– Папа, – прошептал один из них, – папочка, мне так страшно! Папа, я тебя боюсь!

Второй лишь обречённо заплакал.

Папа? Мужчина повторил это про себя. Слово не имело смысла, было гладким и тяжёлым, как речной голыш, и он просто его выплюнул. Время слов закончилось. Истинный язык состоит совсем из других звуков, раздвоён и жаждет крови.

Он поволок детей в центр импровизированной поляны, устроенной на заднем дворе. Круги нарисовал ещё засветло, как и подготовил необходимый для действа реквизит. Детей сразу связал по рукам и ногам. Они уже ничего не говорили, только прерывисто всхлипывали, дрожа всё сильнее. Мужчина ликовал. В сердце ширился истинный свет. Скоро, уже скоро. Круг замкнётся, альфа и омега сольются воедино, Уроборос замкнёт кольцо, и Господь примет его дар – чашу жертвенной крови невинных агнцев.

Примет дар и откроет Дверь. И навсегда воцарится в новом мире.

Он вознёс нож. В открытом окне надрывно заголосила женщина.

ГЛАВА 1. ПСИХИ И АНАЛИЗ

«Тьма кромешная…» – только и успевает подумать Айрис, как слышит шорох – справа, слева, из-за спины, словно что-то, пока безликое, сползается отовсюду, стягивается – сюда, к этой двери, за которой…

Двое. Определённо, за ней два человека. И одного из них Айрис знает – того, кто колотит в дверь, кричит сорванным голосом, зовёт её и пытается выбраться из подвала. Она не знает второго. Возможно, она никогда не узнает, кто этот второй. Возможно, для неё же будет лучше никогда его не узнать.

Она ощупывает ближнюю стену, пальцы натыкаются на кнопку выключателя. Раздаётся сухой щелчок, похожий на треск сломанной ветки, – и тусклый, еле живой свет с трудом разгоняет шипящие тени по захламленным углам.

Ненадолго.

Лампочка начинает мерцать, то вспыхивая ярче, то отключаясь на секунду.

Айрис видит только в краткие промежутки света.

Краску, свисающую лохмотьями со стен…

Рыхлую, махровую от пыли паутину, давно покинутую пауком…

Закопченную до черноты дверь…

Наконец лампочка, дзенкнув взорвавшейся спиралью, гаснет, и всё остальное время Айрис только слышит.

Удары в дверь – с той, страшной стороны…

Сдавленные крики и звуки борьбы…

Едва различимый шорох за спиной и вкрадчивый шёпот…

Но последнее ей кажется, конечно, кажется, здесь никого не может быть, уговаривает себя Айрис, медленно ведя ладонью по двери, – пока не нащупывает ключ, вставленный в замочную скважину.

Тени шипят, тени змеятся по полу – рядом, совсем рядом, всё ближе и ближе…

Айрис решительно поворачивает ключ.

Шум борьбы и крики резко усиливаются, в приоткрытую дверь с разгону врезается тяжёлое тело. Выпустив дверную ручку, Айрис со всего размаху шлёпается на пол и отползает назад, пока не упирается спиной в холодную стену.

И человек выходит… Резко захлопывает дверь, и ключ скрежещет в скважине, проворачиваясь раз, и другой, и третий.

За дверью начинают пронзительно кричать – но через секунду истошный вопль обрывается.

Приходит тишина, такая же кромешная, как тьма.

Айрис слышит лишь грохот собственного пульса в ушах, тяжёлое дыхание человека и шорох того, кто ползёт в ночи на запах страха…

Потом темнота сгущается в широкоплечий силуэт, застывший возле двери.

Кто сейчас стоит перед ней, понурив плечи и согнувшись, точно хищник перед прыжком?

Тот, кого она знает? Или тот, кого ей лучше никогда не знать?

Айрис провела по лицу подрагивающими от волнения пальцами, словно пытаясь снять паутину выморочного сновидения. Сердце до сих пор колотилось как бешеное – так всегда бывало после кошмара.

Она видела этот сон с самого детства, сколько себя помнила. Раньше он был смутным, непроявленным, сотканным из детских страхов – и повторялся нечасто. Но в последнее время, а в этом году особенно, сон словно бы набрал силу и стал убедительным и навязчивым. Айрис связывала это со стрессами четырёх прошедших лет. Тут и к психоаналитику не ходи: ясно же, что тёмный мужчина из сна – это архетип Отца. Любовь и признание, которые ещё нужно заслужить. А если глубже копнуть, то архетип Отца это ещё и та часть её личности, которая пытается добиться чего-то в этом недружественном, в общем-то, мире. И слабой быть нельзя, рассчитывать ей не на кого.

Айрис вздохнула. Что тут скажешь, с мужчинами у неё всегда было сложно. Не то чтобы она была им не интересна – скорее, наоборот. Для свободной женщины работа в мужском коллективе, состоящем наполовину из холостяков, выбор даже не столько предоставляет, сколько навязывает. Как говорится, было бы желание. Но рабочие интрижки Айрис не интересовали, впрочем, как и поиски нового партнёра где бы то ни было. После одного оглушительного облома она без малого четыре года чинила собственную жизнь, и теперь ей совсем не хотелось ещё раз ловить удачу за хвост. К своим тридцати восьми годам Айрис уже успела понять, что птица счастья под сверкающими перьями имеет всё ту же неприглядную куриную гузку.