– Господи!
– говорит Риполь с отчаянием.
– Зачем все доводить до абсурда? Нельзя - значит, нельзя.

– И опять врете. Можно. Это назрело, как фурункул. Если мы завтра не разобьем аппарат кувалдой, послезавтра туда засунут бедняка - за деньги. Или каторжника. Проверят! Рип, мы же не фашисты, мы врачи в конце концов. Надо уж нам, если начали, дружок... Будет Бронг-дубль. И ничего страшного.

Он улыбается и заканчивает церемонно:

– Я бы вас не беспокоил просьбами, но кто-то должен управлять аппаратом.

– Хорошо... Назрело, как фурункул... краснобайство! Я должен управлять процессом, который превратит великого ученого в полуидиота. Это ужасно, разве вы не понимаете?

– Ужаснее отступить у самой цели. Мы двадцать лет работали на одну цель... Послушайте, как это звучит: "Передача человека на расстояние", доктора медицины Бронг и Риполь, Передача человека... Сегодня же ночью поставим опыт, Риполь.

– Бред... Бред и бред! В конце концов почему вы, а не я?

– Мое право, - отвечает Бронг, и Риполь пожимает плечами: все верно, это его право.

...Поварова опять закружило, но не так сильно, как первый раз, и он различает голоса в гулком пустом пространстве:

– Что... делать... дальше...
– грохочет голос Риполя.

– Клиника Валлона... место оплачено... потеря памяти... потеря памяти...

– Старческая потеря памяти, - слышит Василий Васильевич. Он вытирает лоб рукавом пиджака. Кажется, прошло...

– Невинный диагноз, - продолжает доктор Бронг.
– Через год-два я вылечусь. Валлон прославится... Я не верю, что интеллект исчезнет при переходе. Что-то должно остаться, какие-то следы. Кот Цезарь меня узнал, бедняга шимпанзе не разучился есть ложкой, а Бронг...

– Начнет говорить по-русски или на санскрите.

– Хотя бы. Я неплохо знаю русский...

Стучат в дверь. Врачи поспешно садятся - старший слева у стола, младший немного поодаль.

– Ритуальное действо, - ворчит Бронг.
– Войдите, сестра.

Девушка в белом халате ставит поднос на письменный стол.

– Кофе... Доктор, вы не съели свое яблоко!

– Не съел. Как всегда.

Девушка смеется. Она очень хорошенькая, и Василий Васильевич первый раз легко вздыхает и поднимает брови. Удивительно милое личико!

– Придется съесть, доктор, - она решительно включает верхний свет и берет яблоко со стола.

– Предложите доктору Риполю.

– Опять! Такое превосходное яблоко...

– Сестра Симплиция, скажите, кто это?
– Риполь встает, руки в карманах.
– Вот, вот, этот господин, который отказывается от вашего яблока.

– О!
– Симплиция улыбается. Крупным планом ее хорошенькое личико, а потом хмурое лицо Бронга.

– Этот господин - мой шеф, величайший ученый нашего времени. Создатель машины "Диадор", биологического диссоциатора-ассоциатора. Но это секрет. Угодно спросить что-нибудь еще?

Бронг поворачивает лицо, и Василий Васильевич в изумлении, почти в ужасе смотрит на свои худые пальцы, трогает свои щеки, закрывает глаза, чтобы не видеть, потому что лицо на экране - его лицо, и его пальцы лежат на его щеке. Он открывает глаза и, как в дурном затяжном сне, ясно видит свои морщины, резко прочерченные от носа вниз, и тонкие губы, и даже свою повадку - доктор Бронг задумчиво водит мизинцем по подбородку.

– Никогда бы не поверил, - бормочет Василий Васильевич и внезапно находит различие. Конечно! Полного сходства не бывает, это исключено, и вот, пожалуйста, у двойника прямые брови, а сам Василий Васильевич всегда гордился одной своей черточкой - левая бровь у него приподнята и чуть изогнута, и это придает его лицу тонко-скептическое выражение. "Нечто дьявольское", - как говорила Нина, и сейчас он будто слышит ее голос: "Ты у меня - красивый".

"Боже мой, это сущий бред, - думает Поваров, - шляпка, кассирша, двойник, и причем тут Ниночка?"

– ...Я уверена, конечно, так и будет!
– говорит тем временем Симплиция.
– "Диадор" - ключ к счастью человечества, мы все в этом уверены!

– Ладно, девочка, идите. Нам ничего не понадобится, до свидания.

– Я посижу на всякий случай.

– Ступайте домой, до свидания.

Она подходит к двери, оглядывается и в непонятной тревоге смотрит и смотрит на него и чуть не плачет.

– Ступайте!
– Бронг почти кричит. Испуганное детское личико прячется за дверью. Повернулась тяжелая медная ручка - львиная ляпа с кривыми когтями.

– Устами младенца!
– Риполь очень доволен.
– Глас народа - глас божий.

– А, глупости! Ключи счастья... Почему мы не остановились на амебе? Глупая, детская недальновидность!

– Никто не смог бы остановиться.

– Кто знает? Был у меня период сомнений, Рип, но я легкомыслен и сентиментален. Куча предрассудков! Я слишком любил старика, Риполь. Я говорю о Винере. Знамя, выпавшее из рук, и прочее. И вот что еще. Передать человека по радио - это великолепно, дух захватывает, но зачем, какой будет толк? Мало нам телевизоров? Не передать надо, а создать по образцу, не разрушая его. Оживлять мертвых, дружище. Мгновенно заращивать раны, творить заново глаза, вытекшие из глазниц; ноги, оторванные снарядами и отрезанные машинами. Люди в долгу перед наукой, и наука в долгу перед людьми. Плутоний, напалм, лучи смерти созданы в таких кабинетах. Око за око, зуб за зуб! Я хотел заплатить общий долг ученых.