Конечно, здорово, что запуск прошёл успешно. Но меня, журналиста, десятки лет писавшего об авиационной и космической технике, морально убил торжественный дикторский тон, когда новость повторили на Первом канале. Наверно, нужно было транслировать что-то оптимистическое после сообщений об утечке воздуха из российского сегмента МКС, повлёкшего задраивание люка к нашему модулю «Звезда». Хуже того, команда Илона Маска отправила на МКС свой транспортный корабль, способный поднимать орбиту станции и замещать наши «Прогрессы».

С расстройства хлопнул рюмку, потом другую. Возможно, изношенное сердце не выдержало. И очутился в пятьдесят седьмом, в ипостаси… Ну, да, не просто сходство в стекольном отражении, сомнений нет, курсанты называли меня Юра, фельдшер — курсант Гагарин.

Неужели правда?

Чтоб мне сквозь землю провалиться! Хоть стой, хоть падай, это же Юрий Гагарин, тот самый, первый космонавт СССР и планеты Земля, пока ещё только сержант и курсант авиационного училища! Многие биографы описывали неприятный эпизод, когда будущего героя однокурсники отмолотили до потери сознания.

Теперь я — это он? Или он — это я… От случившегося голова идёт кругом, хуже чем от побоев.

Боже, за что?! Я тебя просил совсем не об этом! Вспомни, Всеведущий, как я рвался в отряд космонавтов, вернувшись из Вьетнама. Ни разу не был ранен или сбит, не катапультировался, честно уронил в джунгли один «фантом» и парочку чего-то попроще. А главное — образцовый член КПСС со стерильными происхождением и биографией, идеальным здоровьем… Но мне сказали на комиссии: рост велик для космонавтики. Не послушались меня. А ты, Всемогущий, наверняка занимался чем-то более неотложным, оттого не вмешался.

И вот теперь, после смерти… Зачем?! Если грешен — накажи справедливо. Если можешь — прости мне грехи и отправь на покой.

Ты подарил мне вторую молодость?

Но это же Гагарин! Га-га-рин!!! Последний человек на Земле, на чьём месте я хотел бы очутиться, вытеснив его личность. Самый главный, самый важный герой страны Советов. Не просто человечек, коего засунули в «Восток» вместо собачек или манекена Ивана Ивановича, а совершивший потрясающий подвиг. Он мог и должен был погибнуть, лишь воля к жизни и атомное хладнокровие позволили Юрию Алексеевичу выкрутиться из смертельной петли. Не только сохранил себе жизнь, он спас реноме советской космонавтики и всего СССР. Если после репортажа с орбиты наши предъявили бы журналистам лишь тело утопленника, а Шеппард приводнился благополучно, советский приоритет был бы очень сильно подмочен. Даже — обнулён.

А ведь именно советские успехи заставили американцев втянуться в лунную гонку, запускать станции к дальним мирам… Гагарин выполнил сверхзадачу не только в интересах нашей Родины, но и всего мира.

Всё, что я знал и читал о Гагарине, пусть приукрашенное, говорит о незаурядности его натуры. Скажу объективно: у меня жабры коротки быть Гагариным. И что делать? Просто выживать в советском прошлом, радуясь молодому телу, побои на котором бесследно исчезнут через несколько дней, вновь ощущая несравненное счастье полёта на истребителе, а в космос прекрасно смотается Титов или кто-то ещё из первого набора, есть такой вариант. Но справятся ли они? Я — не Юрий Алексеевич, зато знаю, что ему предстояло пережить — дикие вибрации, уход на высокую нерасчётную орбиту, неотделение приборного отсека, удушье, потеря лодки и опасность спуска прямиком в Волгу с гарантированным буль-буль…

На этом мысли начали путаться. Наверно, фельдшер дал пилюльку чего-то успокоительного, глаза слипались, и подбитый, и целый. Мной завладел сон без сновидений, такой глубокий молодецкий. А какой иначе может быть в здоровом теле, неполные двадцать три года отроду?

Проснулся в шесть, словно по звонку будильника или крику дневального «рота, подъём», заменяющему в армии кукушку в часах. На моих наручных кировских с гордой военной звёздочкой на циферблате треснуло стекло. Не знаю — во время ночной драки с дедушками или раньше.

Умывание холодной водой, да не просто холодной, а ледяной, быстро прояснило разум, к сожалению, зубная щётка была недоступна. Мой татарский напарник крепко храпел, в санчасти не принято будить столь рано, и не обращал внимания, что его новый сосед одевается.

В коридоре висело большое, чуть мутное зеркало, позволяющее военнослужащему проверить уставной внешний вид перед выходом из здания. Уставной… Лучшая шутка дня.

На меня смотрело то самое лицо, известное по фотографиям и десяткам видеороликов, но распухшее и с полузакрытым левым глазом. Ссадины коричневые от йода. Улыбнулся, получилось хорошо — та самая гагаринская улыбка, что через четыре года станет известна всей планете, если не оплошаю. Слава Богу, старшаки не выбили ни один зуб. С коронкой точно не пустят в космос, при взлёте, наслышан, вибрации такие сильные, что не только мосты и коронки — пломбы вылетают на раз.

Спустился на первый этаж, меня окликнул старшина со змейкой и чашкой на голубой петлице, в армии эту эмблему зовут «тёща ест мороженное», старый и очень невоенного вида, если бы не форма:

— Курсант! На зарядку и построение тебе не положено. Курни — и обратно.

— Так воздухом подышать. Дедушки по голове приложили, на воздухе быстрее заживёт. После — в столовку, товарищ старшина.

— Во суки! — тот добавил весьма непечатное слово. — Это в пехоте да в танках норма, что старые молодым вставляют пыжа. В авиации отродясь не водилось. Слушай, может — не ходи в столовку. Наряд принесёт пайку сюда — по числу больных. Собственно, вас-то двое. И вид нестроевой, пилотка вместо шапки, не положено это. Зимняя форма одежды, сержант.