— Идем. Как его название-то?

— "Ля Ровель".

— Француз держит?

— Еврей. Но нам-то один хрен.

— Еврея жалче. Все ж, как пел Высоцкий, на две трети наш человек.

— Хватит поганку крутить. Жив быть захочешь, да на зону не тянет, всех храплишь — и евреев, и французов.

— Это точно. Значит, так: на тачках пилим до улицы Пивоваркина, там разворачиваемся к трассе, чтоб после дела сразу атканать. Завалим дело глухой фармак. Потому — влепил масленка в лоб, посадил на мессар, собрал брюлики и — мочи рога.

— А карась нарисуется?

— Начистить крюкало, не поймет — он шнур. Ясно? Сбор на флет-хате через три часа. Все — в разные стороны, сбросил хвост — на флет-хату.

Все вышло путем. На улицу имени генерала Пивоваркина прибыли, когда чуть темнеть стало. Еще для покупателей, по вечерам в дорогие магазины мотающихся, время не наступило, а вот жены богатых людей уже по бутикам проехались, что надо купили.

Конечно, и в это время в магазине "Ля Рошель" посетители свои были. Один иностранец, судя по выговору, пара молодоженов, одна бабулька, которая не столько хотела купить, сколько примериться к нынешним ценам, прежде чем нести свой дореволюционный антиквариат в комиссионный.

Бандиты не стали врываться в магазин чохом. Они просочились в "Ля Рошель" в течение пяти минут и умело рассредоточились по залу.

Нож, умело брошенный одним из бандитов, разрезал сонную артерию господина Магазинера и вонзился в красного дерева дорогой шкаф, стоявший за спиной владельца "Ля Рошели".

Рафаил Магазинер умер раньше, чем сумел сообразить, что произошло.

У остальных — двух продавцов, двух охранников, одного штатного сотрудника соседнего райотделения милиции и небольшой группы посетителей было минуты две на размышление. Все они, за исключением старушки, сразу поняли, что ограбление крутое и грозит им крупными неприятностями.

Поэтому ни милиционер, ни охранники даже не пытались оказать сопротивление и умерли тихо и безропотно, пристреленные из пистолетов с глушителями. Посетители же, наблюдавшие их агонию, в последние мгновения жизни испытали дикий ужас.

На все про все ушли считанные минуты. В полной тишине бандиты собрали в спортивные черные сумки золото, часы, ювелирные изделия. Тишину нарушил лишь окрик вора в законе Кречета: "Крупные вещи не брать, оставь самурайский меч, кому говорю!", и звук ножа, вонзившегося в твердое красное древо шкафа. Кречет с раздражением вытащил нож и сунул его в карман. Он терпеть не мог посторонние звуки во время работы.

Кречет глянул на часы.

— Всем атканать! Атмас!

Он прислушался. Снаружи не раздавалось ни звука — ни криков ментов, ни завывания канареек, ни сигналов стоявшего на стреме «шестерика».

Однако Кречет был неумолим. Надо было уложиться в пять минут. Почему время выхода из магазина паханом было обозначено так точно — без пятнадцати минут шесть вечера, Кречет не знал. Не его это было дело.

Ровно в 17.45 бандиты рванулись к выходу. Выскочили они почти одновременно и уже собрались бежать к ждавшим их метрах в двадцати машинам, как вдруг шестеро стоявших на противоположной стороне улицы граждан, занятых кто чем (кто читал газету, кто торговал орехами, кто выгуливал собачонку, а кто качал «младенца» в коляске), вытащили из-под длинных кожаных пальто автоматы «Калашникова» с подствольными гранатометами и стали стрелять.

Стреляли они прицельно и кучно, так что через несколько секунд от банды Кречета не осталось ничего.

Покончив с ней, молодые, спортивного вида люди перевели стволы своих «Калашниковых» в сторону трех машин, дожидавшихся банду неподалеку, и из подствольных гранатометов расстреляли машины так, что они друг за другом вспыхнули и взорвались вместе с водителями.

После чего молодые люди вернули свои автоматы под полы кожаных пальто и юркнули в арку дома напротив "Ля Рошели".

Двор дома был сквозным.

А с другой стороны, на улице генерала Ларисанько, их ждали машины.

Надо ли говорить, что молодые люди не поленились взять из ослабевших рук бандитов сумки с драгоценностями, прежде чем покинули улицу генерала Пивоваркина?

На это ушло еще пять минут.

И, наконец, в завершение трагедии, из единственного «жилого» подъезда дома, в котором размещался магазин "Ля Рошель", в шесть часов вышел скромно одетый задумчивый господин.

У него сегодня был законный отгул за внеурочную работу, и он мог бы посидеть дома, послушать музыку, его любимого композитора Малера, по пятому каналу телевидения. Но в 17.45 ему позвонили и попросили срочно приехать в институт. Какие-то бумаги понадобились заведующему лабораторией. Звонила почему-то секретарша самого профессора Морова. Что было странно, но не выходило за рамки реального.

В институте все знали, что доктор Минеев в одном костюме ходит с утра до вечера, дома и на работе. То есть можно было вычислить, что времени на сборы ему не понадобится.

И точно, как раз тогда, когда на улице имени генерала Пивоваркина наконец перестали стрелять и все стихло, из подъезда этого дома вышел невысокий, субтильного телосложения господин в потертом ратиновом пальто и кепке, модной в 1950-е годы. Он был чем-то обеспокоен. Но — чем? — так и осталось тайной. Потомy что Игорь Иванович Вячеславлев был мастером своего дела. Он прицелился в бородавку между бровями доктора Минеева и плавно спустил курок.