После ухода своего опекуна Амирхан Даутович как-то сразу сник, навалилась усталость и, если бы в кабинете стоял диван, он, наверное, прилёг бы – пропала охота к бумагам… Хотя он начал вновь регулярно совершать свои пешие прогулки и питался куда лучше прежнего, чувствовал он себя неважно, сердце то и дело напоминало о себе, спасали сверхдефицитные заморские таблетки, которые добывал ему Шубарин, да обычный нитроглицерин держал в кармане. Прежде чем подготовить решающий шаг, следовало окончательно стать в компании своим, но он не чувствовал пока к себе полного доверия ни со стороны старого бухгалтера Кима, ни его давнего друга Христоса Георгади: они постоянно, очень ловко, чего-то не договаривали ему, а без этого задуманное им дело заходило в тупик – он должен был найти ключи к конструкции айсберга.

Оба старичка, несмотря на преклонный возраст, любили заглянуть в «Лидо», каждый из них ещё не прочь был пропустить рюмку-другую хорошего коньячку, да и на кухне в такие дни, заранее предупреждённые Плейбоем, готовили для них какие-то особые блюда и тонкие закуски. В эти вечера и Амирхан Даутович вынужден был появляться в «Лидо», строить из себя человека, довольного жизнью и своим неожиданным положением. Гуляли широко; к ним за стол, сменяясь, подсаживались разные люди, и прокурору приходилось терпеть фамильярное отношение незнакомых типов и даже молодых приятелей и приятельниц Икрама Махмудовича, лезущих к нему в подпитии чуть не с объятиями. Но более всего его раздражал ресторанный дым – он едва не задыхался в табачных клубах, хотя ради поставленной цели терпел и это.

После ухода Коста Амирхан Даутович вспомнил: опять не предупредил Артура Александровича, что через неделю годовщина смерти Ларисы, пять лет; он собирался поехать на могилу – надо было решить вопрос с машиной и сопровождением. Разговор этот ему не хотелось откладывать, потому что могли возникнуть и какие-нибудь неотложные дела, требующие его присутствия здесь. В последнее время почти ни одно мероприятие не проводилось без согласования или консультации с ним, в отсутствие Шубарина люди часто обращались к нему с неотложными делами, и он никогда не уходил от решения, а по одобрительному отношению Артура Александровича понимал, что пока попадал все время в точку.

Шубарин подписывал бумаги для бухгалтерии, но, увидев Амирхана Даутовича, отложил их в сторону. Чувствовалось, что в последнее время он убедил оппонентов в необходимости участия в «синдикате» опытного юриста, и дела подтверждали его стратегию. Шубарин пошутил однажды наедине с прокурором, что если он и дальше так будет ограждён за счёт умело использованных юридических тонкостей, то вскоре, пожалуй, не ему, а он будет предъявлять счёт властям и требовать для себя вместо статьи помягче особого положения в обществе и признания заслуг.

Амирхан Даутович напомнил шефу о годовщине, сказал и о поездке. Шубарин как-то очень странно выслушал простейшую просьбу, словно Азларханов подслушал его тайную мысль или даже оказался в курсе неких его сиюминутных планов, но, как всегда, очень быстро овладел собой. Прокурор уже знал, что в разговоре с Артуром Александровичем следовало ловить его первоначальную реакцию – через мгновение Шубарин опять становился «нечитаемым».

Шубарин вышел из-за стола, что делал в сильном волнении или когда распекал кого-то, прошёлся по кабинету.

– Ну и задали вы мне задачу, Амирхан Даутович. Я обязан вас предупредить и, если хотите, даже приказать: вам не следует появляться в том городе ещё с полгода, однако сегодня я не могу объяснить вам, почему. Поверьте, это в ваших же интересах. А что касается даты, я не забыл, и на этот счёт дана уже команда. Мы, ваши новые друзья, коллеги по службе, помянем вашу жену вместе с вами. Впрочем, почему вам нежелательно там появляться, я объясню недели через две, а может, даже раньше. Что касается могилы вашей жены, она в порядке. Григоряны, сделавшие такой прекрасный памятник, – дальние родственники нашего Ашота; я был там на прошлой неделе с ним и братьями-скульпторами, за могилой хорошо смотрят, и в печальную годовщину она не останется без цветов – пусть ваша душа будет спокойна.

Вернулся к себе в кабинет Азларханов крайне озадаченный – о работе не могло быть и речи, да и нездоровилось что-то. Что крылось за всем этим? Каким орудием он был в руках у Японца? Что тот ещё затеял и почему нежелательно или даже опасно появляться ему в соседнем областном городе, где он долго пробыл прокурором?

Опять у него вопросов оказалось больше, чем ответов.

Он не сомневался, что Шубарин действительно был на прошлой неделе на могиле его жены и, как человек деятельный, наверняка с кем-то договорился об уходе, оставил деньги. Не сомневался он и в том, что и цветы появятся на могиле в годовщину, как обещано, и самые роскошные, а не жалкие жестяные венки от общественности, что увидел Азларханов, когда появился в первый раз на кладбище. Почему-то казалось Амирхану Даутовичу, что умри он сейчас – неожиданно, скоропостижно, от сердечного приступа, – похоронят его Шубарин с Файзиевым с подобающим вниманием и наверняка положат рядом с женой. Не исключено, что братья Григоряны сделают ещё один, возможно, даже общий для них с Ларисой, памятник, и для этого найдутся и деньги и время, которого так не хватает этим деловым людям. И поминки справят как положено, и добрые слова какие-нибудь скажут, и на могилу хоть однажды, но заглянут. Сами проверят, все ли в порядке с так много знавшим прокурором.

Неделя прошла нервозная, напряжённая, что сказалось на его самочувствии. Дважды среди ночи пришлось вызывать «Скорую» – вот где по-настоящему Амирхан Даутович оценил опеку Коста. В первый раз, когда почувствовал себя плохо, он потянулся к стене и слабо ударил по ней кулаком

– так у них было условлено, на всякий случай. Коста появился тут же – как сказали врачи, весьма кстати, вызвал «Скорую» и просидел, не отходя от прокурора, до утра, пока не стало лучше. Но к концу недели все как-то образовалось, Амирхан Даутович чувствовал себя прилично и вышел на работу; об одном жалел – что не может поехать на могилу жены. С Шубариным они больше не говорили на эту тему, и прокурор не допытывался, отчего же нельзя туда ехать; понимал – придёт срок, и он узнает.