый год в одиночестве празднуете? — спрашивает она, откинувшись на спинку стула. Я пожимаю плечами, стараясь не показать, что этот вопрос задевает: — Второй год. Как развёлся. Она смотрит на меня, и в её взгляде нет ни насмешки, ни жалости. Только понимание. Под речь президента достаю из холодильника шампанское. — Я серьезно. Я не пью шампанское, — отнекивается Женька. — У меня крыша у домика сразу от него подтекает. — Блин, Жень. Ну, традиция же. Желание загадать, например. По бокальчику. — Ладно, — сдается она. — Но, если что, вы потом сами выноваты. Чур меня не увольнять. — Сдурела что ли? — смеюсь. Наступает полночь, слушаем бой курантов. Открываем шампанское, наливаем по бокалу и чокаемся. — Желание загадала? — спрашиваю, глядя на неё. — Ага. Жить в таком же доме, — отвечает Женька, усмехаясь и окидывая взглядом кухню. — Глупая, нельзя рассказывать, иначе не сбудется, — замечаю, качая головой. Она закатывает глаза и усмехается: — А так, можно подумать, сбылось бы? А вы что загадали? Я смотрю на неё, потом в сторону. Думаю о том, что загадал следующий Новый год встретить с любимой женщиной. Но вслух этого не говорю. — Я не верю в чудеса. - усмехаюсь. Она смотрит на меня, слегка прищурившись, и делает большой глоток шампанского. — Еще скажите, что в Деда Мороза не верите. Глава 8. Женя Допиваем шампанское и открываем ещё одну бутылку. Вообще, меня от этих газировок уносит влет и я не чувствую момента, когда лучше остановиться. Вот и сейчас я чувствую, как накидываюсь, но останавливаться уже не хочется. В голове появляется легкость и мы весело болтаем с начальником без фильтров и притворства. Смотрю на Романа Петровича, пока он разливает напиток по бокалам и думаю, что классный мужик. Он нравится всем бабам на заводе. Неудивительно, в общем-то. Красивый, ухоженный, обаятельный, с тонким юмором. Плюс не жлоб. На праздники всегда хорошие подарки сотрудникам делает. А ещё, оказывается, он одинокий. Никогда бы не подумала, что такой человек может остаться один. А что, если жена ушла от него из-за проблем в сексе? Я внутренне хмыкаю. Даже стало обидно за начальника. Разве может это быть причиной, если любишь человека? Роман Петрович смотрит на меня с лёгким интересом: – О чем задумалась, Жень? Я качаю головой, делаю ещё один глоток шампанского: – О жизни. – Тяжелая жизнь? – он приподнимает бровь. – Да нет. Просто смотрю на вас и думаю, вот, вы с женой развелись. Вроде бы и все есть для счастья, а почему-то все равно не сложилось. Он на секунду задумывается, потом улыбается и пожимает плечами. – Не зря говорят, что деньги – не главное. А у тебя как дела на личном фронте? – Да тоже не густо. Мужики не хотят семьи. Избалованные. – А тебе прям семья нужна? – с сомнением смотрит на меня Роман Петрович. – Ну, в теории, да. А не то, что “всунул-вынул и пошел”. Одноразовые отношения не интересуют, короче. Работать надо, не до этого. – А как же наслаждаться молодостью и красотой? – усмехается он. Я прикусываю губу, потом вздыхаю: – Это все, конечно, звучит красиво, но квартира сама себя не купит. Роман Петрович фыркает: – Слушай, ты меня пугаешь. Девушки в твоем возрасте еще совсем ветреные, а ты так рассуждаешь, будто уже пуд соли съела. – А, может, и съела? – усмехаюсь, вспоминая, что мое детство легким назвать как-то язык не поворачивается. – Ну, а мечтаешь хоть о чем-нибудь? Не таком мтериальном, как квартира? Задумываюсь, но всё, что приходит в голову — детские мечты. Тогда всё казалось простым и волшебным. – В детстве мечтала путешествовать, – признаюсь. Роман Петрович смотрит на меня с лёгким удивлением: – А что тебе мешает? – Вы давно на зарплаты простых рабочих смотрели? Половина уходит на еду. – качю головой. – Вот я живу в общаге, на шмотки не трачусь, как и на косметику. Родителям помогаю, на квартиру коплю. Какие уж тут путешествия? Выросла, желания стали куда более реалистичными. Путешествую по общаге и работе. – Давай я тебе путёвку подарю. – хмурится Роман Петрович и кает головой. Улыбаюсь. – В санаторий к пенсионерам? Ой, не смешите. – перевожу его слова в шутку, пытаясь скрыть смущение и ощущение того, что он это говорит просто потому, что выпил лишнего. Вижу, как челюсти моего начальника сжимаются, и слышу, как он скрипит зубами. Упс, кажется, снова перегнула палку. А ведь, может, это и вправду больная тема? Половая несостоятельность – вещь неприятная, особенно для мужика его возраста. А тут еще я подливаю масла в огонь. – Я шучу, – предупреждаю его, чувствуя себя немного виноватой. — Спасибо, конечно, но чтобы ехать в путешествие, нужны шмотки, отпуск за свой счёт, потом сидеть на следующий месяц без зарплаты... И ещё слухи пойдут, что у нас с вами что-то личное. Не хочу этого, правда. Роман Петрович нахмуривается ещё сильнее: – Я не понимаю, я что, говно какое-то, чтобы личного со мной стесняться? Меня охватывает смешанное чувство. С одной стороны, мне его искренне жаль, он ведь, наверное, правда не понимает, что творится у других в головах и что о его здоровье знает весь завод. С другой стороны, его уязвленная гордость делает его чертовски смешным и обаятельным. Но я держу лицо, смотрю на него с невозмутимым выражением. Видимо, мои слова задевают его глубже, чем я ожидала, или это воздействие шампанского, но Роман Петрович отставляет бокал и вдруг расстегивает рубашку. У меня глаза округляются. – Мамочки, Роман Петрович, вы чего? – выдыхаю, глядя на него с явным смущением. – Показать тебе, что я не старый, – говорит он раздраженно. Слышу в его голосе обиду. – Да не старый вы, я вам верю... Да оденьтесь вы, – прошу, но он не останавливается. – Нет, трогай, – мстительно усмехается мой начальник, подойдя ближе и беря мою руку. Заставляет меня трогать его пресс, мышцы на руках. Его кожа горячая, а мышцы под пальцами твердые и довольно… впечатляющие. Я смущаюсь, но подчиняюсь и лапаю спортивное тело. – Ладно, ладно, для сорока вы очень даже ничего, – пытаюсь отшутиться и убрать руку, чувствуя, как щеки начинают гореть. – В смысле "для сорока"?! – возмущается он снова. – Да мужики в этом возрасте только женятся. – Давайте бухать, Роман Петрович, – пытаюсь сменить тему, мягко улыбаясь. – Да не называй ты меня Романом Петровичем, – фыркает он, закатывая глаза. – А то я правда себя уже дедом чувствую. – А как? Ромчик? Ромочка? Ромашка? – хихикаю, не удержавшись. – Блин, Смирнова, – он качает головой с укором, но вижу, как уголки губ подрагивают в улыбке. – Просто Роман. Давай бухать. Мы снова пьём. Снова смеёмся и то и дело подкалываем друг друга. Хмельное веселье, как это обычно бывает, захватывает и уже не отпускает. В какой-то момент выходим на улицу покурить. Смотрим, как метёт снег. – Фига се “распогодилось”. Завтра можно будет снеговика лепить. Застегнулись бы хоть, а то простудитесь. Роман Петрович смотрит на меня с прищуром, ухмыляется: – Смирнова, я закалённый. И в сугроб после бани нырнуть могу, и на Крещение искупаться. А ты как с дедом. – Да ладно вам, – усмехаюсь. – Я просто забочусь. – Если заболею, найду тебе халат медсестры, будешь меня лечить. – О, да вы любитель ролевых игрищ? – хохочу. – Да не, бывшая жена работала в больнице просто. – приобнимает меня Роман Петрович и выкидывает сигарету. Возвращаемся в дом, обнявшись. Пьяненькие. Нам весело и хорошо. В гостиной играет музыка, и вдруг начальник поворачивается ко мне, хитро щурясь. – Пошли танцевать, Смирнова. Я и тут твоим молодым ухажерам фору дам. – Мазь от радикулита сначала найдите, – смеюсь, пытаясь отклониться, потому что я не вот чтобы тебе танцовщица, но он уже тянет меня на середину комнаты. Только заходим, как начинается медляк. Роман Петрович тянет меня к себе, прижимает крепко, и мы начинаем двигаться в такт музыке. Я чувствую, как его руки обхватывают мою талию, а под пальцами ощущаю, как моя кожа покрывается мурашками. Меня охватывает странное чувство – вроде бы всё это шутка ради развлечения, но тело обдает пьянящим жаром. – Смирнова, ты чего как Буратино? – фыркает Роман Петрович, ведя меня в танце. – Давай, плавненько двигаемся, вот так. Он разворачивает меня спиной к себе, обнимает за талию, и я чувствую, как его дыхание касается моей шеи. Мы медленно покачиваемся, и я стараюсь расслабиться, покачивая бедрами в такт. Закрываю глаза, откидывая голову ему на грудь. – Ну, вот, отлично. А то вся деревянная была, – шепчет Роман Петрович мне в ухо и я покрываюсь мурашками. – Это я деревянная? – хмыкаю, чувствуя, что меня ведет после танца. – Смотрите, как я умею. Начинается новая композиция, и я внезапно решаю впечатлить начальника до глубины души. Забираюсь на столик в гостиной, пытаясь не светить розовыми стрингами и начинаю танцевать под восточную музыку. Вдруг стол качается, и я в ту же секунду теряю равновесие. Падаю. Роман Петрович успевает подхватить меня в крепкие объятия, но я взвизгиваю, царапаясь внутренней частью бедра об острый край пряжки его ремня. – Ай, как больно, – стону, пока крепкие руки несут меня на кухню, сжимая в объятиях. Роман Петрович сажает меня прямо на стол. – Где больно? – обеспокоенно смотрит мне в лицо. – Бедро, – стону, сжимаясь. – Нууу, – задумчиво оглядывает меня босс, – тогда раздвигай ноги. Глава 9. Роман Смирнова сидит на столе, зажав ладони между ног. Кажется, у нее даже слезы на глазах блестят. Я достаю аптечку, быстро нахожу зеленку и ватные палочки. Подхожу к ней и, не теряя времени, требую: – Показывай. – Роман Петрович, давайте я сама справлюсь. Там, правда, не сильно. – Женя округляет глаза, смущается и пробует увильнуть. – Что, боишься, что узнают, что ноги перед боссом раздвигала? – фыркаю язвительно. Она смеется, и это, кажется, помогает ей расслабиться. В итоге она подчиняется и медленно раздвигает ноги, позволяя мне добраться до царапины. Я аккуратно приподнимаю пышную юбку. Стараясь игнорировать розовые трусы, которыми Смирнова уже успела меня пособлазнять, пока карабкалась на стол, мажу большую кровавую полосу зелёнкой. Женя морщится от боли, а я наклоняюсь и дую на рану, чтобы хотя бы немного снять жжение. – Голова босса у упаковщицы между ног, – вырывается у неё смешок и она тут же прикрывает рот рукой. – Ой, простите. Всё, я в дрова. Шутки дебильные пошли. – Можно подумать, до этого умные были? – закатываю глаза, хмыкая. – Я вас предупреждала про шампанское. – вздыхает Смирнова. – Если завтра ничего не буду помнить, про эту шутку не напоминайте, пожалуйста. А то мне будет стыдно. Я замолкаю, сжимаю зубы. В голове пульсирует одно желание – забыть о всём и разложить её прямо здесь, на этом столе. Но нет, нельзя. Я должен контролировать себя. Глубоко вздыхаю, выпрямляюсь, убираю аптечку. – Пошли спать, пьянь, – говорю хмуро, чтобы не выдать свои истинные мысли. Подхожу к ней, подхватываю её на руки и несу к лестнице. Женька испуганно ахает и обхватывает меня за шею. – Вы, конечно, прям… настоящий мужик. – вздыхает с нотками грусти в голосе. – Меня никто на руках и не носил, кажется. Я ж здоровая, как лошадь. – Да какая ж ты здоровая? Легкая, как пушинка. – усмехаюсь и чувствую, как приятно урчит мое эго. – Это просто вы сильный, – скромно отзывается Женя, кажется, смущаясь. – Мама мне всегда говорила, что на такой лошади пахать можно. Вздыхаю. Женя высокая, да. Но довольно худенькая. На ней не пахать надо. Ей бы в модели попробовать. Да уже, наверное, поздно. – Ты не лошадь, Женя, – смотрю на нее с улыбкой. – Не слушай