Это же опасность какая для окружающих. Позавидовала темная дочери своей, ее молодости, красоте, тому, что вся жизнь впереди… Неосознанно позавидовала, сама от себя скрывая это за праведными, благочестивыми помыслами…

И начало действовать проклятие, меняя судьбу. Делая ее темной и страшной.

— Скажите… — девочка волнуется все больше, неуверенно оглядывается на парнишку, злым, ревнивым взглядом прожигающего мне переносицу, — с моими родными все будет… в порядке? Они будут здоровы?

И в этот момент меня захватывает дикая, безумная злость!

За что ей такое? Нежной, невинной, искренней?

За что?

За грехи матери?

Бабки?

Нет!

Не бывать этому!

В конце концов… Я тоже не просто так тут!

Я встречаю прямым взглядом злость мальчишки, и он, охнув, замирает на месте. Вот и хорошо. Нам свидетели ни к чему.

А я, покрепче ухватив малышку за ладонь, щелкаю перед ее лицом пальцами, заставляя замереть тоже.

Затем расправляю ладошку и легко дую на ее.

И линии, уже сформированные, искалеченные проклятием, плывут.

Так, надо быстро, пока опять не застыли!

Шипя от острой боли в пальцах, веду четкую, длинную линию жизни. Вот так… Ты будешь жить хорошо, долго.

И с досадой отмечаю, что еще две линии сами собой плывут к основной, сплетаются, да так, что не расплетешь. Это не в моей власти, к сожалению… Эти парни по судьбе даны. Не поменять.

Но можно поменять градус, да…

Конечно, не сахарочки оба, далеко не сахарочки. И судьбы у них сложные. Но любить они тебя будут, девочка, так, что никто ничего сделать не сможет. Любить. Беречь. Пылинки сдувать. От всего мира защищать. И не обидят никогда, по крайней мере, сознательно.

Отвлекаюсь, добавляя правильных, нужных эмоций в чистый лист судьбы. И замечаю, что к трем основным линиям прирастают еще дополнительные. Препятствия. Разлука. Боль. Обида. Печаль.

Да, этого не избежать. Не все в нашей жизни сладко бывает, девочка…

Но это временно. И без препятствий не понять истинной любви.

И тоже по судьбе. Изначально было. Не изменить.

Но я сделаю, чтоб это случилось быстрее. И добавлю сил, чтоб было легче противостоять.

Глажу тонкие подрагивающие пальчики.

Мир вокруг начинает заворачиваться в пульсирующую воронку. Не нравится миру, когда вмешиваются в то, что уже считает своим, сложившимся.

Проклятие давнишнее, вон, как энергетик присосался мертво… И мир уже устоялся вокруг девочки.

Мне это будет дорого стоить, да…

Но ничего, как-нибудь, как-нибудь…

Собираюсь с силами и резко прокалываю острым ногтем центр ладошки, поддевая и вытаскивая темную мерзкую кляксу проклятия. Отбрасываю брезгливо.

Не будет этого!

Будет то, что по судьбе. Изначальной. Не навязанной.

Будет любовь. Не самая привычная, для других, так любящих лезть в чужие жизни, порочная. Но счастливая. Для нее — счастливая.

Будет разлука. По судьбе. Не поменять. Но что такое разлука, когда такая любовь?

Ты будешь счастливая, девочка. Очень-очень счастливая. Не зря же я тут частичкой своей души расплачиваюсь за вмешательство.

А от этой неправильной, но самой реальной вероятности тебе останется лишь сегодняшняя ночь. И сон. Страшноватый и волнующий.

Потому что, если б они не были тебе по судьбе, то не испытала бы ты того, что испытала с ними в моем видении.

Пусть изломанная, неправильная, но нить тебя все равно с ними свела, соединила, облегчила участь.

И, если бы я не вмешалась, то…

Но я вмешалась.

Сестра будет орать, когда узнает. Опять отпаивать меня зельем, держать за руку, делясь своей жизнью, потому что часть своей я сейчас трачу.

Бессмысленно и глупо, по мнению сестры. Но я не могу по-другому. Это она темная, ей легче. А я — светлая. Мне нельзя иначе.

Но надо спешить, девочка вот-вот придет в себя!

Спешно заживляю прокол в ладони, мягко глажу по основанию большого пальца, заставляя там расцвести звезду таланта и удачи. Тебе пригодится, девочка.

И твоим мальчикам тоже.

Надо бы еще стойкости и характера… Но, я смотрю, с этим у тебя и без меня порядок.

Девочка моргает, взгляд фокусируется на мне, затем на своей ладони в моей руке. Наполняется страхом и ожиданием.

— Все хорошо у тебя будет, девочка, — улыбаюсь я, привычно играя разбитную цыганку, — поступишь, куда хотела. Только от родителей съезжай.