Дежурный районной милиции, заступивший в ночь, видел через окно областного прокурора, вышагивавшего вдоль розария. Ему нравилось, как тот по-мужски держался в горб, нравилось, как отчитал он сегодня полковника Иргашева, как поступил с бродягой. Милиционер был молод, заочно учился на юридическом факультете университета и, конечно, как все юристы в этом крае, мечтал стать прокурором. Оттого и вглядывался он пристально в молчаливого Азларханова, о котором достаточно был наслышан и от коллег по службе, и от товарищей по университету. Дежурный жалел, что должен всю ночь просидеть за столом, он знал, что сегодня все силы милиции, вплоть до работников вневедомственной охраны, брошены на розыск убийцы, и не сомневался, что сейчас, в эти минуты, несмотря на позднее время, идёт напряжённый поиск, и не только у них в районе или области.

Заступив на дежурство, он прочитал в журнале две телефонограммы, переданные капитаном Джураевым в Министерство внутренних дел республики и во всесоюзный уголовный розыск. Первая была зарегистрирована ещё до приезда областного прокурора на место происшествия:

«Прошу обратить внимание на всех подозрительных лиц, имеющих при себе фотоаппарат „Полароид“, делающий моментальные цветные фотографии».

И вторая:

«Разыскиваемый с „Полароидом“ может иметь также и другой фотоаппарат, последней модели „Кодак“, купленный недавно в Швейцарии».

«Жаль, нет пока никакого следа, – подумал дежурный. – Как хорошо бы сейчас выйти к нему и сказать: не волнуйтесь, товарищ прокурор, нащупали кое-что ребята, надо только ждать». Но не мог он сказать этого и, снова заварив свежий чай, взял чайничек, стул и вышел к прокурору.

Ни от чая, ни от стула прокурор не отказался и, поблагодарив кивком головы, продолжал вышагивать вдоль забора. Но когда дежурный направился к себе, прокурор все же спросил:

– Нет ли вестей от капитана Джураева?

Милиционер вздохнул:

– Нет, к сожалению, товарищ прокурор… – Затем, подумав секунду – говорить или не говорить, – все же стал докладывать: – Час назад звонил лейтенант Мусаев – его отрядили в помощь капитану Джураеву, как только тот прилетел утром на вертолёте. Он с обидой сказал, что Джураев оставил его в дураках и без машины, и рассказал следующее… Обедали они у Мусаева дома. Джураев попросил вдруг гражданскую одежду, переоделся очень простецки, под кишлачного парня. После обеда они выехали на личной машине Мусаева, был у них кое-какой совместный план, но неожиданно Джураев изменил его, попросил подъехать к автостанции. Пропадал он там минут двадцать, затем вернулся в машину и приказал лейтенанту, чтобы тот занял удобную позицию в чайхане при автостанции, и, если появится человек, приметы которого он ему довольно подробно описал, велел задержать его любой ценой. А он, мол, сам на машине поедет к вам, поставит обо всем в известность и тотчас же вернётся на подмогу. Наказав не покидать пост ни при каких обстоятельствах, Джураев уехал. Наш Мусаев просидел в чайхане семь часов, до самого закрытия, и понял, что Джураев почему-то решил от него избавиться и что ему нужны были лишь «Жигули» с местным номером. Вот и все, товарищ прокурор, а Джураев сюда не заезжал, как обещал Мусаеву.

Но Амирхан Даутович уже не слушал его. Что за трюки с переодеванием, угоном машины? Все это никак не походило на Джураева – он как раз из всех розыскников, а там подобрались неплохие ребята, меньше всего увлекался внешними эффектами, хотя результаты его работы иногда поражали видавших виды спецов. Отказаться от помощи местного человека? Казалось, не было в этом никакой логики. Да, не было логики, если бы это был не Джураев! «Значит, ему как раз местный в чем-то мешал, – подытожил Амирхан Даутович.

– Ждать! Ждать!» – приказал он себе и продолжал вышагивать вдоль высоких кустов живой изгороди.

Неожиданно к милиции из темноты вырулила машина, на звук её из дежурки кинулся милиционер. Волнения оказались напрасными: приехал районный прокурор и пригласил Амирхана Даутовича на ужин, но прокурор, перекинувшись с ним двумя-тремя словами, отказался.

Ночь прочно вступала в свои права: погасли в соседней махалле огни, угомонились поселковые псы и последние магнитофоны, все реже и реже шум какой-нибудь случайной машины нарушал тишину посёлка. Заметно посвежело, и Амирхан Даутович вернулся в свой временный кабинет. «Теперь уже до утра не будет вестей», – решил он, поглядев на молчавший телефон, и надолго задумался, провалился памятью в какой-то давний, счастливый день с Ларисой. Потому, верно, не услышал нарастающего шума двигателя. И только когда свет фар влетевших во двор «Жигулей» полыхнул по стёклам, он, ослеплённый на миг, услышал визг тормозов и одновременно, ещё из машины, голос Джураева, который сегодня прокурор узнал бы из тысячи:

– Закрой ворота на замок – сейчас налетят родственнички! – громко приказал он дежурному. – И не открывай никому с полчаса, слышишь, никому – даже полковнику Иргашеву. Скажешь, ключ забрал Джураев, пусть лезут через забор, если кому удастся. – И, уже обращаясь к кому-то ещё, велел: – А вы вытряхивайтесь из машины и живо в тот кабинет, где горит окно. Там вас ждут, и очень давно.

Не успел Амирхан Даутович полностью очнуться от воспоминаний, вернуться в настоящее, как Джураев энергично втолкнул в комнату двух парней. Каждый жест, движение Эркина говорили, что он отчего-то очень спешит.

– Посмотрите за ними, и пусть не разговаривают! – бросил Джураев появившемуся в дверях дежурному и жестом пригласил прокурора в соседний кабинет начальника отдела.

Амирхан Даутович включил в комнате свет и, видя, как устал, издёргался розыскник, предложил ему сесть. Но Джураев жестом отказался от предложения и, плотнее прикрыв дверь, сказал:

– Нет, товарищ прокурор, садитесь вы – вам предстоят нелёгкие часы. Я своё дело сделал, и, пожалуйста, выслушайте меня, не перебивая, – у нас мало времени. Сейчас примчатся десятки машин, налетят родственники, друзья и начальство, несмотря на полночь, и вряд ли тогда они дадут мне возможность остаться с вами наедине.