Тем более не придется ни за что платить. Это радует. Поспешно попрощавшись, я быстро оделась, завила и уложила волосы, потом принялась за лицо. Я укладывалась в потрясающе короткие сроки – прошло всего двадцать минут, а я уже была одета, причесана и даже накрашена. Оставалось только найти мою любимую помаду, и вот на этом я потеряла все мои сэкономленные десять минут. Наконец, я догадалась заглянуть в сумку. Когда я вытряхивала все ее содержимое на столик, выпало письмо, и как раз упало прямо адресом ко мне. Я отложила сумку в сторону, совершенно забыв про помаду, и, сдвинув брови, подняла письмо поближе к глазам. Вся моя корреспонденция приходила на старую квартиру, где живет моя мама, раз в неделю мы созваниваемся, и если есть какие-то письма для меня, я приезжаю и забираю их. Сюда мне никогда никто не писал. Но это письмо было адресовано действительно мне, но обратный адрес был мне совершенно не знаком, как и имя отправлявшего, разве что фамилия. У нас одна фамилия. Ладно, сейчас мы его откроем и посмотрим, что к чему. Но распечатать конверт я не успела, в дверь раздались настойчивые звонки. Оставив письмо на столике нераспечатанным, я мигом сгребла все обратно в сумочку, накинула плащ и открыла дверь моей уже заждавшейся подруге.

Из клуба я вернулась уже утром. Как хорошо, что сегодня суббота! Я кое-как добрела до кровати и почти сразу же вырубилась. Когда я проснулась в три часа дня, я чувствовала себя совершенно разрушенной, почти стертой в порошок, абсолютно ничего не хотелось делать, к тому же трещала голова (не от выпитого накануне, а от усталости, которую даже сон не смог разогнать). Обычно каждую субботу я делаю уборку в квартире, но сегодня я отказалась от этой мысли, решив позволить себе понежиться в удобном кресле у телевизора, что мне так и не удалось сделать вчера. Как только я уселась, я вспомнила про письмо. Не знаю почему вспомнила, скорее всего мой взгляд пару раз падал на столик, когда я пыталась глазами отыскать пульт от телевизора, постоянно куда-то пропадавший. Взяв письмо, я вернулась в кресло. Теперь мне никто и ничто не помешает его распечатать, – подумала я про себя, вытаскивая из конверта несколько больших листов, исписанных мелким, но сносным почерком. И кому было не лень столько писать мне, совершенно незнакомому человеку, и притом из какого-то села…

Разложив у себя на коленях пронумерованные листы, я принялась читать.

Вот что я поняла из прочитанного. Оказывается, у моего отца был двоюродный брат, с которым в детстве и юношестве они сильно дружили. И вот этот двоюродный брат, узнав, что у моего погибшего отца были дети ( то есть, я), решил найти меня и написать письмо. Я у него была единственной дальней родственницей, и к тому же я была дочерью его брата и лучшего друга, которого он потерял много лет назад. В общем, он как-то в общих чертах описал, как дорог ему был мой отец, потом начал рассказывать про себя, свою семью. У него было два сына: один на год младше меня, другой на год старше; и дочь, на два года меня младше. Даже сквозь строки явно было видно, что он гордится своими детьми, почему-то мне это понравилось. Не каждый родитель в наши дни может позволить себе гордиться своими детьми. А он может, вероятно, есть на то причины.

Далее мой отыскавшийся дядя описывал, как они живут, кто чем занимается, где работает он, его жена, где учатся дети. Честно говоря, эту часть письма было не очень интересно читать, так как она была написана тем обыденным языком, которым обычно приходится разговаривать с незнакомыми людьми, рассказывая о себе совершенно банальные вещи. Эту часть письма я читала через строчку-две. Потом мой дядя плавно перешел к описанию местности. Из чего я поняла, что они живут в пригороде Белгорода, у них собственный дом, в пяти минутах ходьбы от дома небольшая речка, за ней большой луг, за лугом лес, за лесом меловая гора… (у него описание получилось, конечно, намного лучше, чем мое краткое описание, приведенное здесь)… Короче, кругом зелень, мало машин и свежий воздух.

Судя по манере изложения, мой дядя был простым, добродушным, но строгим человеком. В конце письма он посочувствовал мне по поводу того, что я росла без отца. Всю вину он свалил, (даже не свалил, а как-то аккуратно уложил стопочкой) на доброе имя моей матушки, что это именно она не позволила моему отцу видеть меня и лишила меня отцовской любви. Честно говоря, он отчасти прав: отец бросил маму, как только узнал, что она забеременела, но потом, через несколько лет, когда мне было года три-четыре, он вдруг объявился, но мама послала его куда подальше. Также мой дядя настойчиво просил ответить на его письмо и рассказать все обо мне. После пяти листов его письма, написанного так старательно, я просто не могла ему отказать. Что, с меня убудет, что ли?

Письмо я написала в тот же день, потому что знала, что если я это отложу, то потом будет трудно заставить себя этим заняться. Отправила я его по адресу, указанному на конверте, на следующий день.

Не буду говорить, что я не ждала ответа. Это не так. Теперь, когда у меня появился хоть один человек (кроме моей мамы), который хорошо знал моего отца, чтобы рассказать мне о нем. Ведь я была похожа на отца. Так я решила простым методом исключения – моя мама маленького роста, немного пухленькая, у нее светлые прямые волосы, голубые глаза и вздернутый носик. У меня все совершенно по-другому: высокая, стройная, темно-каштановые, немного вьющиеся волосы и темно-зеленые глаза. Да и по характеру она совершенно не такая, как я.

Так что у меня были все основания полагать, что я с моим папашей очень похожи, не только внешне, но и по характеру. Но все равно. Я ни разу его не видела, а было бы жутко интересно посмотреть хотя бы на его старые фото.

Второе письмо пришло примерно через два месяца. Только в этот раз я распечатала его сразу же, как только поднялась в квартиру. Дядя Андрей писал, что они все были очень рады моему письму. Не только он с женой, но и все дети, которые настойчиво просили пригласить меня на лето к ним. Естественно, он меня пригласил, а как же иначе-то? Я этому даже не удивилась. Написала им ответ только через неделю.

Через несколько дней после того, как я отправила второе письмо, мне снова позвонила Вика, моя лучшая подружка. Вместо того, чтобы спокойно поболтать о жизни, о наших, женских проблемах, она как всегда начала рассказывать мне про свою какую-то подругу, может даже и знакомую, которая вышла неделю назад замуж, а теперь жалуется. Я ей посоветовала передать от меня той несчастной, что не надо было в столь цветущем возрасте лишать себя свободы. После этого Вика предложила мне встретиться в баре, отпраздновать сдачу моей сессии и начало летних каникул.