никого. – Спасибо, – улыбается она в ответ и внезапно чмокает меня в щеку. – Значит, есть вероятность, что ты с утра будешь страдать амнезией? — хитро щурюсь, поднимаясь по ступеням. Она тихо смеётся: – Большая вероятность. – Тазик подставить? – поддразниваю её. – Не, блевать я не буду, – уверенно отвечает она. – Хоть какой-то плюс, – усмехаюсь. – Что ж ты такая слабенькая? – Я предупреждала, – вздыхает она, и я чувствую, как её голова устало опускается мне на плечо. – А я надеялся, что мы ещё пошалить сможем. – Шучу игриво, чуть склоняя голову ближе к её уху. Она поднимает взгляд и хмыкает: – Как? Померяемся, у кого больше давление? Я закатываю глаза, пытаясь скрыть улыбку. Её чувство юмора не даёт мне расслабиться. Она знает, как поддеть, чтобы в душе зашевелилось горячее желание ее переубедить. Заношу её в ванную, осторожно ставлю на ноги, достаю с полки свою шелковую рубашку и передаю ей. – Давай, переодевайся. Моя рубашка тебе больше подойдёт для сна, чем твои эти... экстравагантные наряды. Только на замок не закрывайся. Чтобы я не волновался. Она смеётся, берет рубашку и, качнувшись, прикрывает дверь. Я слышу, как включается вода, и сам ухожу в свою комнату переодеться в домашнее. Сажусь на кровать, пытаясь привести мысли в порядок. Ощущение, что я скинул лет десять, как минимум. Я был таким до женитьбы, когда вел свободную холостую жизнь. Только тогда я бы не сильно стал осторожничать и уже давно затащил бы Смирнову в койку. Эта девчонка так просто проникла в мои мысли и засела, как заноза, которую не вытащить. Хочу ее. Прям до одури. Возможно, это виски с шампанским, конечно. Но я еще не настолько пьян, чтобы отключилось все, кроме члена, поэтому держу себя в руках. В голове проносятся все её сегодняшние фразы, улыбки. Наши танцы и ее редкое смущение. Как же она умеет цеплять… Неожиданная, резкая, с этими своими смешными комментариями, но… как же она смотрела на меня, когда я дул на ее рану. Слышу, как она выходит из ванной, и поднимаю взгляд. Женя без косметики, с чуть мокрыми волосами, в моей рубашке, которая застегнута набекрень, потому что пуговицы перепутаны. Выглядит невозможно невинно и сексуально. Её взгляд на мгновение встречается с моим, и я чувствую, как внутри снова все обостряется. Словно кто-то вдруг подкинул дров в угасающий костёр. – Пошли, – говорю, вставая и отгоняя от себя наваждение. Подвожу её к кровати, укрываю одеялом, поправляю края. Она улыбается, словно маленький ребёнок и закрывает глаза. Сердце почему-то начинает биться быстрее, хотя я и стараюсь оставаться спокойным. Когда она наконец укладывается, я ухожу в ванную, выключив ей свет. Закрываю за собой дверь, включаю горячую воду, пытаюсь избавиться от всех этих мыслей и ощущений. Горячие струи воды обжигают кожу, и я надеюсь, что это поможет расслабиться. Но чем дольше стою, тем сильнее понимаю, что это не работает. Чёрт возьми, Женя. Почему ты так на меня влияешь? Моё тело словно взбунтовалось против всех правил, и мне становится почти невыносимо тяжело сдерживаться. Закрываю глаза, пытаюсь взять себя в руки, но передо мной – её образ. Наклоняюсь, вытираюсь полотенцем, но мысли не переключаются. Понимаю, что, возможно, я зашёл слишком далеко, разрешая себе такое неформальное общение с сотрудницей. Всё, что сейчас происходит, выбивает меня из колеи, и я совершенно не понимаю, что делать с этим ощущением. Вешаю полотенце сушиться, и вдруг замечаю что-то на батарее. Замерев, я вижу, что это розовые стринги, которые сохнут после душа. Чувствую, как всё внутри напрягается, а мысли предательски уносятся в сторону того, что Женя сейчас спит без них. Внизу живота поднимается жар, и я понимаю, что теряю контроль. Глава 10. Роман Выхожу из ванной, сшибая членом углы. Я не знаю ни одного человека с такой железной выдержкой, как у меня. Иду в спальню для гостей, так как Жене отдал свою. Я не ждал гостей с ночевкой и не сказал домработнице подготовить другие комнаты. Прохожу мимо своей, притормаживаю. Загляну одним глазком, проверить, все ли нормально. Подумаешь, без трусов спит. В конце концов, доверяет мне значит. Да и укрыл я ее. На всякий случай стучу, но ответа, конечно же, нет. Нажимаю на ручку медленно, стараясь сделать так, чтобы она не щелкнула. Открываю дверь и заглядываю. Женя спит, разметавшись по кровати и скинув на пол одеяло. В свете ночника вижу ее маняще-длинные стройные ноги. – Жень, – зову ее негромко. Не реагирует. Вздыхаю и захожу в комнату. Поднимаю одеяло и замираю с ним в руках, потому что из-под криво застегнутого ворота рубашки выглядывает аппетитная округлость груди и край ореолы. – Нет, ну так нельзя. – шепчу и присаживаюсь на кровать рядом. Только нормально застегну и все. Тяну руки и замираю над пуговицами. Кому я вру? Ладно, я только одним глазком посмотрю и все. Чтобы было что представлять перед сном. В качестве моральной компенсации за ее стеб. Женька все равно не будет знать об этом и не обидится. Расстегиваю пуговицы на рубашке. Дойдя до последней снова на секунду замираю, а потом медленно раскрываю ее, стараясь сдержать шумный выдох. Как будто я нашел припрятанный родителями подарок и сейчас пытаюсь подсмотреть, что спрятано под упаковкой. Под моей упаковкой – восторг. Женя… невероятно женственная. Красивая наливная грудь с крупными ареолами и маленькими сосочками. Выпирающие ребра, тонкая талия с впалым пупком. Скольжу взглядом ниже и тяжело сглатываю. Даже тут как я люблю. Полоска светлых волос так и манит прикоснуться к ней пальцами. – Богиня, – шепчу, снова сглатывая вмиг ставшую вязкой слюну. Кажется, я как собака Павлова на нее уже реагирую. Нужно застегнуть рубашку и уйти. А у меня руки будто свинцом налились и не хотят подниматься. – Жень, – зову ее сиплым от возбуждения голосом. Спит. Крепко. Озираюсь, будто меня кто-то может увидеть, и аккуратно провожу ладонью от изящной шеи вниз, между двух притягательных вершин, до пупка. Останавливаюсь. Ловлю кайф от ощущения шелковой кожи под своей рукой. Веду обратно вверх, обводя аккуратно грудь уже ближе к ореолам и восторженно смотрю, как сосочки напрягаются. Понимаю, что это машинальная реакция ее тела, но член все равно дёргается в предвкушении. Облизываю пересохшие губы и склоняюсь над нимфой. Ещё раз вглядываюсь в ее безмятежное лицо и опускаюсь к груди. Вдыхаю лёгкий и нежный аромат чистой кожи. Ещё раз облизнув губы, прикасаюсь ими к груди, вбирая в рот сосок, и тихо стону, не в состоянии себя контролировать. Играю с ним языком, медленно перекатывая во рту, как вкуснейшую конфету, которую хочется смаковать как можно дольше. Чувствую, как Женя немного вздрагивает и шумно выдыхает сквозь сон. Отстраняюсь и смотрю на нее во все глаза. Спит. Лишь немного вскинула голову, будто открывая шею для моих поцелуев. Тут же касаюсь пульсирующей жилки и спускаюсь ко второй груди. Снова медленно терзаю сосок, поигрывая с первым пальцами. Чувствую, как кожа под моими руками покрывается мелкими мурашками. Отстраняюсь, пытаясь унять сбившееся дыхание. Женя вздыхает, проводит по груди, где только что были мои губы и замирает. И я вот смотрю на нее, такую раскрытую и доверчиво-беззащитную передо мной и понимаю, что надо уйти. А не могу. Закрываю глаза и представляю, как раздвигаю ее ноги и вхожу на всю глубину. Как она открывает глаза и начинает метаться подо мной, выстанывая мое имя. Открываю глаза и чувствую, как внутри идёт борьба совести с желанием. Плюю на приличия. В конце концов, мне потом из-за нее дрочить. А ещё во мне виски с шампанским. Выключаю ночник и ложусь рядом с Женей, подставив руку под голову и снова поглаживая ее животик. Рука плавно съезжает ниже. Поглаживаю пальцами мягкий светлый пушок, всё ещё пытаясь удержаться от не очень порядочного поступка. Но… с другой стороны, Женька спит и все равно ничего не вспомнит. А я впервые в жизни так хочу конкретную женщину, что ее могу удержать себя в руках. Смирнова вдруг томно вздыхает и… немного раздвигает ноги. Сердце сбивается с ритма. Как заворожённый веду пальцами вдоль полоски волос вниз и невесомо скольжу по складочкам. Тут же нетерпеливо ныряю глубже, приоткрывая их и чувствую, что они становятся влажными. Ее тело откликается на мои ласки. Теряя остатки самообладания, растираю смазку между половых губ и начинаю ласкать то чувствительную горошину, то ныряю во влагалище, призывно толкаясь глубже. Женя вдруг ахает и подается бедрами навстречу моей руке.Тут же атакую приоткрывшиеся губы и кайфую от того, что она слабо, но отвечает на мой поцелуй. – Моя девочка, – шепчу, придвигаясь к ней ближе. Вижу, как Женя приоткрывает глаза и немного удивленно смотрит на меня, а потом вдруг притягивает за шею и сама подставляется под мои поцелуи и руки. Кажется, член уже дымится от того трения, что происходит между нашими телами. – Ррррома, – рычит со стоном мое имя Женя, откидываясь на подушке и выгибаясь всем телом. И – клянусь – это “Рома”, сорвавшееся с ее губ, – самое прекрасное, что я когда-либо слышал. – Кончай, моя девочка, – двигаю пальцами еще быстрее, заставляя ее метаться по подушке и стонать снова. Сам рычу от желания войти в нее по самый корень и излиться в горячее влагалище. Женя снова вздрагивает и обессиленно падает на кровать, а я ложусь на спину, приспуская штаны и добиваю свой изнывшийся орган короткими толчками в ладонь. С хрипом кончаю в кулак. Дышу, как будто не на кровати лежал, а мешки грузил. – Охренеть, – приподнимается на локте Женя и удивленно смотрит на меня, – Роман Петрович еще и дрочит у меня во сне. Хмурюсь, не понимая, о чем она, а Женька тут же отворачивается и… снова засыпает. – Охренеть… – смотрю на нее ошарашенно. Реально спит, зараза. Аж похрапывает. – Охренеть… Глава 11. Женя Просыпаюсь с тяжёлой головой, словно кто-то стукнул меня по ней кувалдой. Сначала не понимаю, где я нахожусь. Мысли разбегаются. Медленно поднимаюсь с кровати, оглядываюсь вокруг и замечаю стакан воды на прикроватной тумбочке. Жадно хватаю его, пью до дна, и мне кажется, что ничего вкуснее в жизни я не пробовала. Немного приходя в себя, наконец замечаю своё отражение в зеркале напротив. Моё состояние, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Я в мужской рубашке, явно Романа Петровича. Щеки розовые, волосы растрепаны. Охреневаю, вспоминаю только урывками остатки вечера. Встаю, пытаюсь найти свою одежду, но её нигде нет. Иду в ванную, и там, на батарее, замечаю свои розовые трусы. Сердце сжимается. Начинаю смутно вспоминать, как Роман Петрович нес меня наверх. Но, как же я оказалась в этой рубашке и без трусов? Переодевал он меня или я сама? Чувство стыда обжигает, и я пытаюсь убедить себя, что всё было нормально. Решаю принять душ — горячий поток воды немного проясняет мои мысли, но воспоминания не возвращаются. Где моя кукольная одежда я так и не нашла, поэтому, завернувшись снова в ту же рубашку, спускаюсь вниз. На кухне вижу начальника. Роман Петрович стоит у плиты и что-то готовит. Когда он замечает меня, его взгляд становится мягким, в глазах появляется хитрый блеск, а губы расплываются в лёгкой улыбке. — Доброе утро, — говорю, пытаясь прочистить осипшее горло. — И сразу вопрос: это вы меня переодели? Он поднимает брови, усмехается: — Ты что, алкаш, ничего не помнишь? Вздыхаю, качая головой: — Я предупреждала, что от шампанского я дурная. Что я творила? Он усмехается, продолжая помешивать что-то на плите. Пожимает плечами. — Успокойся. Ты