– Я… хочу… ненавидеть тебя, – прошептала она.

– Ты любишь меня, – напомнил он ей. – Помни об этом.

– Я люблю тебя. Да, Энди, я люблю тебя. Я не хочу ненавидеть тебя… Я люблю тебя.

Фурлоу поднял кулак и погрозил в сторону зеленого купола.

– Ненавидеть надо их, – прохрипел он. – Ненавидеть этих ублюдков, которые пытаются манипулировать нами.

Ее голова дергалась и дрожала на его плече.

– Я… ненавижу… их, – произнесла она.

– Ну что, ты теперь веришь мне?

– Да! Да, я верю тебе!

– Может ли у машины быть истерический паралич?

– Нет. О Энди, просто я не желаю ненавидеть тебя. Не желаю. – В том месте, где она сжимала его руку, он почувствовал боль. – Кто они такие? О Господи! Что это?

– Не думаю, чтобы это были люди, – сказал Фурлоу.

– Что мы будем делать?

– Все, что в наших силах.

Радужные круги под куполом изменили цвет: сначала они стали голубыми, потом фиолетовыми и, наконец, красными. Аппарат начал подниматься над рощицей и вскоре исчез во мраке ночи. Вместе с ним исчезло и ощущение давления.

– Все кончилось, да? – прошептала Рут.

– Да.

– Твои фары снова горят, – заметила она.

Фурлоу посмотрел на лучи света сдвоенных фар, освещавших рощицу.

Потом он припомнил очертания той штуковины… напоминавшей гигантского паука, готового к броску. Он вздрогнул. Что же это за существа в зловещей машине?

Похожей на гигантского паука.

В голове всплыло воспоминание из далекого детства: «Стены дворца Оберона сделаны из паучьих лапок».

«Откуда берут свое начало мифы?» – подумал он. Он вдруг осознал, что из полузабытой безоблачной поры юности всплыл один стишок:

В страну волшебную вдвоем Сегодня ночью мы пойдем, Меж папоротников и холмов Дорожку к счастью мы найдем.

– Не лучше ли нам поскорее уехать? – спросила Рут.

Фурлоу завел двигатель, руки его действовали автоматически.

– Они выключили двигатель и фары, – сказала Рут. – Зачем?

«Они, – подумал Фурлоу. – Теперь у нее пропали последние сомнения».

Выехав из рощицы, он направил машину вниз с холма к автостраде.

– Что мы будем теперь делать? – спросила Рут.

– А что ты предлагаешь?

– Если мы начнем распространяться об этом, нас просто посчитают сумасшедшими. Кроме того… мы ведь были там… вдвоем…

«Да уж, мы в ловушке», – подумал он. И представил, что бы сказал Уили, если бы ему сообщили об этом ночном происшествии: «Так ты говоришь, что был с чужой женой, так? Наверное, угрызения совести и вызвали у вас одинаковые галлюцинации?» А если бы они стали возражать и пытаться объяснить все, то добавил бы: «Какой еще волшебный народец? Мой дорогой Фурлоу, с тобой все в порядке?»

Рут прижалась к нему.

– Энди, если они могут заставлять ненавидеть, может тоже самое они могут делать и с любовью?

Он свернул к обочине, выключил двигатель, поставил машину на тормоза и потушил фары.

– В данный момент их здесь нет.

– Откуда ты знаешь?

Он посмотрел в ночное небо – сплошная темень, на небе, затянутом облаками, не было видно даже звезд… и никакого свечения таинственного аппарата… Но что это там, за деревьями, стоящими у дороги… что там мелькнуло?

«Неужели они способны внушать нам любовь?

Черт бы побрал ее за этот вопрос!

Нет! Я не должен проклинать ее. Я должен любить ее… должен!»

– Энди? Что ты делаешь?

– Думаю.

– Энди, даже хотя мы оба пережили это… но все равно это мне кажется таким нереальным. Может, существует и другое какое-то объяснение? Я хочу сказать, почему вдруг ни с того ни с сего заглох мотор… Ведь почему бы мотору не заглохнуть, а фарам не выключиться. Правильно?

– Что ты хочешь от меня? – спросил он. – Чтобы я сказал тебе: да, я псих, мне все это привиделось, я…

Она приложила палец к его губам.

– Я хочу, чтобы ты никогда не переставал любить меня.

Он попытался обнять ее за талию, но она оттолкнула его.

– Нет. После того что произошло, я хочу быть уверена, что мы сами занимаемся любовью, а не по чьему-то принуждению.

«Черт бы побрал ее прагматизм! – мысленно выругался он, но потом поправил себя: – Нет! Я люблю ее… но действительно ли я ее люблю? Может, мне внушает это чувство кто-то другой?»

– Энди? Ты можешь кое-что сделать для меня?