– Адель Леруа. – Девушка пожала морщинистую теплую руку, кожа на ней была тонкая. Вспомнились руки мамы – сухие, лишенные влаги.

– Теперь понятно, почему вы загрустили, когда услышали про Францию. Вы француженка?

Все так думали, но это ошибочное мнение.

– Нет, я родилась на Мальте. – Адель перевела взгляд на планшет, лежащий перед ней, давая понять, что не хочет продолжения разговора. Все, о чем угодно! Но только не о ее корнях и родителях. Иметь французскую фамилию – значит поставить на себе клеймо с печатью Франции.

– Прошу прощения, что лезу не в свое дело, – виновато улыбнулась Элеонор и откинулась на спинку кресла, – просто ваша фамилия говорит о французских корнях. Но эти корни могут виться не одну сотню лет. А Мальта, кстати, удивительная страна! Мы посетили ее в самом начале нашего путешествия, Ла Валетта прекрасна.

– Да. – Вот этот разговор Адель уже был по душе. Какая проницательная старушка. – Я родилась и живу в Ла Валетте. И где же вам больше понравилось: на Ла Валетте или в Катании?

– Ла Валетта – это лоск и изящество старины, вековая архитектура и рыцарский дух. Катания другая, она веселая и непредсказуемая, она простая, но очень душевная. Это разные города, их нельзя сравнивать. – Элеонор погрузилась в воспоминания об отпуске.

– Я мало была в Катании, – произнесла Адель, – несколько часов, свидание с этим городом как-то не сложилось. Но мне бы хотелось поближе подойти к вулкану Этна. Честно говоря, это единственное, что меня привлекает в Сицилии.

– Этна, да! Величественный вулкан, от него не знаешь, что ожидать. Он так близко находится к Катании, что если решит извергнуть порцию лавы, то город очень сильно пострадает. Жители это знают, но все верят, что в этом веке такого не случится. – Элеонор передвинулась ближе, чтобы ее никто не услышал. – На самом деле это неосмотрительно. Итальянцы безрассудные люди. Чтобы жить возле действующего вулкана, надо иметь крепкие нервы.

– Полностью согласна, – кивнула Адель, подумав о Марко, может, то, что он бросился в горящий салон спасать людей, тоже безрассудство? Скорее всего, это у итальянцев в крови.

Пока Адель беседовала с соседкой, время промчалось незаметно. Девушка почти забыла, что она летит на самолете. Если бы не отвратительный звук двигателей и не вопрос Эвы, то можно было подумать, что она дома.

– Адель, у тебя все в порядке? Воды еще принести? Мы скоро будем снижаться.

– Спасибо большое, ничего не надо. – Было приятно знать, что про нее не забыли. Обменявшись милыми улыбками, стюардесса ушла.

– К тебе особое внимание, – подметила Элеонор, – или здесь так относятся ко всем, кто летит в первый раз?

После слов «первый раз» Адель ощутила странную пустоту. Все! Они скоро сядут, и уже никогда нельзя будет сказать, что она никогда не летала. Стало неуютно. Такое ощущение, что ее лишили чего-то важного, того, с чем она жила всю жизнь. Она буквально потеряла девственность. А виноват в этом Марко.

Это было ужасное сравнение, но зато самое правдивое.

– Не думаю, что они волнуются за каждого пассажира, который летит впервые. Просто мне повезло. Или, напротив, – дальше девушка уже шептала, – не повезло.

Теперь тело будто подпрыгнуло и растворилось в воздухе. Потеряло вес на долю секунды, душа отделилась от него и тут же вернулась. Самолет гудел уже по-другому, сильнее, опять начало закладывать уши. Мистер Смит вздрогнул во сне и тут же проснулся, видимо, ощущая эти изменения.

– Сеньоры и сеньориты, говорит капитан. Мы приступили к снижению и через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту самого красивейшего города мира – Рима. Погода нас встречает солнечная, плюс двадцать пять градусов. Желаю вам прекрасных проведенных часов в столице Италии и незабываемых впечатлений.

Такой почтительный капитан. Но именно сейчас его слова не впечатлили, Адель их плохо слышала, все ее мысли были заняты тем, что она ощущала. А что она ощущала? Ничего хорошего! Даже возникло желание достать бумажный пакет и держать его наготове, потому что мистер Смит именно так и сделал.

– Хуже посадки только воздушные ямы.

Адель перевела на него удивленный взгляд:

– Взлетать не страшнее?

– Все страшно, – пробубнил он и обернулся к жене: – Дорогая, закрой шторку, при виде того, как самолет тонет в облаках, мне становится совсем плохо.

– Ты же знаешь, что опускать шторки во время посадки нельзя. – Элеонор говорила ласково, наглаживая руку мужа, пытаясь успокоить. – Не смотри в окно.

Когда ты слышишь, что куда-то смотреть нельзя, то взгляд сам ищет это место – таков закон. Адель автоматически посмотрела в окно, наблюдая в нем кусочки тумана. Это и есть облака? Неужели они такие плотные? Неужели в них можно нырнуть и вынырнуть?

– Когда самолет погружается в тучи, то его начинает трясти, поэтому я ненавижу тучи, – произнес мистер Смит, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Надо было сделать так же. Скорее всего, он знает какой-то секрет, как не ощущать турбулентность. А она уже была менее ощутима – мелкая дрожь охватила весь самолет, которую можно было сравнить лишь с легким колыханием воды. А может, давление на голову стало таким сильным, что тремор самолета ушел на второй план? Или просто турбулентность была небольшой.