сама помылась, переоделась и легла спать. Я тебе воды принёс и ушёл. Чувствую, как напряжение внутри немного отпускает, и вздыхаю с облегчением. — Спасибо. Роман Петрович, извините, но я так плохо себя чувствую, что не смогу сегодня быть аниматором. Хотите, можете мне ничего не платить, только отвезите меня домой. — стону. — Я хочу в свою умирательную яму, иначе откинусь прям тут у вас. Сажусь на стул, поджав ноги, и кладу голову на колени. Она так раскалывается, словно по ней веслом били. Роман Петрович глядит на меня с лёгкой насмешкой и ставит передо мной тарелку с бульоном. Сам завтракает бутербродами и кофе. — Это вы сами приготовили? Ради меня? — удивленно улыбаюсь, подняв голову. Он кивает, взгляд его становится чуть серьёзнее. — Я бы отпустил тебя, Жень, но не могу. — вздыхает, не отрывая от меня глаз. — Почему? — поднимаю брови, округляя глаза. Он чуть усмехается: — Понравилась. От неожиданности мои глаза расширяются ещё больше, а он вдруг смеётся. Я точно что-то начудила вчера. Жопой чую. — Посмотри в окно, — кивает Роман Петрович в сторону окна. — Снега выпало метра два. Мы загородом. Грейдеры даже за деньги не едут, пока не расчистят основную трассу. Сутки ты точно в моем плену. Я тебе оплачу, если ты за это переживаешь. За окном и правда все белым бело. Фыркаю, качая головой: — Да что вы всё деньгами-то меряете? В таком плену пожить — ещё доплачивать нужно. Он улыбается, кивает: — Ну вот и договорились. Ешь похмельный суп. К вечеру баньку замутим. Полегчает. Замираю на мгновение, пытаясь осознать, что он только что сказал. — Мы с вами вдвоём в баню? — А что такого? Боишься изнасилую? — ухмыляется. Ох уж, ловелас. Что бы было, если бы у него проблем по здоровью не было? Не выдерживаю и смеюсь над своими мыслями, но тут же стону, ощущая, как от смеха голова начинает болеть ещё сильнее. Качаю головой, отрицательно махаю рукой: — Просто это как-то необычно, я ж просто... упаковщица. И в баню с начальником. Не по статусу. Он резко поднимает взгляд. Вижу на его лице возмущенное выражение. — Да что я, не человек, что ли? Улыбаюсь ему виновато. — Вот докажу тебе, что я нормальный мужик. — фыркает Роман Петрович. — Да ладно вам, я же не сказала, что вы ненормальный. — примирительно улыбаюсь. И чего он психует-то? Доедаю бульон, то и дело морщась от головной боли. Роман Петрович даёт мне какие-то таблетки, явно обезбол или от похмелья. Ждет, пока выпью. А потом внезапно подхватывает меня на руки и я чувствую, как его крепкие руки бережно обхватывают меня. — Роман Петрович, что вы делаете? — у меня почему-то сбивается дыхание от этой близости. По телу бегут мурашки. То ли потому, что я в одной короткой рубашке, а его горячие ладони обжигают мою обнаженную кожу, то ли от головокружительного аромата его парфюма. — Поваляйся, пока я до бани тропинку расчищу, — отвечает он, глядя на меня с заботой. Поднимаемся по лестнице, и мне становится как-то странно уютно в его руках. Прям ощущаю себя принцессой из сказки. Начальник кладет меня на кровать, нависая сверху. Его лицо очень близко. В голове внезапно мелькает образ, будто мы целовались вчера. Испуганно ахаю. — Роман Петрович, я точно не чудила вчера? Не приставала к вам? — тихо спрашиваю, смущённо отводя глаза и избегая его взгляда. Он замирает на мгновение, затем загадочно улыбается. — Нет, Смирнова. А жаль. — выдыхает мне в губы и отстраняется. Своими словами Роман Петрович будто подкидывает ещё дров в костёр, что и так вспыхивает внутри. Он уходит, оставляя меня лежать в кровати с бешено бьющимся сердцем, путающимися мыслями и внезапным... желанием его поцеловать. Глава 12. Роман Пока Женя дремлет, я выбираюсь на улицу и принимаюсь за расчистку дорожки до бани. Вокруг все белое-белое! Снега навалило столько, что это прямо не снегопад, а настоящее стихийное бедствие. Сугробы высотой до пояса. Лопата врезается в белую массу, как в растаявшее масло, и меня накрывает странное чувство бодрости. На душе как-то легко, а мышцы приятно напрягаются, разогревая тело. Минут пять спустя скидываю куртку. Давно мне так не хотелось размяться и скинуть пар. Вспоминаю вчерашнюю ночь и передергиваюсь от мурашек. Все же, виски с шампанским очень интересный коктейль. Я не позволил бы себе ничего лишнего, если бы не он… наверное. Мне и сейчас хочется забраться к Жене под одеяло, прижать к себе ее разгоряченное тело и, подавив любое сопротивление, любить ее до хриплых гортанных криков. С ее “рррр” это звучит как сексуальная атомная бомба. Женя не помнит ничего, что произошло. Это неприятно корябает по самооценке. Офигеваю, если честно, от того, что она ничего реально не помнит. Забыть то, как кончала у меня на пальцах?.. Хотя, перед тем, как я ушел на улицу, у нее в глазах мелькнула какая-то подозрительная осознанность. Она даже спросила, не приставала ли ко мне. А я что? Я ответил честно, что не приставала. С одной стороны, смешно, с другой — ей пока совершенно не обязательно знать, что произошло. А еще я ловлю себя на мысли, что кайфую от того, что выпал снег и ей придётся задержаться у меня. Целый день, как минимум, проведём вместе. Снега насыпало столько, что я почти уверен, что до нас могут добираться и два дня. Все-таки, это не деревня, а небольшое СНТ, и есть шанс, что никто на снежный плен не пожаловался. Мне на руку, что никто не спешит сюда, потому что такой приятной компании у меня давно не было, а запасы продуктов у меня есть. Улыбаюсь, глядя на расчищенную дорожку. На улице довольно тепло, но мое тело разогрелось от хорошей нагрузки и изо рта вырывается пар, пока я стою, выравнивая дыхание. Растапливаю баню, подбрасываю дрова в каменку. Пусть нагревается, пока мы займёмся чем-нибудь другим. Время уже близится к вечеру, надо бы подумать об ужине. И об выпивке, потому что мне хочется, чтобы моя гостья снова немного раскрепостилась. Но шампанского с нас, по-моему, достаточно. Возвращаюсь в дом, обстукиваю на пороге валенки от липкого снега, скидываю одежду и тихо иду к комнате, где лежит Женя. Она все еще мирно спит. Из-под одеяла выглядывает только изящная щиколотка с длинными пальчиками. На лице Жени безмятежность и спокойствие, розоватые волосы разметались по подушке веером. На мгновение замираю, разглядывая её. Но потом решаюсь все же разбудить. — Женя, вставай, — тихо говорю, а сам поглаживаю ее голую стопу. Даже на такой невинный участок тела мое тело снова реагирует желанием и приподнимает… настроение. Хочется перецеловать каждый пальчик. Щекочу за пятку, потому что она не реагирует. — Пойдём, пора уже проветриться. Женя морщится, медленно открывает глаза и смотрит на меня с лёгким замешательством. — Роман Петрович? Вы здесь откуда?.. А, точно, — улыбается с зевком, тянется так, что прогибается в спине и выпячивает грудную клетку. Сглатываю. — Как ты себя чувствуешь? — уточняю у нее, стараясь смотреть в лицо. Неужели она не понимает, как мужчина может отреагировать на соски, торчащие сквозь шелк? — Кажется, жить буду, — резко выдыхает Женя и садится на кровати. — Ну и отлично. Пойдём, освежишься, — улыбаюсь, подавая ей руку. — Ой, моя одежда в машине осталась… — хлопает она себя по лбу и тут же приглаживает растрепавшиеся волосы. — Ничего страшного, я тебе что-нибудь дам, — отмахиваюсь. Иду к шкафу, нахожу свой спортивный костюм — тёплый, флисовый, как раз для такой погоды. Пока Женя переодевается, ухожу вниз и в гардеробной достаю ещё валенки, бушлат и шапку-ушанку, подаренную кем-то из друзей. — На. В этом точно не замёрзнешь, — говорю, протягивая ей одежду, когда она спускается. Женя оглядывает вещи с улыбкой: — Валенки сорок шестого размера? Серьёзно? — Ну, если хочешь, можешь на каблуках идти, — ухмыляюсь. — Но валенки лучше, поверь. — Ладно-ладно, мне подходит, — смеётся она, забирая одежду. Когда она, наконец, одевается и мы выходим на улицу, прохлада приятно бьёт в лицо. С удовольствием вдыхаю невероятный запах свежести, который бывает только зимой. Женя повторяет за мной, глубоко вдыхая и шумно, с кайфом выдыхая. Смотрю на нее с умилением. Она в моей одежде выглядит... забавно. Она явно ей велика. Это добавляет какой-то своеобразный шарм и хрупкость образу. Шапка то и дело сползает на выразительные глаза, и Женя поправляет ее. — Ну как тебе, а? — спрашиваю, наблюдая, как она в очередной раз делает глубокий вдох, балуясь и выдыхая облачко пара. — Слушайте, Роман Петрович, круто! Столько снега намело. Я такой зимы за всю свою жизнь не видела! — смеётся она. — Не поверишь, я тоже, — усмехаюсь, закидывая дрова в мангал. — А динозавров видели? — раздается из-за спины. — Ах ты, жучка! — разворачиваюсь и легонько толкаю Смирнову плечом, отчего она тут же падает в сугроб, как легкий фантик. — Я так не играю! — возмущается Женя, проваливаясь глубоко и пытаясь выбраться. — Вот и отлично, — киваю, поджигая и бросая в дрова роллы для розжига. — Шашлык будешь? — Конечно! Какая зима без шашлыка? — отвечает она запыхавшись от усердия. Тяну ей руку. Вытаскиваю из сугроба рывком. И тут же толкаю обратно. — Криопроцедуры, Женя. Я злопамятный. Динозавров никогда тебе не забуду. — Да они наверное из-за вас и вымерли, — ржет она из сугроба. — Смирнова, сейчас ты тут до весны останешься лежать. — рычу, снова подавая ей руку. — Нет, спасибо, — игнорирует она мою руку, ворочаясь в снегу. — Я как-нибудь сама. Женя разворачивается на живот и пятится жопой на меня. А мне так хочется ей по этой самой жопе!.. Да ладошкой!.. Едва сдерживаюсь. Все же, она не знает, на сколько мы с ней на самом деле близки. — Ты что, снеговика решила слепить? — поддразниваю её, глядя, как она возится. Женька распрямляется и комкает в руках шар из снега. — Если кинешь в меня, снова будешь загорать, — хмурюсь, но на губы лезет дебильная улыбка. — Это голова для снеговика, — щурится Женька, будто не боится моей угрозы. — Ну давай, слепим этого красавца, — говорю миролюбиво, подходя ближе. Вместе начинаем лепить снеговика, она командует, я подкатываю огромные шары снега. Развлекаемся, как дети. Её смех звонко раздаётся вокруг, и это согревает похлеще костра. Снеговик получается кривой. Вместо глаз ставим угли из костра. Ими же рисуем рот. Получается страшным, как пугало. — Надо нос сделать. Есть морковка? — говорит Женя, довольно глядя на снеговика и переводя дыхание. Поправляю ей шапку, съехавшую на глаза. — Лень идти за ней. Ну... давай из ветки, что ли, сообразим? — отвечаю, нахожу кривую короткую ветку и вставляю её на место носа. — Теперь он выглядит ещё более устрашающе. — Страшновик! — смеётся Женя, упирая руки в бока. — Пугавик, — предлагаю свой вариант, обнимая ее за плечо. Снова ощущаю, какая она маленькая и хрупкая под огромной курткой. Отвлекаюсь, насаживая мясо и раскладывая шампуры над огнем. В какой-то момент понимаю, что Женька притихла. Оборачиваюсь и в меня тут же прилетает снежок. Попадает прямо в плечо. — Ах, так? — притворяюсь обиженным, набираю горсть снега и кидаю в ответ. Начинается снежная битва, снежки летят в разные стороны, я пытаюсь поймать Женю, а она визжит и убегает, неловко путаясь в валенках. — Смирнова, ну-ка иди сюда! — смеюсь, подбирая ещё один снежок. — Ни за что! — кричит она, выглядывая из-за сугроба и тут же прячась обратно, когда снежок пролетает мимо. В один момент мне удаётся её настигнуть, я кидаю её в сугроб, и она падает туда с громким смехом. Засыпаю её снегом, и она не может выбраться, кричит, что я