У меня трясутся руки.

Кидис подтаскивает Сида к толпе и разжимает хватку:

— Сука, отморозок ты конченый, — рычит он. — Ты тут веселишься, а нам предлагаешь в Новый год твои кишки с рельсов собирать? Здесь же девушки…

Все отворачиваются, ржут, машут руками, бредут обратно в сторону дома.

Но Сид не двигается с места, и я остаюсь с ним. Моя душа почти при смерти, а он лишь спокойно меня рассматривает.

Я снова на него накидываюсь:

— Идиота кусок! Дебил, придурок! — И бью его кулаками куда придется, бью довольно долго, пока он не перехватывает мои запястья.

Он притягивает меня к себе и обнимает:

— Наверное, нам срочно нужна еще одна трубка мира, Лик. Да?..

Никто больше не умеет так меня утешать и так произносить мое имя.

— Вот что ты пытался изобразить этой тупой выходкой?! — Я начинаю плакать, реветь, выть. Никакой силы воли нет. Прощай, макияж а-ля Софи Лорен.

— Хотел исчезнуть.

— Больной… — задыхаюсь я. — А как же я?.. Ты исчезнешь, а я?.. Я же на тебе двинулась!

— А я двинулся на тебе, — тихо говорит он и гладит мои волосы.

— Я каждый вечер бродила по улицам, искала тебя…

— А я всеми вечерами торчал на лавке у твоего универа… Но ты каждый раз пробегала мимо. С мажором за ручку. Я приходил долго. Но я кто? Отброс. И ловить мне нечего, так какого же…

Я гляжу на Сида и ушам своим не верю. Неужели все это время я не замечала его, чтобы остаток вечера высматривать на улицах, не щадя глаз?

Он вытирает с моих щек слезы и разводы черной туши. И ничего не выдает в нем недавней решимости сигануть под поезд. Даже в такие моменты он беззаботен так, что становится жутко.

— Сид, он не значит для меня ничего… — Я пытаюсь докричаться до него и до себя. — Ничего!

— Зато ты для меня — все. Все. Понимаешь, рыжая?..

Мы сверлим друг друга взглядом. Его глаза — прозрачный серый лед, мои — мутное бутылочное стекло… Мы ровня. Мы — то, что валяется у всех под ногами. Мы просто идеально друг другу подходим.

Ну давай же, целуй меня.

Он и целует.

А над городом, что раскинулся под нашим холмом и отсюда виден весь как на ладони, в эту секунду расцветает разноцветный праздничный салют.

***

Вприпрыжку мы бежим к Светкиному дому, платье накалилось и прилипло к спине, у Сида зуб на зуб не попадает.

Внутри пьяные тела заторможено и хаотично передвигаются от стола к телику, от телика к дивану, треть присутствующих уже спит вповалку в живописных позах.

Пока я звоню маме и поздравляю ее с наступившим, Сид топчется у телефона, продолжая ежиться от холода даже в духоте жарко натопленной комнаты.

Мама желает мне счастья в наступившем году, успехов в учебе и найти наконец того, кого полюблю.

Кладу трубку, смотрю на Сида и понимаю: а я его нашла… Вот этого ненормального мальчика с кучей проблем, прибившегося ко мне, словно дворовый ободранный кот. Вот этого нежного невесомого мальчика с моей душой в груди.

Мы просто стоим рядом, глупо улыбаемся и во все глаза разглядываем друг друга. И я чувствую сокрушительное, ломающее ребра счастье. Хочется очутиться в сказке его прикосновений. В раю или аду, но только с ним.

Сид тихо шепчет:

— Здесь слишком людно, да?

Я киваю, не сводя с него глаз.

Он берет меня за руку и быстро тянет за дверь.

В холодной комнате, где на диване свалены горы курток, свободна кровать, мы ныряем под укрывающий ее старый шерстяной плед. Кровать прогибается почти до пола, и я словно падаю в яму, без всякой возможности выбраться. Сид нависает сверху, одним рывком расстегивает молнию на толстовке, бросает ее на пол.

Наклоняется, хватает ладонями мое лицо и впивается губами в мои губы. Он целует меня так, словно вот-вот наступит конец времен, я даже ощущаю горький привкус крови. Стены в душе рухнули, в ней гуляет штормовой ветер. Судорожно тащу вверх футболку Сида, расстегиваю ремень, чувствую, как его горячие руки избавляют меня от остатков одежды. А дальше я уже ничего не соображаю, я себе не принадлежу. Он забирает меня в свой мир, где с разбегу — в ослепительное небо, где у нас есть крылья…

Медленно прихожу в себя, Сид, продолжая крепко сжимать мои плечи, пытается успокоить дыхание. Я щурюсь, хотя комнату освещает только тусклая лампочка под потолком.

Сид скатывается в сторону, ослеплено моргая, а потом выдает:

— Охренеть… Вот это да. Просто охренеть.

Вот так все и произошло. Бездумно. Глупо.

Плевать.

Глава 30

Просыпаюсь в страшной жаре от ощущения тяжести. Рядом, закинув на меня руку, ангельским сном спит Сид, в глаза светит яркое зимнее солнце.