"Здесь поговорим свободно", - сказал ретушер. Другой голос спросил: "Значит, вы меня не забыли?" - "Забудешь вас! Как новенькие... Сколько уж прошло лет-то? Не меняетесь..." - "О том и речь, Борис Иванович! Время бежит, у меня все по-прежнему. Пришел к вам в надежде, что ваши золотые руки продвинут меня лет на пятнадцать". Ретушер сначала сердито отнекивался, но второй обещал хорошо заплатить, и они договорились. Второй сказал, что принес "и карандаш, и все что нужно", ретушер поворчал о какой-то "вредности", и они ушли.

– И это все?
– спросил Андрей.

Яков кивнул.

– А ручка здесь при чем?
– Андрей любил во всем добираться до сути.

– Тот самый карандаш, про который они говорили... Он у меня.

– Ну, ясно! Он подделывает документы, сосед твой. И голос у него, как у подделывателя, я же слышал...

Яков сердито и растерянно фыркнул:

– Что ты мелешь, какие документы?

– Тот, второй, украл чужой паспорт. Новенький, Фотография же там чужая, правда? Он и явился - чтобы ему перерисовали фотографию!

– А что значит "продвинут сразу лет на пятнадцать"? Тупица ты этакая!

– Сам тупица! В паспорте еще год рождения пишут, понятно тебе? Небось, и паспорта никогда не видел, он слишком тонкий для тебя, умника?
– Андрей захохотал, довольный остротой.
– Тонкие книжки тоже читать полезно... Хе-хе...

– Тупица есть тупица, - профыркал Яков и вылез из кресла.

– Если бы кое-кто не был моим гостем...
– произнес Андрей.

Схватка была короткой и безуспешной.

Минут через пять они продолжали беседу.

– Он пришел исправлять не фотографию, а лицо, - отдуваясь, начал Яков.
– Передаю по буквам; Лена...

– Не на того напал. Не купишь, - перебил Андрей.

– Да я серьезно! Пойми! Серьезно!

– Серьезно?.. Тогда - докажи, - сказал Андрей.

Вместо доказательства Яков поведал, что Борис Иванович спрятал некий предмет под косяком светового окна, на "черной" лестнице. И несколько раз ходил проверять, на месте ли спрятанное. А Яков две недели смотрел на это...

– Ага, ты смотрел-смотрел, не выдержал и взял?
– догадался Андрей.

Яков шмыгнул носом, кивнул.

– Он у тебя в кармане? Ну и что? Лица исправляет, что ли?

Яков раскрыл левую ладонь, ткнул в нее пальцем, и Андрей увидел. В мясистой части ладони, что под большим пальцем, был желобок. Если надавить ладонью на острый край стола и несколько секунд подержать, останется такой шрам. Правда, он затянется довольно быстро.

– Ну и что?
– снова сказал Андрей.

Яков выхватил краденый карандаш, нацелился и быстрым движением провел на своей ладони вторую линию. Рядом с первой. Линия сначала была красной, через секунду - побелее... Остался желобок - гладкий, чуть блестящий. Совсем как первый. Яшкина ладонь стала лепной - будто карниз. Андрей охнул. Яков ухмыльнулся и мелкими, плотными штрихами затушевал свою ладонь, словно лист бумаги и, когда с кожи схлынула краснота, Андрей увидел, что желобки исчезли.

– Никогда бы не поверил, - сказал он, чувствуя, что губы плохо слушаются, шея онемела, а в желудке холод.
– Как же? Больно же, наверно, когда по живому, как по пластилину, это клетки, они живые, и эти... Окончания... Нервные окончания - они же чувствуют? А? Боль ощущают... Андрей замолчал и сунул в рот пальцы. Прошепелявил: - Не... Это фокус.

– А попробуй сам, - Яков протянул ему карандаш.

– Нет, этого не надо, - в панике отдернул руку Андрей и подумал: "Вот какой он, настоящий страх..." Потом вскочил, заметался по комнате, что-то взял с полки, переставил, вдруг рванулся к столу и схватил карандаш тяжелый, теплый... И судорожно чиркнул себя по тому же месту на ладони, где тушевал Яков.

Желобок! Еще глубже! И никакой боли. Немного жжет и чешется. Прошло и это.

Тут Андрей завыл от восторга, а Яков рассердился:

– Ну? Что воешь? Никакой собранности... А дальше - как быть? Куда его девать?

– Дальше, дальше...
– Андрей его не слушал.
– Дальше? После подумаем, успеем! А тяжелый какой!

– Отнесем ученым. Жаль отдавать, поэкспериментировать бы, - сказал Яков.

Андрей крепче сжал карандаш и лихо, бодро уничтожил желобок. Бесследно. Подскочил к зеркалу, затушевал шрамик на подбородке. Был у него такой след наших младенческих забав...

– А-а! Видал?!
– завопил Андрей. Великолепные планы роились "его благородной, хотя и взбалмошной голове. А этот холодный скептик, умник, помешанный на Дарвине, - ледышка! Бесчувственный книгочей... Отда-ать?!

– Никому не отдадим!
– крикнул Андрей.
– Может, и отдадим, но потом, потом, а сначала - применим...

– Как намереваешься применять?
– отозвался бесчувственный.

– Если Анечке Федосеевой ушки подправить, а?
– вкрадчиво спросил Андрей-искуситель.
– Лопушки? (Он показал, какие уши у Федосеевой). А? Любовь до гроба обеспечена...