несправедлив. — Всё, сдаюсь! — смеётся она, пытаясь выползти. — Роман Петрович, так нечестно! — “Нечестно”, Смирнова, это пообещать мне называть меня Романом, а потом опять величать по батьке. — выдыхаю хрипло и выдергиваю ее из сугроба, рывком притягивая к себе за бушлат. Женя спотыкается и падает в мои объятия, обжигая горячим дыханием шею. Опускаю взгляд на ее губы и резко поднимаю обратно на глаза. Тону в них. — Сдаюсь, — тоже хрипло шепчет она, глядя на меня, как мне кажется, с восторгом. — У меня снег в штанах. Смеюсь, подхватываю её на руки и тащу в баню. Из открывшейся двери валит пар. В нос бьет запах яблоневых дров. — Ммм, — тянет Женька воздух носом, смешно шевеля им, как маленький барсук, — вот это да! — Давай, — ставлю ее на ноги и, не удержавшись, подталкиваю ладонью под задницу, — иди переодевайся. Там халаты висят. Я сейчас мясо дожарю и пойдем попаримся. — А я же без купальника, — оборачивается она ко мне растерянно. — Значит, будешь без купальника. Не переживай, я ради поддержки, так и быть, тоже буду голеньким. — подмигиваю. Под ошарашенный взгляд Жени, с хохотом закрываю дверь и иду следить за шашлыком. Глава 13. Женя Роман Петрович возвращается с подносом, на котором дымится мясо. За ним следует бутылка коньяка и несколько тарелок с салатами. Он ставит всё на стол, и я вижу, как пар от мяса поднимается в воздух, наполняя баню ароматом, от которого текут слюнки. Я уже успела переодеться в халат, а мои вещи висят рядом и сушатся. Мы быстро накрываем на стол, и начальник подмигивает: — Ну что, Смирнова, будешь коньячку для согрева? — Да ну вас, я еще от вчерашнего не отошла, — качаю головой, но он ухмыляется ещё шире. — Слабо? — подмигивает мне. — Или боишься? Ну вот, началось. Брать на слабо — это, конечно, по-нашему. Я закатываю глаза, но не выдерживаю. — Ладно, давайте, но только не много, — сдаюсь и беру маленькую стопку, а он наполняет её янтарной жидкостью. Выпиваем по паре рюмок. Коньяк согревает, и на душе становится еще теплее. Мы едим мясо, и я не могу удержаться, мычу от удовольствия. — Роман, вы просто гений кулинарии! Это самое вкусное мясо, что я когда-либо ела. — Да ладно тебе, — смеётся он, но видно, что ему приятно. — Этот рецепт мне рассказал один охотник, когда я путешествовал по Алтаю. — Вау! — восторгаюсь. — Расскажите про Алтай. Роман Петрович очень увлекательно рассказывает о своих путешествиях. Мы незаметно выпиваем еще по несколько рюмочек и меня расслабляет, а он вдруг хлопет в ладоши и нетерпеливо потирает руки. — Ну что, Смирнова, пойдём в баню? Я смущённо мотаю головой. — Я не буду париться в чем мать родила. Он бросает на меня спокойный взгляд и ухмыляется: — Полотенце сойдёт? Трусы можешь оставить, но лифчик лучше снять — там застежки металлические, в парной не очень безопасно, ожог заработаешь. — Откажешься от моей крутой бани, потом всю жизнь будешь жалеть, что из-за какого-то купальника себя такого удовольствия лишила. Я парю еще лучше, чем шашлык готовлю. Смотрю на его хитрый взгляд и машу рукой. — Ай, ладно! — не знаю, что во мне говорит, смелость или коньяк, но мне на самом деле очень хочется сходить с ним в баню. Я и не думала, что у моего начальника такая насыщенная жизнь вне работы. Он много путешествует, занимается спортом, а еще очень увлекательный собеседник. Я бы, наверное, бесконечно слушала его истории. Беру полотенце, оборачиваюсь отвернувшись. Роман Петрович делает то же самое, только вокруг бёдер. Мы направляемся в парную, и там, в тепле, чувствую, как растекаюсь по деревянному настилу от кайфа и релакса. Даже разговаривать лень, поэтому какое-то время просто молчим. Дышу горячим ароматным воздухом и понимаю, что это лучший новый год за всю мою жизнь. — Давай, я тебя попарю, — говорит Роман Петрович, поднимаясь. Я, честно говоря, не была к такому готова, поэтому немного напрягаюсь. — Полотенце снимать нужно? — Ну, вообще-то да. Не стесняйся, я отвернусь. Он отворачивается, и я, закусив губу, аккуратно ложусь грудью на лежак, стараясь прикрыть бедра полотенцем. Раздаётся плеск воды и шорох листьев. Понимаю, что это Роман Петрович взял веник в руки. Вдруг полотенце съезжает с моих ног. — Эй! — восклицаю я, понимая, что это начальник стащил его. — Расслабься, Смирнова, всё нормально, — слышу его смех. — Ты же в трусах. — Да там не трусы, а название одно, — стону смущенно, но когда моей кожи касается горячий воздух, разгоняемый взмахами листьев, тут же замолкаю и забываю о такой мелочи. Чувствую, как веники то и дело касаются моей кожи. Тепло распространяется по спине, ягодицам, ногам. Потом удары становятся пожестче и я кряхчу от истинного кайфа. Кажется, вот-вот засну как младенец. — Эй, ты там еще не растаяла? — смеется роман Петрович, склоняясь ко мне. — Ладно, переворачивайся. — Отвернитесь! — бурчу, чувствуя, как лицо начинает гореть. Он закатывает глаза, но отворачивается, и я переворачиваюсь на спину, прикрывая руками грудь. Он оборачивается обратно. — Смирнова и чего я там не видел? — хмыкает загадочно. С сомнением хмурю лоб, не понимая, чего я такого смешного сделала. Когда, наконец, настает моя очередь парить его, кутаюсь и отворачиваюсь, потому что Роман Петрович собирается снять полотенце. Жду. — Я готов. — слышу и оборачиваюсь, теряя дар речи. Роман Петрович лежит обнаженный, едва помещаясь на настиле. Его тело выглядит мощно и дико сексуально. С трудом отвожу взгляд. Как много скрывается за строгим костюмом, оказывается. — К труду и обороне? — усмехаюсь, стараясь скрыть смущение. Вытаскиваю веники из кадки. — А что, мне придется обороняться? Ты будешь ко мне приставать? — игриво хмыкает он. — Я не против. Ржу, но мой взгляд непроизвольно цепляется за красивое рельефное тело и накачанную задницу босса. Его… хочется потрогать. Погладить. Впиться ноготками в ягодицу. Ох! Из груди вырывается судорожный вздох, потому что живот внезапно скручивает спазмом. Вот это да! Надо заканчивать с такими фантазиями, а то я чувствую, как возбуждение совершенно некстати начинает разливаться по телу. Стараюсь сосредоточиться и начинаю парить. — Да что ж ты так слабо? Давай посильнее, Жень. Я люблю пожестче. — расслабленно мурлычет Роман Петрович. Бью вениками сильнее. — Женя, ты меня гладишь. Посильнее. Меня злит, что я и так бью со всей силы, а ему все мало. — Женя, ты в детстве ела мало каши. — комментирует мои старания начальник. Не выдержав, хватаю веники двумя руками и с размаху бью его по ягодицам. — Ай! — вскрикивает босс, подскакивая и моментально запахивая полотенце на бёдрах. — Ну ты даёшь, Смирнова! — Что такое? — довольно ухмыляюсь. Но не успеваю больше ничего сказать, как Роман Петрович сгребает меня подмышку и тащит к выходу. — Эй, что вы делаете?! — визжу, но он не отвечает, только хохочет, вытаскивая меня на улицу. Брыкаюсь. Секунда — и мы уже падаем в сугроб. Падаем вместе, потому что я, догадавшись о его намерениях, вцепилась мертвой хваткой в его влажное от пота тело. Сугроб глубокий и мы будто тонем в нем. Задыхаюсь от обжигающих ощущений. Все тело будто звенит от разницы температур. Под спиной — холодный снег, сверху — разгоряченное тяжелое тело босса. Смеюсь, пытаюсь отпихнуть его. Роман Петрович рычит, упирается на руки и немного остраняется, нависая сверху и с весельем глядя в мои глаза. От нас валит пар. Дышу так, будто пробежала несколько кругов по стадиону. Вот это адреналин! Вдруг чувствую, как что-то твердое упирается мне в бедро. И я не думаю, что Роман Петрович по пути захватил с собой какую-то дубинку. Замираю на вдохе. Вижу, как лицо напротив становится серьезным. Пристальный взгляд перемещается с моих глаз на губы. — Роман Петрович… — ошарашено шепчу, чувствуя, как сердце бьётся где-то в горле. — У вас стоит. Глав 14. Роман — Ну вот, а вы не верили в Деда Мороза, — хмыкает Женя смущенно, всё ещё прижимаясь ко мне, её глаза блестят, а губы растягиваются в хитрой улыбке. — В смысле? — не понимаю, о чём она, но её слова вызывают какую-то странную смесь интереса и раздражения. — Не, ну мне приятно думать, что я настолько охренительна, что у вас исключительно на меня встал, но всё же примерять роль волшебницы на себя не буду, — отвечает она, и я чувствую, как во мне закипает недовольство от того, что я ничего не понимаю. — Встань и идиии, — низким голосом тянет Женька и глупо хихикает. Отстраняюсь, смотрю на неё в замешательстве. Встаю. Помогаю ей подняться. Женя улыбается, как будто и правда совершила какой-то волшебный подвиг и теперь скромно молчит об этом. — Смирнова, ты о чём сейчас вообще? — спрашиваю, пытаясь разобраться. — Ну как о чём? О ваших проблемах с потенцией, — заявляет она, словно это что-то очевидное. — В смысле — проблемах? — недобро щурюсь, а мой голос становится чуть более напряжённым. Что-то здесь явно не так. Еще ни одна женщина в моей жизни не жаловалась после совместного досуга. Женя вдруг перестает хихикать и моментально становится абсолютно серьезной. Похоже, она начинает осознавать, что зашла слишком далеко. На её лице мелькает смущение, и она быстро пытается сгладить ситуацию: — Ой, да не берите в голову. Пойдемте есть шашлык. Ага, щас! Я осознаю, что она действительно думала, что у меня не стоит. Интересно, откуда ветер дует? Вижу, как она пытается уйти от этой темы, но я не собираюсь отпускать её так просто. — Нет, Женя, сейчас ты мне всё расскажешь, — говорю, чувствуя, как внутри растёт раздражение. Она закатывает глаза, словно я — капризный ребенок: — Да что вы взбеленились? Ну, бабский коллектив, много чего могут говорить. — И что? Значит, ты думала, что я — импотент? — не могу поверить, что эта мысль действительно могла возникнуть у нее в голове. То есть, все это время она флиртовала со мной, думая, что я ничего не могу?.. Она пожимает плечами: — Ну, мне в принципе без разницы, главное, что вы человек хороший. От её слов меня пронзает странная смесь обиды и злости. Тело начинает холодить от легкого морозца. Подхватываю Женю на руки и тащу обратно в баню. Она начинает протестовать, но я не обращаю внимания. Захлопываю дверь, ставлю её на пол и наливаю нам по рюмке коньяка. — Давай, пей. А теперь рассказывай. Кто это тебе рассказывал? — Да никто, Роман Петрович. Я не помню, кто конкретно, — пожимает плечами, явно не желая развивать тему. — Не верю, — смотрю на неё внимательно. Отводит взгляд в сторону. Понимаю, что она не собирается признаваться. Злюсь. Подхватываю её снова на руки и несу в парилку. — Да куда вы меня опять тащите?! — пытается сопротивляться, но меня уже не остановить. — Буду выбивать из тебя дурные мысли, Смирнова, — говорю, чувствуя, как голос становится более хриплым. Ставлю Женю на пол и резко стаскиваю с неё полотенце. Она вскрикивает, пытаясь прикрыться, но я уже беру в руки веник. — Ложись. — хмурюсь, кивая на настил. — Ну, Роман Петрович, что вы злитесь-то? — спрашивает она, невинно хлопая своими ресницами. Прикрывая грудь, залезает на лежак. — Ты думала, что я импотент и всячески стебала меня из-за этого? — спрашиваю, сильно шлепая по заднице веником. На красивых ягодицах появляется легкая краснота. — Да нет, я же просто прикалывалась, — возмущается Женя. — Ай! Ну, хотите, всем расскажу, что мы с вами переспали и вы точно не импотент? Я замираю, обдумывая её слова, потом фыркаю: — Зачем распускать ложные слухи? Я против. — снова хлопая ее веником по жопе. — Ну как хотите, — обиженно произносит она, глядя на меня снизу вверх. — Мое дело предложить. — Как хочу? — ухмыляюсь, отшвыривая веник в кадку. Разворачиваю её к себе и подхватываю под бедра, притягивая ближе. Она охает, но сопротивляется совсем слабо, по-девчачьи. Закидываю ее руки себе на плечи, наклоняюсь ближе, шепчу, прижимаясь губами к уху. — Вот так хочу. Притягиваю её за шею и впиваюсь в сладкие, пухлые губы страстным поцелуем. Глава 15. Роман Я прижимаю её крепче и наши губы сталкиваются в жадном поцелуе. Чувствую, как её тело сначала напрягается, но потом начинает медленно таять в моих руках. Её губы мягкие, горячие. Они безропотно откликаются на мои ласки. Женя обхватывает меня за затылок, давая возможность углубить поцелуй, и волна горячего желания накрывает меня с головой. Вкус её губ смешивается с ароматом пара и коньяка, её дыхание становится быстрее, а я обнимаю её ещё крепче, словно боюсь, что она может ускользнуть. Пальцы жадно скользят по её влажной разгоряченной коже. Неторопливо веду по бедрам, пьянея от того, какие они мягкие и упругие. Сжимаю их. Женя тихо стонет мне в губы, и этот сладкий, похотливый звук заставляет моё сердце биться ещё быстрее. Она отвечает на поцелуй самозабвенно. Так, будто давно не целовалась и изголодалась по нежности и ласке. Её руки обвивают мою шею. Женя прижимается ко мне грудью, и я чувствую, как меня ведёт от эмоций. Мы словно исчезаем в этом моменте — не существует ни времени, ни пространства, только тепло, влажные поцелуи и жар, что разгорается внутри. Мы отстраняемся друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Смотрим несколько тягучих секунд друг другу в глаза. Понимаю, что Женя хочет меня не меньше, чем я ее. Перехватываю ее под ягодицы поудобнее и Женя опускает голову мне на плечо. Чувствую, как её сбившееся дыхание ласкает мою шею. Словно она выложилась полностью, отдала мне весь кислород без остатка. Она доверяется мне, крепко вжавшись в мое тело, обвив руками шею. И от этого внутри разливается какое-то неописуемое тепло и нежность. Я выношу Женю из парилки и направляюсь к дивану. Сажусь, усаживая её сверху на себя. Она все еще обнимает меня за плечи, но вдруг напрягается всем телом. Отстраняется немного. Вижу, как на нежных щеках разливается смущенный румянец. Женя опускает глаза и нервно кусает губу. — Что не так? — спрашиваю, пытаясь понять, что её смущает. Она морщится, качает головой, избегая моего взгляда: — Я... я не такая. И вообще, это всё неправильно. Фыркаю, улыбаясь, поднимаю её подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза: — Конечно, Женя, ты не такая, — отвечаю, чувствуя, как её слова рождают во мне смесь нежности и похоти. — Ты невероятная. Не давая ей возможности развить свою мысль, я снова наклоняюсь и впиваюсь в её губы. На этот раз я чувствую, что её сопротивление ломается, она отвечает мне страстно, искренне. Скольжу руками по её спине, обнимая крепче, пальцами начинаю гладить её талию, бедра. Сжимаю их, вжимая в себя и давая почувствовать, как сильно я хочу ее. Чувствую, как её дыхание становится прерывистым. Грудь вздымается от волнения и предвкушения. Женя доверчиво поддаётся моему напору, и я чувствую, как она снова плывёт в моих руках. Начинаю настойчивее ласкать её — мои руки скользят по её талии, плоскому мягкому животику, а пальцы изучают каждый изгиб. Женя отстраняется и взволнованно замирает. Она смотрит на меня с испугом и ожиданием, — я вижу это в её глазах. Ее наивная доверчивость возбуждает до предела и подстегивает меня двигаться дальше. Ныряю пальцами между широко разведенных бедер и жмурюсь от того, как плавно они погружаются в горячую, скользкую смазку. Женя вздрагивает, но не отстраняется, покорно принимает меня в себя. Её дыхание учащается и она прикрывает глаза, а я продолжаю целовать её шею, её плечи, ощущая, как её тело откликается мурашками и короткими спазмами на каждое моё прикосновение. Страстная. Темпераментная. Отзывчивая девочка. Толкаюсь пальцами глубже, проникая вглубь пульсирующего влагалища. Женя шумно выдыхает, подаваясь бедрами навстречу и откидывая голову. Подставляет грудь под поцелуи, течет мне на руку от возбуждения. Я ее возбуждаю так, что она не может устоять и закрыться. Сдается. Капитулирует. От этого чувства штырит, как он прыжка с парашютом. Сердце бьется в агонии, готовое выскочить из груди. Эмоции захлёстывают. Её запах, её вкус, её движения — всё это сводит меня с ума. В этот момент я знаю одно — она здесь, со мной, и я не собираюсь отпускать её. Медленно толкаюсь пальцами глубже, наблюдая за реакцией Жени и кайфуя от того, как она прикусывает пухлую губку, сдерживая стон, хмурит брови, будто от боли. Но я-то знаю, что это не так. Что это от того, насколько томят ее мои неторопливые ласки. Я чувствую, как её руки несмело скользят по моим плечам. Она касается меня, словно хочет изучить каждый сантиметр моего тела, и от этого становится только жарче. Я сам едва сдерживаюсь, чувствуя, как меня начинает потряхивать от предвкушения. Женя открывает пьяные от возбуждения глаза, медленно моргает, облизывая пересохшие губы. Она будто хочет сказать что-то, но я не даю ей этой возможности, снова прижимая к себе и целуя с новой силой. Тяну её ближе и чувствую, как её ноги жестче сжимают мои бедра. Женя тихо стонет мне в рот от очередного толчка пальцев, и я чувствую, как она покачивает бедрами, будто танцуя на мне медленный, страстный танец. Теряю контроль. — Женя... — шепчу хрипло, и она поднимает на меня глаза, её взгляд проникает в самую глубину моей души. — Хочу тебя, моя девочка. Она лишь коротко улыбается. Её губы находят мою шею, и я чувствую, как по коже пробегает дрожь от нежных покусываний. Её прикосновения такие горячие, такие будоражащие, что я уже готов кончить, даже не войдя внутрь. Чуть отстраняю Женю, чтобы стащить с себя полотенце. Нетерпеливо раскрываю бедра. Женя скользит по моему телу осоловелым взглядом и, опустив его вниз, вдруг будто трезвеет. — Мамочки! — округляет она глаза, испуганно отшатываясь. Глава 16. Роман — Куда? — возбужденно рычу, удерживая Женьку, которая, по-моему, решила позорно сбежать в самый ответственный момент. — Жень, ты чего, девственница, что ли? Напряжение и не думает спадать. Член стоит колом, жаждая ворваться в горячее тело. Хочу эту девочку до помутнения рассудка. И, кажется, если она сейчас скажет “нет”, я все равно не остановлюсь. — Да ну нет, — смущенно бормочет Смирнова, не зная, куда деть взгляд. — Просто,.. у меня не было таких… — Каких? — щурюсь. Осознание того, что у нее вообще какие-то были вызывает смешанные чувства. С одной стороны — не девственница, и это отлично, меньше проблем. С другой — самец во мне вопит, что надо присвоить, пометить и никому больше не отдавать. Чтобы все, какие были, нахер шли. — Крупненьких, — сдержанно кашляет в кулак Женя. Ее щеки становятся фиолетового цвета. — А какие были? — терпеливо уточняю, понимая, что меня начинает жрать ревность. — Ну, вот такой, — она показывает пальцами сантиметров двенадцать-четырнадцать. — Один, что ли? — приподнимаю бровь. Смирнова смотрит на меня, поджимая губы, но кивает. — Ахаха, — ржу и за бедра притягиваю ее обратно. Так, чтобы она упиралась в мой твердый ствол. — Так передо мной, считай, почти невинная барышня. — Очень смешно, — обиженно бурчит Женька, елозя и пытаясь отодвинуться. — А вы что думали, я прям с каждым, как с вами? — Чшш! — прерываю ее. — Я вообще ничего не думал. Это ты разговор начала. Переворачиваю Смирнову на диван, подминаю под себя, сжимаю ее запястья в своей руке, отвожу за голову. Она испуганно взвизгивает и замирает подо мной с широко раскрытыми от страха глазами. — Жень, — шепчу ей, поглаживая губами ее губы. — Тебе понравится. Не бойся. Свободной рукой приподнимаю ее ногу за бедро и провожу членом между влажных складок. С трудом сдерживаю стон. Желание — ворваться в глубь его сочащегося влагалища. Завладеть сразу и полностью. Но мне не хочется рушить то хрупкое доверие, что внезапно вспыхнуло между нами. Поэтому, я терпеливо жду, когда она расслабится и сама начнет просить продолжения. Легко толкаюсь бедрами, поглаживая горячую скользкую слизистую. Как дрессированный служебный пес, выполняющий команду, дрожу от напряжения и нетерпения, но продолжаю покачиваться, лаская подрагивающую промежность. — Жень, — шепчу, глядя Смирновой в глаза. — Ты очень красивая и горячая. Не жду ответа, впиваюсь в сладкий рот медленным, глубоким поцелуем. Отпускаю запястья и нежные руки тут же обхватывают меня за затылок, зарываясь в волосы. Медленно подаюсь бедрами вперед и отстраняюсь немного, поддразнивая прикосновениями к чувствительным точкам. Женя тихонько мычит мне в губы, требуя еще. Усмехаюсь и снова даю почувствовать напряжение и снова отстраняюсь. Моя добыча хнычет, жмурясь. — Нравится? — отлепляюсь от ее губ и жадно вглядываюсь в пылающие от возбуждения глаза. — Да, — шепчет Женя, притягивая меня обратно, и подается бедрами мне навстречу. Ее тело изнывает от желания не меньше, чем мое. Просит разрядки. Вздрагивает от каждого прикосновения. Углубляю поцелуй с одновременным плавным толчком в ее узкую щелочку. Чувствую, как шелковые стеночки плотно обхватывают мой член, плавно растягиваясь при проникновении, и то и дело сжимаются, выбивая из меня остатки разума и самообладания. Женя ахает, прогибаясь в пояснице, и я вхожу в нее до упора, пока не упираюсь яйцами в дрожащие ягодицы. — Вот и все, а ты боялась, — усмехаюсь, облизывая пересохшие губы. Отпускаю ее ногу, устраиваясь поудобнее на локтях и начинаю медленно покачивать бедрами, наблюдая за реакцией Женьки. Женский оргазм — это очень красиво, и я не хочу его пропустить. Набираю скорость, подаваясь чуть резче и быстрее. Женя то замирает, сжимаясь, то подается бедрами мне навстречу и тихо постанывает, закатывая глаза. Иногда я чувствую, что она начинает пульсировать и пытаться удержать мой член в себе, вот-вот готовая взорваться оргазмом, а потом вдруг будто происходит откат и все идет по новой. Внезапно Женя протяжно стонет и выгибается, что сбивает меня с толку. — Жень, — зову ее и ловлю осознанный взгляд. А должен быть пьяный вдрызг. Мутный от желания. Притормаживаю. — Только не в меня, — испуганно шепчет она. — Ты кончила? — с сомнением смотрю на нее. — Да, — бодро сообщает Женька, кивая для убедительности. — Смирнова, ты симулируешь. — хмурюсь, потому что не понимаю, зачем она врет. — Я ж знаю, как ты кончаешь. Глава 17. Роман Прикусываю язык. Вот правда — хуже болтливой бабы. Женька от неожиданности давится воздухом и начинает судорожно кашлять. Сжимается на моем члене, отчего он снова твердеет и я аккуратно поигрываю бедрами, чтобы не дать ей возможности до конца очнуться. — В смысле? — выдыхает Смирнова, вжимаясь пальцами в мои предплечья и испуганно смотрит на меня. — Давай потом об этом поговорим, — толкаюсь резче, но судя по напряженному взгляду понимаю, что хрен-то там. — У нас что, что-то было? — Женя упирается мне в плечи, пытаясь отстранить, и я со вздохом поддаюсь. Ну, какой смысл от секса, если у бабы в голове активный мыслительный процесс идет? — Мелочь. — Боже! Я переспала с вами по пьяни?! — закрывает лицо руками моя Барби и так стонет, как будто вот теперь-то она кончила. Закатываю глаза. — Это громко сказано, — ухмыляюсь, поглаживая ее по гладкому колену. — Да какая разница? — Женька нащупывает рукой полотенце и пытается прикрыться, будто я не видел ее минуту назад во всей красе. Чудная. — Ноги же раздвинула по пьяни? Позорище. Мне надо домой. — Куда? — хватаю ее за руку, когда она ловко соскакивает с дивана. — Жень, ты что, как маленькая? Притягиваю к себе и удерживаю, обхватив за талию. Мое лицо сейчас на уровне ее талии и я, не удержавшись, раскрываю полотенце и покрываю ее короткими поцелуями. — Роман Петрович, вы думаете, что я шалава? — шепчет Смирнова, пытаясь выкрутиться. — Блин, Жень, ну какая шалава? — поднимаю на нее взгляд. — В таком случае, это я мудак. Можешь по морде мне врезать. — За что? — замирает и хмуро смотрит на меня. — Между нами не было секса… Как такового. Я просто зашел проверить тебя спящую, а ты такая красивая… А я ж тоже пьяный был после вискаря с шампанским. Ну, и я не удержался… Не рассказал ничего, потому что стыдно стало, что развращал тебя сонную. Боялся, что обидешься. — Что было-то? — теряет терпение Барби и рычит. Впервые такая со мной. Строгая. Не маленькая девчонка, а настоящая тигрица. И это тоже возбуждает. — Ща покажу, — ныряю рукой под полотенце и накрываю ладонью промежность. Женька пытается сжать бедра, но уже поздно. Поглаживаю ее, все так же пристально глядя снизу вверх. Давлю на чувствительную точку. Женя будто на миг теряет равновесие и сжимает мои плечи крепче, закрывая глаза. Верным путем идем, товарищи. — Нет, стойте! — приходит она в себя, все же выкручиваясь и отпрыгивая, как от прокаженного. — Давайте закончим. Запахивает полотенце… и несется в сторону выхода. Охреневаю на секунду. Еще ни одна дама от меня сбежать не пыталась. Вскакиваю и бросаюсь следом. Догоняю уже возле самой двери. Хватаю за руку, разворачиваю к себе лицом. — Женя, — тихо рычу, склоняясь к ее лицу. — Мы бы уже могли несколько раз закончить. Но ты сопротивляешься. И я не понимаю ничего! Тебе больно? Неприятно? Что, блин?! — Да все хорошо, — Смирнова прячет взгляд. — Тогда что? — разворачиваю ее обратно за подбородок, заставляя смотреть мне в глаза. Судорожно пытаюсь проанализировать. Смутилась, когда сказал, что видел ее оргазм. Поймал с поличным на вранье. — У тебя никогда не было оргазма, — выдыхаю и Женя вздрагивает. — Я прав? — Да, я бревно! — гневно выкрикивает она и вдруг начинает плакать, обмякая в моих объятиях. — Женечка, — испуганно выдыхаю, потому что не знаю, что делать с женскими слезами. Они всегда вгоняют меня в какой-то тихий ужас. Подхватываю Женю на руки и снова несу ее к дивану, бубня ей на ухо все, что идет на ум. — Да не переживай ты так, — глажу ее по волосам, а у самого сердце кровью обливается. — Я еще ни одного бревна на своем веку не встречал. — Ну вот, встретили! — взрывается новыми рыданиями Женька. Успокоил, блин. — Это тебе просто столяр хуевый попался. — целую ее мокрые щеки. — И кончаешь ты охуенно. Мое имя никто и никогда так красиво не ррррычал. — Дразнитесь, — укоризненно всхлипывает Женя, возмущенно хлопая влажными ресницами. — А у меня это больная тема. — Да я заметил. Это какая же падла тебе сказала, что ты бревно? Ты такая горячая, что я кончить уже несколько раз готов был. — А что ж не кончили? — судорожно вздыхает Женя и шмыгает носом. — А это потому, что у меня шестой разряд по столярному ремеслу, — подмигиваю. — Давай коньячку для снятия стресса по рюмочке бахнем и я тебе диплом продемонстрирую. Женька лишь грустно усмехается. Не верит. Прямо с ней на руках встаю и иду к столу. Наливаю нам коньяка. Даю рюмку в руки моей маленькой задачке и чокаюсь с ней. Выпиваем и я тут же накрываю терпкие губы своими. Целую с напором. Давлю любое сопротивление, чтобы любую мысль о побеге выбить из этой красивой головы. — Так кто тебе сказал-то такой бред? — щурюсь, давая Жене глотнуть воздуха. — Да блин, — смущенно выдыхает она, — парень мой говорил, что если я не кончаю от члена во влагалище, значит, у меня проблемы. — Ааа, — хмурюсь, — и ты усиленно “кончала”. Опускает глаза. — Ну, что могу сказать? Хуевый из него любовник, раз он настоящий оргазм от поддельного отличить не может. А, значит, забудь про все, что он успел тебе наплести. — скольжу пальцами по напряженному бедру, оглаживаю круглое полушарие ягодицы, сжимаю его так, что Женя охает. — Слушай опытного, прожженного ловеласа. Сажаю Женю на стол и распахиваю на ней полотенце. Укладываю лопатками на прохладную столешницу. Скольжу руками по идеальному телу. Нет, я конечно, вижу шрамики от ветрянки и светлые растяжки на бедрах, но, боже, как же это все сексуально и натурально… Выдыхаю, потому что член болезненно напрягается от новой горячей волны желания. Поглаживаю мягкую грудь, сжимаю ее и, наклоняясь, по очереди ласкаю то одну, то вторую. Женя напряжена, но потихоньку начинает отзываться в ответ. Скольжу одной рукой вниз по ее животику, замираю на лобке и недолго поглаживаю дорожку волос. Раздвигаю губки пальцами и ныряю между них, поглаживая настойчиво клитор, ласк которого Женя так упорно боялась. Моя кукла снова вздрагивает и напрягается, но я тут же давлю сопротивление, страстно целуя ее. Растолкнув бедрами ее ноги пошире, устраиваюсь между ними поудобнее и плавно толкаюсь в тугое влагалище. Рук не убираю. Ласкаю и внутри, и снаружи. Женя тихо стонет мне в рот и отвечает на поцелуи рвано, будто я ее отвлекаю. Отстраняюсь с улыбкой и толкаюсь сильнее, придерживая свободной рукой за бедро, иначе Женя елозит по столу, даже не замечая этого. Ее глаза прикрыты, руки жадно скользят по деревянной поверхности, а пальчики царапают лак в поисках опоры. Это очень горячо. А я впитываю каждый тихий вздох, рвущийся с ее губ. Трезвая Смирнова не такая щедрая на стоны. Она будто погружена в себя, свои ощущения, но я прекрасно вижу, как внутри нее бушует настоящее пламя, которое вот-вот вырвется наружу. Женя все быстрее мечется, будто ее выкручивает от нарастающего напряжения, а потом вздрагивает, запрокидывая голову. Сжимается на мне. Хаотично, сильно, а не заученными когда-то движениями. Тихо стонет, едва слышно, но… сука, как же по-настящему! Рычу в воздух, толкаясь чуть медленнее и до упора, продляя себе еще несколько сладких мгновений в плену ее пульсирующей нежной шейки. Со стоном отстраняюсь, кончая в ладонь. Удовлетворенно выдыхаю и медленно заползаю к ней на стол. Спасибо, что дубовый. Заваливаюсь рядом. — У вас красный диплом? — усмехается Женя обессиленно, ее дыхание сбито. — Какой диплом? — не сразу включаюсь в реальность. — По столярному делу, — смеется она смущенно. — Ааа, — улыбаюсь. — Ага. Это я еще давно квалификацию не повышал. Ну, что, Жень? Нормально все у тебя с оргазмами? Смущенно прячет взгляд и прижимается к моему плечу. Закидываю ей руку за голову, притягиваю к себе на грудь. — Сейчас минутку передохнем и я тебе еще другую технику продемонстрирую. И прекрати мне “выкать”. — А вас инсульт не хватит? — хмыкает Женька и, хрюкая от смеха, пытается слинять со стола. — Ах, ты, подъебщица мелкая, — рычу, срываясь за ней. — Ты у меня еще молить о пощаде будешь. Глава 18. Роман Утро наступает слишком быстро, и я просыпаюсь раньше, чем обычно в выходные. Прислушиваюсь к звуку техники за окном. Значит, уже чистят дорогу? Быстро они. Женя спит рядом, её дыхание ровное и спокойное. Волосы растрепались, несколько прядей упали на лицо. Поправляю их аккуратно. Я не могу отвести взгляд. Всё, что произошло ночью, до сих пор отдаётся в памяти тёплыми волнами. Её прикосновения, её стеснительный взгляд, смех — всё это запечатлено в памяти и не отпускает. Я хотел бы, чтобы это утро не наступало. Чтобы она так и сопела в моих объятиях, а я вдыхал запах ее волос с ароматом бани. Выхожу из комнаты, чтобы не разбудить мою Барби, и направляюсь на кухню. Включаю кофеварку, её тихий гул наполняет тишину дома. На улице начинает светать, снег, который то и дело шёл всю ночь, теперь кажется хрустальным под первыми лучами солнца. Когда кофе готов, я разливаю его по чашкам, ставлю их на поднос и возвращаюсь в комнату. Женя сонно приоткрывает глаза и, увидев меня, садится на кровати, кутаясь в одеяло. Обнаженная, выглядит, как натурщица для художника. Фотографирую ее взглядом, пытаюсь запомнить каждую мелочь. Она смотрит на меня немного настороженно, но все же тепло. — Доброе утро, — говорю, ставя поднос на столик рядом с кроватью. — Доброе, — её голос ещё тихий, чуть хриплый от сна. Сколько раз она вчера простонала мое имя? Покрываюсь мурашками. — Как спала? — улыбаюсь, садясь рядом. — Выспалась? Она кивает, берёт чашку, обхватывая её ладонями, будто пытается согреться. Я замечаю, как на её щеках появляется лёгкий румянец, и понимаю, что она вспоминает ночь так же, как и я. Мы пьём кофе в тишине, но это не та неловкая тишина, которую хочется прервать. Это спокойствие и уют, которое я давно не испытывал. — На улице что-то гудит, — прислушивается Женя. — Это грейдер приехал, — смотрю на нее, улыбаясь. — Видимо, кто-то доложил, что я взял пленницу. — Я... наверное, мне пора, — говорит Женя тихо, ставя чашку обратно на поднос. Её голос звучит неуверенно, будто она сама не хочет говорить эти слова, но всё равно их произносит. — Зачем спешить? — спрашиваю, наклоняясь вперед, и целую обнаженное плечо. — Вечером приедут мои родственники. Познакомишься поближе. — Роман Петрович... — вздыхает Женя и смотрит в сторону, что вызывает у меня неприятное предчувствие. — Это было... красиво. Но... — Но что? — я прерываю её, не давая закончить фразу. — Ты хочешь сказать, что это было ошибкой? — Нет, — она резко поворачивает голову ко мне, её глаза блестят от волнения. — Просто... это все очень быстро и неправильно. Мы с вами из разных миров. У вас своя жизнь, у меня своя. — Женя, — понижаю голос, наклоняясь ближе. — Я не хочу, чтобы это было просто "ночью". Ты нравишься мне, я тебе. В чем проблема? Смирнова кусает губу. Она смотрит на меня, и я вижу в её глазах борьбу. — Я не хочу, чтобы ваши родственники смотрели на меня и думали, что я здесь из каких-то меркантильных побуждений, — вздыхает она. — Да у меня нормальные родственники, — усмехаюсь и притягиваю ее к себе, целуя в висок. — Не накручивай себя. — Да я даже за столом не умею себя вести, — уворачивается Женя и встает с кровати. — Я не хочу вас позорить и себя чувствовать не в своей тарелке. — Жень, — уговариваю ее, как маленького ребенка. — Можно я поеду? — виновато хмурится она, высверливая мне во лбу дырку своим пристальным взглядом. Вздыхаю. — Могу попросить водителя отвезти тебя домой, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, хотя внутри всё сжимается. Понимаю, что давить на нее в данной ситуации бессмысленно и непродуктивно, лучше отпустить и дать ей время принять тот факт, что мы уже не просто босс и подчиненная, а два душевно и физически близких друг другу человека. Но как же не хочется! Будто отпуская ее, я отрываю часть себя. — Спасибо, это было бы здорово, — отвечает она, всё ещё избегая смотреть мне прямо в глаза. — Останься. Ещё хотя бы день. — подхожу к Жене, обнимаю и негромко прошу. Ловлю себя на том, что боюсь услышать отказ. — Скажу родне, чтобы приезжали завтра. — Роман Петрович... — качает она головой. — Это неправильно. Маленькая упрямая вредина. — Да и у меня… дела. — Какие это у тебя дела? — недовольно хмыкаю, прижимая ее к себе крепче. — Я же обещала подруге встретиться. Тоже будет некрасиво. Вчера перенесла и еще сегодня не явлюсь. Вздыхаю. Хочется наехать на Женю, предъявить, что я-то уж точно лучше подруги ее, но вместо этого лишь тяжело вздыхаю. Ну что я, манипулятор какой? Я же не собираюсь ее тут как в темнице запирать, хоть и мелькали такие мысли. Усмехаюсь. Будто герои из книги. Дракон Роман Петрович и принцесса Смирнова. —Уговорила, — вздыхаю. — Водитель приедет к десяти. Давай-ка пока позавтракаем. Приготовишь мне что-нибудь? Женя улыбается и идет покорять мой желудок. Тяну время. Тяну как могу, но все равно приходит пора расставаться. Нехотя провожаю Женю до самого выхода и уже возле машины жарко целую. — Мы же еще встретимся? — шепчу ей в губы. — Конечно встретимся. На работе каждый день видимся. — хохмит Смирнова в своем репертуаре. Сжимаю ее ягодицу и она взвизгивает с хохотом. — Женя, — возбужденно облизываю губы, — имей ввиду, я буду ревновать, если ты мне не будешь писать. — Говорят, — мурлычет тихонько она мне на ухо, — после приступа ревности бывает очень горячий примирительный секс. Рычу, возбуждаясь до невозможности, но маленькая провокаторша уже прыгает на заднее сидение машины и машет мне рукой из-за стекла. Отпускаю ее с тяжелым сердцем. И, как узнаю чуть позже, не зря. Глава 19. Роман Сижу за длинным деревянным столом в окружении своих сестёр и их мужей. Наш семейный вечер давно стал традицией, и я ценю эти редкие моменты, когда все собираются вместе. Сегодня разговоры текут легко: мы обсуждаем, кто куда поедет летом, как встретили новый год, какие планы на оставшиеся выходные. — Ром, ты как обычно, работаешь все каникулы? — улыбается Лена, младшая сестра. — А куда я денусь? Завод с завтрашнего дня запускает производство. Нужно посмотреть, как там мои товарищи женщины после нового года себя чувствуют. Кстати, скоро познакомлю вас с одной девушкой, — говорю, приподнимая бровь. Все тут же замирают и поворачиваются ко мне. — Ого, Рома! Ты что, серьёзно? — спрашивает моя старшая сестра Маша, широко распахнув глаза. Она, кажется, больше меня переживала за мой развод и на каждый праздник желает мне жениться и родить много детишек. — Увидите сами. Давайте на Рождество соберемся. — ухмыляюсь я, стараясь не выдавать своих настоящих эмоций. Женя... Она заставляет мое сердце стучать в три раза быстрее. Я понимаю, что пропал. Телефон, лежащий на столе, вибрирует. Бросаю взгляд на экран: сообщение с незнакомого номера. Я открываю его, и перед глазами возникает фото. Женя. Сидит в каком-то кафе, в обнимку с двумя молодыми парнями. Рука одного лежит у неё на плече, а другого она целует в щёку. Подпись гласит: "Вот так ваши сотрудницы развлекаются на Новый год." Кровь мгновенно вскипает. Сначала появляется недоумение, потом ярость. Сердце начинает стучать быстрее, а внутри всё переворачивается. Кто это? Эти парни... Они моложе. Может быть, один из них — тот самый, из-за которого она чувствовала себя неуверенно? Или она просто играла на моих чувствах? Плевать хотела на меня, просто поразвлекалась и хорошо провела время? В голове вспыхивает множество мыслей, но каждая из них только злит ещё больше. По крайней мере, Женя реально не похожа на тихоню и скромницу, у которой нет ухажеров. — Ром, что-то случилось? — спрашивает Лена, заметив, как я сжал телефон. — Нет, всё нормально, — отмахиваюсь, поднимаясь из-за стола. — Сейчас покурю и приду. Нужно немного проветриться. Выйдя на улицу, глубоко вдыхаю морозный воздух. Пальцы сжимают телефон, и я раз за разом просматриваю фотографию. Может, это друзья? Но зачем тогда аноним прислал фото мне? Может, там было что-то еще поинтереснее? Может, она всё это время играла? Я хотел думать, что между нами что-то настоящее, но люди часто склонны принимать желаемое за действительное. Телефон снова вибрирует. Сообщение от Жени: "У меня всё хорошо, не волнуйся." Я смотрю на экран, но не отвечаю. Очень, очень много противоречивых эмоций внутри. Слова, которые я хотел бы написать, застревают где-то в горле. И сейчас я могу только натворить дел от ревности и обиды. Я закрываю сообщение и убираю телефон в карман. Эта ночь становится мучением. Я ворочаюсь в постели, пересматриваю фото, снова и снова вспоминаю наши разговоры, её улыбку, её взгляды. Но гнев не утихает, а только разгорается сильнее. Почему я вообще позволяю этому так меня трогать? Ну, даже если Женя просто поддалась желаниям своего тела и переспала со мной, что с того? Нам обоим было хорошо и все. Провели время, сказали друг другу “спасибо” и разбежались. Пытаюсь себя уговорить, что мы — взрослые люди и каждый поступает так, как ему вздумается. Что невозможно влюбиться за одни сутки. И все равно психую. Утром еду на работу злой и разбитый. Вхожу на завод, коротко здороваюсь с сотрудниками. Они улыбаются, поздравляют с праздниками, но я едва замечаю это. Хочу с каменным лицом пройти мимо, но все равно ищу глазами мою куклу. Женя стоит у своего рабочего места. Как только я прохожу мимо, она ловит мой взгляд и улыбается смущенно. Улыбка её тёплая, искренняя. Но вместо того, чтобы ответить на нее, я хмурюсь ещё сильнее. Выражение лица Жени меняется и становится каким-то отстраненным, она тут же переключается на работу. Я прохожу мимо, не останавливаясь. Закрыв дверь своего кабинета, падаю в кресло. Голова тяжёлая, будто я пробухал все три дня, мысли путаются. Пытаюсь сосредоточиться на делах, но ничего не выходит. В дверь стучат. — Войдите, — говорю, не поднимая головы. — Роман Петрович, не заняты? Я тут хотела вас с новым годом поздравить. Ирка, кладовщица, входит, плавно закрывая за собой дверь. Её голос звучит мягко, почти ласково. Я поднимаю взгляд. Она несколько секунд робко мнется на входе. — Поздравить? — спрашиваю, нахмурившись. Они же всем коллективом дарили мне картину перед праздниками. — Да, — отвечает она, обходя мой стол. — Надеюсь, вам понравится. С этими словами она быстро распахивает халат, который тут же падает на пол, обнажая стройное тело в ажурном красном белье. Она стоит передо мной, ожидая моей реакции. — Ирка, ты что, сдурела? — мой голос звучит резко, но срывается на хрип, потому что перед лицом оказываются пышные сиськи. Я даже отстраниться не успеваю, как она вжимает меня лицом в свой бюст. — Ирина! — повышаю голос, хватая ее за руки. — Разрешите? — вдруг раздаётся из-за двери голос Жени и я вздрагиваю. Глава 20. Роман Зачем спрашивать разрешения, если ты планируешь войти, не дожидаясь ответа? Дверь распахивается. На пороге стоит Женя. Её глаза расширяются, когда она видит Ирку в таком виде. Лицо краснеет, но она не отводит взгляда от меня. Мир будто замирает на мгновение. Я чувствую, как гнев и стыд накрывают меня волной, будто я и правда тут развлекался за ее спиной. — Ирина, оденься! — командую, поднимаясь с кресла. Ирка смущенно хватает с пола халат и отворачивается к стене. — Ой, извините, Роман Петрович, — Смирнова прикладывает руку к груди, невесело усмехаясь. — Не всем премию раздали перед новым годом? Я потом зайду. — Женя! — быстро направляюсь к двери, но она захлопывается. Вздыхаю, стараясь сдержать раздражение. Оборачиваюсь к кладовщице. — Ирка… Ты в своем уме? Что за цирк, блин?! Она насупившись воюет с пуговицами халата, бросая на меня обиженный взгляд. — А, может, я тоже хочу себя женщиной почувствовать? — бурчит под нос, одергивая одежду и с вызовом глядя мне в глаза. — Пописай сидя, — хмурюсь. — Откуда вообще такие мысли в башке твоей появились? — Женя ваша, — щурится зло, — всем налево и направо рассказывает, как классно она праздники провела и что мужчину мечты встретила. Но, мы-то знаем, где она на праздниках была. Теряюсь на секунду. Женя ходит и всем рассказывает, что мы переспали? Да в жизни не поверю. Она, наоборот, подбешивала меня тем, что стеснялась своей связи со мной. — Так, Ира. Возвращайся на свое рабочее место и лучше разберись в накладных, чем сплетни ходить собирать. А то бардак устроили тут. — открываю ей дверь. — В следующий раз премии за такую выходку лишу. С видом оскорбленной женщины Ирка вылетает пулей из кабинета. Закатываю глаза. Ох, уж этот женский коллектив. Не расслабишься. Достаю телефон, набираю мастера линии. — Да, Роман Петрович, — добродушно басит она в трубку. — Смирнова отпросилась на пятнадцать минут. Хлопаю глазами, не зная, что сказать. То есть, уже реально весь завод в курсе? — А с чего ты взяла, что мне Смирнова нужна? — подозрительно уточняю у нее. — Так… эээ… — Люба явно пытается на ходу что-то придумать, но она слишком простая для всяких интриг. — Может, я тебя хочу? Зайди-ка, Люба, ко мне. — мстительно скалюсь, будто она может это увидеть. Прикуриваю сигарету и встаю возле окна. Дворник Иваныч чистит снегоочистителем тротуар, подсобник Амир дочищает углы лопатой. Жизнь идет своим чередом, а у меня в душе бушует ураган эмоций. Именно поэтому я не спешу догонять оскорбленную Женю. Для начала нужно самому успокоиться, чтобы не наворотить дел. Стук в дверь раздается ровно в тот момент, когда я тушу сигарету. — Роман Петрович, вызывали? — Люба шумно выдыхает, явно запыхавшись. — Присаживайся, — оборачиваюсь. Наблюдаю, как она с трудом умещается в кресло и пристально смотрит на меня. Люба… большая. Но при этом есть в ней обаятельная простота и юморинка, которая, уверен, привлекает мужчин не меньше, чем ее — шоколад. — Скажи мне, ненаглядная моя Любовь, какого хера ко мне в кабинет сегодня организовано паломничество сотрудниц? — Я не знаю, — искренне удивляется она, часто моргая ресницами. Врет. — Эх, Люба! — обхожу кресло и кладу ей руки на плечи. Чуть сжимаю, массируя, и она вся напрягается. Склоняюсь к ее уху и понижаю голос. — То Смирнова, то Ирка. Теперь ты. — Р-роман Петрович, — Любка довольно резво вскакивает с кресла и вжимается в мой стол. — Я замужем. — Пф! — закатываю глаза и улыбаюсь. — Разве это проблема? Отодвигаю кресло и иду к ней медленно, как хищник к забившейся в угол добыче. Люба мечется глазами по кабинету, но с ее габаритами сбежать не так-то просто. — Хочу тебя, Люб. — усмехаюсь. — Буду за сплетни на заводе оргазмами наказывать. То импотент я, то еще что-то придумали. — Роман Петрович, — выдыхает она испуганно. — Я не могу. Это не я! — А кто? — щурюсь, останавливаясь очень близко, и поправляю ей прядь волос. — Так Ирка со всеми шушукалась утром о чем-то. — О чем? — усмехаюсь. — Да не знаю я! Мне некогда! — То-то я смотрю, декабрь сверх нормы закрыли. А это моя Люба старается. Иди сюда, поощрю тебя. — подхватываю ее под бедра. — Роман Петрович! — верещит Люба на грани с ультразвуком, упираясь мне в плечи. — Прекратите, пожалуйста! Не надо! Конечно же, я не смогу ее поднять, просто блефую, но этого достаточно. — Да о том, что у вас с Женькой было что-то! — орет Любка дурниной. — Я не слушала, правда! — Ну, смотри, Люба! — отпускаю ее и поглаживаю по плечу. — Если что, заходи. Она собирается что-то ответить, но замирает с открытым ртом. Я тоже удивленно отстраняюсь, услышав, что в коридоре раздаются какие-то странные звуки. Прислушиваюсь и понимаю, что это женские крики. Глава 21. Роман Вот оно любопытство! Люба, отталкивая меня, бросается к двери. И эта женщина будет мне твердить о том, что не в курсе последних событий? Когда дверь открывается, истерические визги доносятся громче. Бросаюсь на звук, потому что чуйка подсказывает, что там замешана моя Барби. А вдруг Ирка решила сорвать злость на ней?! Толкаясь, вываливаемся с Любкой на лестницу и я замираю от неожиданности. — Женя, — выдыхаю, теряя дар речи, потому что моя кукла тащит за волосы непутевую кладовщицу. Та держится за хвост и орет дурниной, царапая ногтями Жене руки. Но мой хрупкий терминатор будто не чувствует боли и целеустремленно двигается вперед. — Щас ты всем расскажешь, кто у нас шалава, — рычит Смирнова, не замечая нас. — Щас ты и про подсобку расскажешь, и про то, кто каким местом премии зарабатывает! — Женя! — зову громче, бросаясь к ней. Она оборачивается и останавливается, но черную гриву Ирки из кулака не выпускает. Та стонет. — Женя, ты что творишь? — ошарашенно смотрю на мою девочку. Злая, раскрасневшаяся и взлохмаченная, она тяжело дышит и сверлит меня тяжелым взглядом, но ничего не отвечает. — Отпусти ее. — смотрю в темные от ярости глаза и чувствую, как сердце набирает обороты. — И пошли в кабинет, поговорим. Ты что, мужик — кулаками проблемы решать? — Никуда я с вами не пойду, — выдыхает Женя и резко отпускает хвост Ирки, отчего та по инерции трескается головой об ступеньку и матерится. Мне к груди тут же припечатывается лист А4, который я даже и не заметил во второй руке. — Забирайте свою мымру, раз она так вам нужна. Смирнова делает попытку сбежать, но я ловко перехватываю ее за руку и дергаю на себя. Ныряю ей под мышку и взваливаю на плечо. Женя тут же начинает по-девчачьи молотить меня по спине. С силой хлопаю ей по заднице, чтобы успокоилась. Взвизгивает. — Люба, Иру — расчесать, отправить на рабочее место. Если на этом пиздец не закончится, переувольняю к херам всех баб. Будете дома с соседками сплетни обсуждать. Люба послушно кивает и бросается к кладовщице, а я разворачиваюсь и несу Женьку в кабинет. Она молчит и шмыгает носом всю дорогу. По пути читаю бумагу, что она мне вручила. Заявление об увольнении. Еще и в делопроизводстве успела зарегистрировать. Тамара Сергеевна с меня три шкуры снимет, если я ей его с резолюцией не верну. Как только захожу в свой кабинет, сразу закрываю дверь на ключ, сажусь в рабочее кресло, а терминатора Евгению сажаю на стол напротив себя. Пододвигаюсь ближе, оказываясь между ее ног и достаю из кармана сигареты. Прикуриваю, наблюдая за Женей. Она не плачет, но то и дело шмыгает носом, будто вот-вот готова разреветься. А еще мелко дрожит. Сворачиваю из ее заявления рулек и отдаю ей в руки. Затем пихаю в зубы свою сигарету. — Кури, — рычу и наклоняюсь к нижнему ящику. Достаю из него два стакана и бутылку коньяка. Плескаю в каждый на несколько глотков и, забрав у Женьки сигарету, вручаю ей стакан в трясущиеся пальцы. Она залпом выпивает содержимое, клацая зубами об стекло. — У меня ничего не было с этой дурой, — вздыхаю, пытаясь поймать хотя бы один короткий взгляд, но Женя упрямо смотрит мимо. — Мне все равно! — обиженно вскрикивает она, наконец коротко взглянув на меня. — Она слухи по всему заводу распустила, что я с вами за… премию! — Ммм, — усмехаюсь, — и видимо тоже захотела, раз пришла. — Мне все равно, — повторяет Женя чуть тише и я вижу, как ее губы трясутся. — Вы свободный человек, имеете право делать, что хотите! Я не хочу про себя сплетен! — А что тебя так сильно задело? — хмурюсь. — Может, боишься, что не коллеги, а твои мальчики узнают, что у тебя роман с директором? — К-какие мальчики? — Женька тоже хмурится и серьезно смотрит на меня. — Ну, не знаю, какие. — достаю из кармана телефон и нахожу фотку, показываю ей. — Тебе видней. — Ах, она завистливая тварь! — подскакивает Смирнова, забывая о трясущихся пальцах и губах. — Надо было прям в кладовке придушить! Теперь свидетелей много! — Женя, сиди. Там закрыто. — придерживаю ее за бедра, не давая подняться. — Так что, расскажешь, кто это? — Так вы поэтому меня игнорили с вечера и смотрели, как на дерьмо собачье? — невесело усмехается Женя, а я молчу и жду, как она будет оправдываться. — Это любовники мои. Один по четным дням, другой по нечетным. Зверею. Она внезапно ногами отпихивает мое кресло и вскакивает на пол, отбегает от меня на пару шагов. — Дайте ключ. — Ну, что ты врешь-то, Смирнова? — вздыхаю и встаю, достаю связку ключей. Иду с ней к двери, но поравнявшись с Женькой, ловлю ее в объятия. Подхватываю на руки. — Я ревную, поняла?! — рявкаю так, что стекла трясутся. Если еще кто-то не в курсе наших отношений, то скоро будет в курсе. — И поэтому назло решили Ирку в кабинете трахнуть, — поджимает губы Женя. — Подсобки же мало было? Надо сменить обстановку! — Господи, Смирнова, что ты несешь? Понаслушалась сплетен и туда же! — Зато кабинет своими глазами видела! — шипит Женя и я замечаю, как с ее ресниц срываются первые злые слезинки. — Рассказывайте теперь, что вы не такой! — А что мне рассказывать-то? — быстро иду к столу, сгребаю все с него в сторону и опрокидываю Смирнову на столешницу. — Я тебе сейчас докажу! Глава 22. Роман — Отпустите меня! — рычит Женька и взвизгивает, потому что я рывком стаскиваю с нее штаны. — Кто эти двое парней? — хриплю, дёргая ремень так, что рвутся хлястики на брюках. — Любовники! — не унимается моя тигрица и пытается оттолкнуть меня. — Помогите! Склоняюсь и затыкаю ей рот поцелуем. Смирнова мычит и брыкается, но с каждой секундой тише, а потом и вовсе льнет к моей груди и жадно шарит пальцами по щеке, будто проверяет, реальный ли я. Не сдерживаюсь больше. Подхватываю ее под ягодицы и сдвигаю чуть ближе к краю. Толкаюсь бедрами, врываясь в нее до упора. Женя жмурится и скулит мне в губы, тут же сжимая мой член мышцами до искр из глаз. И я тоже непроизвольно стону. Отстраняюсь и разгоняюсь до максимума. Больно впечатываюсь бедрами в ребро столешницы. Врезаюсь так, что тяжёлый, дубовый стол трясется при каждом толчке. Женя вскрикивает все громче, мечется в бреду, скидывая на пол то, что осталось на столе. Забываясь, громко стонет. Закатывая глаза, ритмично сокращается. От одного наблюдения за ее оргазмом меня тоже уносит в бездну. Рычу, замедляясь и стараясь войти ещё глубже. Судорожно выдыхаю, разряжаясь спермой в ее тугое влагалище, выжимая себя до самой последней капли. Медленно опускаюсь на локти, нависаю над Женькой и вглядываюсь в ее лицо. Ее взгляд потеряно блуждает по мне. В нашем сексе не было и капли нежности и романтики, но, черт, это был самый желанный секс в моей жизни! — Все, Жень, теперь ты только моя. — усмехаюсь и коротко целую ее в губы. — Так я достаточно ясно донес это до тебя? Женя с трудом сглатывает, облизывая пересохшие губы. — Это двоюродные братья были. У меня тетя в Москве живёт. — всхлипывает. — Мы случайно пересеклись… Не даю договорить. Ласкаю ее поцелуями медленно. Нежно. Неторопливо. Я верю ей. Верю. Просто ревнивый дурак. — Этот стол лишился девственности из-за тебя, — шепчу, немного переведя дух и плавно покачивая бедрами, готовый к новым свершениям, но не тороплюсь больше. — Простите, — шепчет моя кукла, заливаясь смущенным румянцем. — Стыдно-то как… Все, наверное, слышали. — Прекрасно. Пусть теперь обсудят то, что директор берет замуж тех, кто громче стонет. — К-куда? — выдыхает Женя едва слышно, что на нее совсем не похоже. — Замуж, Смирнова, — усмехаюсь громко. — Или ты думаешь, что я кончил в тебя только лишь для того, чтобы обогатить твой организм белком? — Мы знакомы три дня… Ну, в смысле, так близко. — впервые вижу Женьку такой растерянной. — Вот и познакомимся, теперь у нас полно времени. — Мне кажется, вы рехнулись, Роман Петрович, — шепчет Женя и тут же ахает от того, что я снова толкаюсь в нее. — Поговори мне тут. — рычу строго. — Я из тебя всю дурь буду вытрахивать до тех пор, пока ты кроме “я согласна” ничего сказать больше не сможешь. Снова набираю обороты. Наказываю и Женю, и себя за глупые подозрения и нелепые обиды. Мне кажется, лучше так, чем обижаться и молчать неделями. И за ревность буду нас наказывать так же. И за секреты какие. Я готов “наказывать” Смирнову ежедневно. А причину с удовольствием и лёгкостью найду, отвечаю. — Ты выйдешь за меня? — сжимаю зубы, чтобы не застонать. — Да, — с тихим стоном выдыхает моя Барби. — Не слышу, — рычу, добивая ее короткими толчками. — Да! — стонет Женя громче, срываясь на хриплый крик. — Да! Любуюсь ее оргазмом, постепенно сбавляя темп и содрогаясь от сладких волн, пробегающих по телу. — Другое дело, Женя. Надеюсь, теперь все ещё и услышали, что ты согласилась. А теперь садись, пиши заявление на увольнение. — Так я ж написала. — судорожно дышит кукла, пока я помогаю ей сесть. — Оно испортилось. Пиши новое, без отработки. Ни дня здесь больше не останешься. Пусть все знают размеры твоей “премии”. — Стыдно, — опускает глаза Женя. — Ты, похоже, на третий круг нарываешься? — хитро щурюсь. — Да все, все, поняла я. Пишу. А то затрахаете до смерти. Усмехаюсь. Поднимаю с пола бумагу и ручку, кладу перед ней на стол, а сам отхожу к окну и закуриваю. Интересно как… Видимо, я был хорошим мальчиком, раз моё новогоднее желание так быстро исполнилось. И у Жени… — Жень, — зову ее, не оборачиваясь. — А какое ты на самом деле желание под бой курантов загадала? Слышу, как она спрыгивает со стола, подходит ко мне и обнимает сзади, прижимаясь всем телом к моей спине. — Встретить такого же заботливого мужчину, как вы. А вы? — Встретить новый год с любимой женщиной… — Похоже, вселенная поняла нас слишком буквально. — усмехается Женя. — Я тебя люблю, Жень, — сжимаю ее ладони в своей руке. — И я тебя, — отзывается она тихо. И мы стоим так ещё какое-то время, молча глядя на то, как за окном медленно падает снег, укрывая тротуары, которые дворник Иваныч так усердно чистил с утра. И теперь я точно знаю, что Дед Мороз существует. Просто подарки нужно выбирать более тщательно. Эпилог Свадьбу праздновали два дня. Первый в ресторане в Останкино, на высоте 300 метров над землёй. Здесь были и наши с Женей родные, и ее подружки, и мои друзья-предприниматели. И что очень для меня важно — моя дочка. И с “любовниками” я тоже познакомился, прикольные оказались ребята. После нескольких тостов вся возможная неловкость улетучилась и все общались, как давние знакомые, несмотря на разницу в социальных статусах и возрасте. Мы ели изысканные блюда и танцевали до головокружения. Женя была самой красивой на свете невестой. Она выбрала довольно скромное и элегантное закрытое платье, но несмотря на это мне все равно очень не терпелось его с нее поскорее снять и заценить не менее элегантное кружевное белье. Второй день отмечали дома, в узком кругу самых стойких. Баня, шашлыки, все по-деревенски, как я люблю. А потом я увез мою Барби отдыхать и она впервые побывала в путешествии. Мы посетили несколько теплых стран и покупались в нескольких океанах. Но, что самое бесценное, я наблюдал искренний восторг в глазах моей женщины, который зарядил меня на новые свершения. Наш медовый месяц и не собирался заканчиваться, хотя мы уже как несколько месяцев были вместе. Вот и сейчас, когда мой маленький трехмесячный сын сопит, не отцепляясь от груди спящей матери, я лежу и просто тихо любуюсь ими, иногда ловя себя на мысли, что не дышу от восторга. А вечером к нам приедет в гости моя дочка, которая будет возиться с младшим братом, как с маленьким игрушечным пупсом. А мы с Женей с удовольствием будем наблюдать за ними и она будет шутить, что мы родили Егорку для Аленки, ведь, по факту, я наглым образом отжал у нее новогодний подарок. А потом у нас будет теплый, уютный семейный вечер, с попкорном, пиццей, душевными фильмами и мандаринами, потому что близится очередной новый год, который я встречу в кругу своих самых близких людей и загадаю лишь одно желание — пусть мы все будем здоровы и следующий новый год снова встретим все вместе. Конец